В зале было уже много народа, царило какое-то ненормальное оживление, Шерстню даже показалось, не зря ли он сегодня сюда пришёл. Почти все мужчины были в костюмах и галстуках.
— Елен, сегодня что, какой-то праздник?
— Шерстень, ты опять всё забыл! — засмеялся Елен.
— Что-то у тебя плохо с памятью, — поддакнул подошедший Строков. — В прошлый год было то же самое.
— И, как в прошлом году, Чумак остался дома, дуется на весь мир, а когда у него приступ депрессии, он играет сам с собой в карты, в бридж.
Друзья заняли места, посредине сел Строков, одесную — Елен. Шерстень повесил свою курточку на спинку кресла и остался в джинсах и чёрной рубашке, не очень, кстати, свежей.
— Строков, посмотри, сколько здесь женщин! — завосхищался Елен, глаза его возбуждённо вспыхнули.
— А как твои взаимоотношения с Машей? — скептически усмехнувшись, поинтересовался Шерстень.
— Нормально. Недавно был с ней в гостях у Дэна.
Шерстень хмыкнул. Строков пока зачарованно наблюдал за одной черноволосой девушкой, к его отчаянью, не обращавшей на него никакого внимания. Елен наоборот, рыскал глазами по ордам амазонок в бальных платьях, выискивая самую большую грудь. Шерстень размышлял о своём непраздничном виде и твёрдо решил вскоре незаметно ускользнуть.
Заиграла музыка, ведущие бала (которых все терпеть не могли) объявили, что кавалеры приглашают дам, Елен и Строков с радостными криками ринулись в женские толпы за добычей, Шерстень остался один. Конечно, черноглазая красотка отказалась танцевать вальс со Строковым, но незадачливый влюблённый мигом нашёл себе другую партнёршу. По натёртому до блеска паркету грациозно заскользили вальсирующие пары. Внимательно следя за танцующими, Шерстень взял со стола бокал с шампанским, но не успел даже пригубить этот священный напиток, как кто-то дотронулся до его плеча. Он поднял голову и встретился глазами с девушкой, приглашавшей его на танец. Словно околдованный, Шерстень даже не мог сказать: «Извините, я не танцую». Он отставил бокал и увлёкся за девушкой в вальс. У неё были тёмно-рыжие волосы, небольшой изящный нос, тонко накрашенные губы.
— Простите, как вас зовут? — пролепетал Шерстень.
— Наташа.
(Уймитесь, ревнивые, это была вовсе не ваша Наташа!)
— Вообще-то я не танцую, особенно вальс. Как у меня получается? Может, надо ещё подрыгивать ногами?
Она сдержано улыбнулась.
— Нет, не надо. У тебя очень даже неплохо получается, Шерстень.
Она была на полголовы его ниже. Он смотрел ей в лицо и как бы мимоходом отмечал, что у неё очень красивые серые глаза. Она улыбнулась. Внезапно Шерстень почувствовал, что их тела слишком сильно соприкасаются. Бог ты мой, её грудь! Весь мир вращался вокруг них. Как приятно прижимать её к себе за талию… Шерстня бросило в жар. Её глаза и его глаза… Вселенная исчезла, и они летели вдвоём в снопе небесного света. Её грудь, живот, бёдра, глаза, её рука, нежно сжимающая его руку… Её губы, такие манящие…
Но музыка закончилась. Миг счастья исчез. Раскрасневшиеся пары расходились, распадались.
— Спасибо, — еле слышно сказала Наташа и оставила Шерстня в одиночестве посреди зала.
Шерстень вернулся на своё место с непроницаемым лицом. Каждый нерв его всё ещё помнил прикосновение тела девушки, изгибы её тела, запах её кожи, волос, духов…
Елен и Строков запихивались бутербродами и булочками.
— Браво! Глядя на вас, мне показалось, что вы трахаетесь, — грубо, в своей обычной манере, сказал Елен.
— Её зовут Наташа, — сообщил Строков. — Она училась вместе с Хортовой.
— Я помню, — кивнул Шерстень. — Я помню…
— Схожу помочусь, — сказал Елен.
— Я с тобой, — вскочил Строков.
Стоя в туалете возле писсуаров, Строков посвистывал, а Елен в такт постукивал каблуком по кафельному полу. Потом, задержавшись у зеркала, чтобы причесаться, Строков произнёс:
— Вот незадача, как Шерстня контузило!
— Ничего, как верные друзья, мы ему поможем.
Вернувшись в зал, Елен предложил:
— Шерстень, тут такая невообразимая скука, поэтому идём пить ко мне домой водку.
Шерстень тяжело вздохнул. Он не хотел пить водку, но из уважения к своим верным друзьям он пошёл пить водку домой к Елену, и он пил водку, хотя не умел и не любил пить водку. К своему удивлению, он долго не пьянел, и он всё ещё вспоминал ясные серые глаза Наташи. Но потом он всё-таки напился до свинского состояния, Строков и Елен подхватили его под руки и повели домой. По дороге они разбили пару фонарей, пописали втроём под боковую стену муниципалитета и написали там же нехорошее слово большими буквами.
— Добрый вечер, мадам Шерстнева! — горячо улыбаясь, сказали Строков и Елен маме Шерстня. — Вот ваш сын. До свидания, мадам Шерстнева, спокойной ночи!
— Так! — сказала мама Шерстня, интересная седовласая женщина с хорошими манерами.
— Мама, всё под контролем, — успокоил маму Шерстень и упал на пол.
22.11.1998
Сплетни о Шерстне
— Привет, Чумак! Как поживаешь?
— Привет, привет! — Чумак безо всякого интереса пожал руку Елена, потому что был занят делом чрезвычайной важности: он внимательно разглядывал оголённые почти по всей длине ноги девушки, которая проходила мимо.
— Привет, Елен! — вдруг очнулся Чумак, и небритая щербатая улыбка ярко озарила его лицо. Чумак крепко пожал другу руку, а потом они пошли вместе по главному проспекту города, усеянному красивыми жёлтыми листьями.
Светило ласковое осеннее солнце, дул освежающий осенний ветерок, уличная жизнь текла вяло и неторопливо.
— Хочешь пива? — быстро спросил вдруг Чумак.
— Ты знаешь, Чумак, у меня сейчас проблемы с деньгами, — пожаловался Елен.
— У меня тоже нет денег, — радостно признался Чумак. — Как тебе нравится эта дурочка?
Друзья проследили взглядом за кокеткой в джинсовых шортах и ярко-оранжевой футболке.
— Ничего, — произвёл оценку Елен. — Очень даже ничего.
— Елен, можно я ещё раз пожму твою руку? Вот именно, что ничего, ничего особенного!
Елен хмыкнул. Они двигались дальше.
— Как дела в Министерстве здравоохранения? — поинтересовался Чумак.
— Ничего нового. Министр — полный болван, и, по всей видимости, даже не подозревает этого.
— А как поживает малыш Шерстень?
— Как обычно, наверное, — Елен пожал плечами. — А вот меня сегодня один просиживатель штанов назвал господином Хеленом. С трудом удержался, чтобы не сказать ему какую-нибудь грубость…
— Да, это ты умеешь, — подтвердил Чумак.
— Как мне всё это надоело. Как только невежды не коверкают мою фамилию! Чаще всего я слышу какое-нибудь женское имя: Эллен или Хелен. Но я не согласен даже на господина Илена с правильным ударением! — гневно закончил он.
Чумак ненадолго задумался.
— А ведь по новым грамматическим правилам твою фамилию действительно нужно читать как «Илен»…
— Срать я хотел на все правила! — вспылил Елен. — И на тех, кто зарабатывает большие деньги, выдумывая все эти дурацкие правила!
— Давай-ка присядем, — предложил Чумак. Они сели на скамейку, на одном конце которой два безобидных старичка азартно играли в шахматы. Елен аккуратно поставил между ног свой новенький кейс красного цвета (в кейсе находилось пять номеров толстенного журнала «Гинекологический вестник»).
— Не хочешь сейчас зайти к Шерстню, если он так тебя интересует? — прищурился от солнечного света Елен.
Шерстень в одних трусах стоял в ванной комнате и задумчиво водил мягко гудящей электрической бритвой по скулам и подбородку, через одно плечо у него было перекинуто влажное полотенце. Потом он оросил лицо одеколоном, причесался и прошёл на кухню. Там он выпил полстакана молока, с сомнениями поглядывая на настенный календарь. «Пятница», — думал Шерстень.
— Сегодня какой день недели? — спросил почему-то Чумак и, прежде чем Елен успел открыть рот, сам себе ответил:
— Пятница. День Венеры.
— Ну, и что?
— Скорее всего, сейчас наш тихий, скромный Шерстень спешит на свидание к Фрой.
Шерстень провёл несколько раз пилочкой по ногтям, остался доволен результатом. Присев перед шкафом, он выбрал носки, потом, поднявшись, — свежую сорочку. Одевшись, он ещё раз зашёл в ванную, чтобы напоследок почистить зубы.
— Ты скоро вернёшься? — спросила его мама, мадам Шерстнева, когда он открыл дверь.
— Не знаю, — обернулся Шерстень.
Спускаясь по лестнице, он просунул руки в рукава лёгкой курточки и вышел на улицу.
— К Фрой? Откуда тебе это известно? Вот уж никогда бы не подумал!
Чумак грустно покачал головой.
— Даже не знаю, можно ли тебе это рассказывать, Елен… Я узнал это от Лес Фрой.
— Современные девушки совсем потеряли чувство стыда, — возмутился Елен. — Делиться интимными сторонами своей жизни с каждым встречным, пусть даже это будешь ты, Чумак!
Шерстень вышел из лифта и позвонил в дверь. Она почти сразу же отворилась, и перед ним предстала та, ради которой он пришёл сюда.
— Я тебя ждала, мой мальчик! — она обняла его за шею и поцеловала снизу в подбородок.
Он почувствовал тонкий аромат духов, улыбнулся. Фрой ласково потрепала его по щеке.
— Привет, Вэл.
Чумак помрачнел.
— Я не говорил тебе, что Лес Фрой рассказала мне о своём романе!
— Не понимаю, — Елен почесал в затылке. — Как это может быть?
— Шерстень встречается с её матерью, Валерией Фрой…
— С мадам Фрой?! Она же в два раза старше его!
— Нет, не в два, а немного меньше. Ей ещё нет сорока.
— Но всё равно, это же немыслимо, — кипятился Елен. — Ты хочешь сказать, что мой друг Шерстень спит с пожилой женщиной, которая ему в матери годится?!
Елен сказал это довольно громко, и его услышали шахматисты.
— Ты слышал? — спросил один старичок.