Глава 2. Воспоминания
Однажды, когда мне было лет десять или двенадцать, где-то под рождество я посмотрел в окно и увидел башню с высоким, острым словно игла шпилем, причём эта башня каким-то неведомым мне образом перемещалась. Рядом с башней росло невиданное мною дерево из полупрозрачного красного стекла. Возможно, это было не стекло, а самый обычный леденец, но это предположение звучало слишком по-детски. А вокруг башни, по узкой резной лесенке резво сновал туда-сюда какой-то небольшой человечек в зелёном костюме и ярко-красных туфлях и такой же красной шапочке набекрень.
Едва я взглянул на этого странного человечка, как вспомнил одну сказку, что читала мне на ночь гувернантка-англичанка, лицо её я к тому времени уже позабыл. Я подбежал к окну и, привстав на цыпочки, выглянул поскорее, пока башня не скрылась из виду. Как я и ожидал, башня вместе с несколькими искусно сделанными деревьями была установлена на широкой повозке, которую неспешно тащили куда-то по улице две ломовые лошади.
Я осознал, как зовут этого человека в зелёном.
— Эррор Флинт, — прошептали мои губы.
— Что ты сказал, Володя? — оторвалась от шитья моя матушка.
— Эррор Флинт, — повторил я. — Так его имя.
— Чьё? — не поняла матушка.
Хотя нет. Всё было не так. Мне тогда было не двенадцать, а тридцать два года, я жил тогда в Петербурге, рядом со мной находилась не матушка, а моя жена, Надя. Был жаркий июль. И повозку с башней и человечком тащили не лошади, а автомобиль с двигателем на электрическом токе. И деревья были из чистейшего стекла, конечно же.
— Чьё это имя? — спросила Надя.
— Этого чудака на самоходной повозке, — ответил я.
Надя посмотрела в окно и почему-то нахмурилась.
— Как странно, — проронила она.
Я же вместе со сказкой вспомнил ещё волшебные слова, которые в ней упоминались. Если произнести эти слова три раза, Эррор Флинт выполнит твоё желание. Но это ведь просто сказка, старая, почти забытая сказка, рассказанная иноземной гувернанткой, которую пришлось уволить за воровство. Или за пристрастие к алкоголю, я уж и не помню, как мне объяснили её исчезновение родители.
— Тайм спэрроу, — тихо произнёс я, чувствуя, что выгляжу глупо.
И в то же мгновение мои губы заледенели от невесть откуда взявшегося потока холодного воздуха. В глазах потемнело. Губы отказывались шевелиться.
— Тайм спэрроу, — сказал я ещё раз, и ещё.
Молчание затянулось.
— И что же Вы попросили, Владимир Михайлович? — не выдержал Андрейка.
— Книгу познания, — мрачно ответил я.
— Книгу познания? — насмешливо отозвалась Элла. — Так ты теперь это называешь?
— Заткнись, Элла, — огрызнулся я.
Не знаю, было ли это на самом деле, или видение было навеяно какой-то продолжительной изнурительной хворью. Но так или иначе, книга оказалась у меня в руках. Это была особенная книга. Её можно было открывать лишь в определённые дни и в этот день можно было прочитать лишь одну-единственную страницу, напечатанную удивительным шрифтом.
Пятнадцать лет спустя с помощью книги я сделал так, что в наш мир явилось существо, которое выглядело словно молодая соблазнительная женщина. Я называл её Эллой.
— Так вот, значит, как всё было?
— Дурак ты, Андрейка, — разозлился я.
Наверное, не стоило предаваться воспоминаниям.
Я почувствовал головокружение. Мир опять померк.
Откуда-то издалека, из темноты раздавались голоса. Поначалу я даже не понимал смысла слов.
— Сам виноват, вчера, верно, вляпался в слизь… — это был женский голос.
— Но что же делать? Как помочь? — молодой мужчина, может быть, юноша, был явно обеспокоен. Он слегка заикался.
— Ничего, скоро Владимир Михайлович придёт в себя. Если бы такую глупость совершил ты, Андрейка, пришлось бы отрезать твои руки по самые плечи. Но в данном случае нам остаётся только ждать. Пару часов или пару дней…
Снова странные видения овладели мной. Они проносились мимо, и я не знал, кто я и как здесь оказался. Я увидел себя на широкой кровати, застланной шёлковыми простынями, а рядом — обнажённую женщину с прекраснейшими формами. Потом я очутился вдруг в каком-то сыром подземелье, на полу был начертана окружность и пересекающиеся линии, в местах пересечений ярко горели свечи. Вдруг я оказался на кладбище, перед серым могильным камнем. Вокруг какие-то люди со скорбными лицами. На камне я прочитал имя своей любимой жены. Да, Надя умерла… Затем я снова увидел пляшущего, кривляющегося человечка в зелёном костюме. Он подмигнул мне. Следующее видение — металлический поднос, на нём — стеклянный шприц, резиновый жгут, спиртовка… И от подноса исходит сладкий, дурманящий и такой знакомый запах… Прекрасный до дрожи запах…
— Спи, — сказала Элла.
И всё исчезло.
Глава 3. Деревня Кущи
Солнечный луч пробился через щель в ставнях и ударил меня по глазам. Я понял, что уже не сплю, причём уже, наверное, давно. Тело затекло, руки и ноги занемели. В голове проносились обрывки странных видений.
Я сел на постели, поставил босые ноги на бревенчатый пол. До меня не доносилось никаких звуков, казалось, мир просто вымер. Но как только я подумал так, как дверь скрипнула, и я увидел Андрейку.
— Доброе утро, Владимир Михайлович, — безрадостно поздоровался он.
— Здравствуй, Андрейка, — ответил я, принимая от него горячую тарелку с кашей.
Аппетита не было, я с трудом заставил себя проглотить пару ложек. Андрейка тем временем принёс мне свежее бельё. Принимая его, я поинтересовался:
— Это было вчера?
— Нет, — отозвался он. — Уже прошло три дня. А кто такая Надежда?
Надя… снова я словно воочию увидел её красивое тело, возлегающее на шёлковых простынях, причём неизменно спиной ко мне. Прекрасная спина, волнующие женские изгибы… Андрейка, видно, почувствовал, что спросил лишнее, засуетился и направился вон, но я ответил:
— Моя жена. Она умерла.
Прошлое всё не хотело отпускать меня, щупальца былого то и дело касались меня, тревожили память и отравляли душу.
Выйдя на двор, я услышал злобное рычание. Но не собака с оскаленными клыками бросилась ко мне навстречу. Это было ужасное подобие человека на четвереньках. Андрейка отогнал тварь грозным криком, я же с изумлением и грустью опознал в ней некогда грозного Яниса. Он полностью утратил людское подобие, а прыгал и катался по земле, словно дворовая шавка. Цепь противно грохотала при каждом его движении, шею охватывал ошейник. Чуть поодаль я увидел в таком же состоянии товарищей Яниса, Гейгера и Ковальского. Все трое были в лохмотьях, лица искажала безумная и злобная гримаса.
Андрейка меж тем спокойно занялся делами по хозяйству. Когда он начал кормить наших преследователей, плеснув им в тарелки какие-то помои, я не выдержал и спросил:
— Тебя это совсем не удивляет?
Андрейка незлобно ткнул носком сапога лакающего из своей тарелки Ковальского и ответил:
— Нет. Гипнотическое внушение, только и всего…
— Ты полагаешь, всё можно объяснить с позиций материализма? — с усмешкой поинтересовался я.
— Конечно, — просто ответил Андрейка, посмотрев на меня светло-серыми глазами.
Грузный Гейгер вдруг залаял, рванул свою привязь и оборвал её. Андрейка замахнулся палкой, Гейгер жалобно заскулил, подбежал к Янису и начал обнюхивать ему зад. Я почувствовал отвращение ко всей вселенной и ушёл в дом.
Посреди комнаты, на прочном дубовом столе, словно царь на троне, возвышалась пузатая бутылка, судя по всему, с самогоном. Будто это могло бы утешить меня, в моей ситуации! Неужели надо мной опять насмехаются…
Вечером я решил прогуляться. Улочки деревни выглядели совсем обезлюдевшими. Видимо, наше появление произвело нехорошее впечатление.
Вдруг я услышал какой-то шум. Старческий дребезжащий голос что-то сипло пел. Янис забеспокоился, зарычал и начал рваться на цепи. Я увидел старосту, Фома Лукич выглядел совсем иначе, нежели несколько дней тому назад. Он был одет во всё чёрное, всклокоченные седые волосы развевались по ветру. Он прошёл мимо нас, размахивая чёрной палкой с грязной тряпкой наверху. Из его жуткой песни я смог разобрать только: «Ох, мама упала, ух!», повторяемое бессчётное множество раз.
— Что с ним? — спросил я, проводив его взглядом.
— Внезапное просветление, — усмехнувшись, пояснила Элла. — Фома Лукич решил сменить вероисповедание, вчера на закате провёл чёрную мессу.
— С какой стати? — изумился я.
— Сие мне неведомо, уж я-то тут ни при чём.
Подошедший Андрейка скупо поведал, что сельчане с радостью приняли нововведения, деревенский поп бросил дом и убрался восвояси, а духовным наставником выбрали старосту. Кукушкин выглядел как-то неважно, наверное, плохо спал.
— Но мы же скоро отправимся в путь… а как же они? — я обвёл рукой по кругу.
— А они… — Элла улыбнулась, прищурившись. — А они останутся с тем, кто вложил им в головы подобные идеи.
Она приказала Андрейке собирать вещи и готовить машину к выезду к завтрашнему утру. Когда протоиерейский сын ушёл, я решился задать Элле давно мучивший меня вопрос:
— Когда мы будем на месте, нам ведь понадобится…
— Андрейка, — перебила Элла.
Её изумрудные глаза смотрели на меня насмешливо.
— Андрейка?
В воображении на мгновение возник образ: бедный Андрей Кукушкин с побледневшим лицом, вокруг что-то красное.
— Мне кажется, что судьба свела нас неспроста, — добавила Элла. — Впрочем, если этот вариант вас, Владимир Михайлович, по каким-либо причинам не устраивает, то выбирайте сами. В деревушке живёт семь девиц на выданье, выбирайте, сделайте милость.
Больше я к этой теме не возвращался.