— Да, — сказал Джим. — Вы заметили, сколько развелось попрошаек в нашем городе? На каждом углу тебя хватает за рукав вшивое, скулящее создание… Вы знаете, раньше я всегда давал этим несчастным завалявшиеся в кармане медяки, но сейчас… Мне самому впору протягивать за подаянием руку…
— Если правительство всё в дерьме, обворовывает свой же народ, то о каком же счастье может идти речь? — возмутился Джек.
Чик поднял грустные глаза от тарелки и робко спросил:
— Помните, о чём мы мечтали ещё в Университете?
— А-а-а, — протянул Джим. — Ты о компьютере?
— В задницу компьютер, — сказал Джек. — Я лично мечтал о длинноногих грудастых девушках.
— Да, Чик, я, несмотря на все превратности судьбы, купил-таки компьютер, хотя это и больно ударило по бюджету моей семьи. Я копил буквально по монетке…
— И? — на лице Чика появилось выражение огромной заинтересованности, глаза его алчно сверкали.
— В жопу компьютер.
— Но мне пришлось почти сразу же его продать, — грустно закончил Джим. — Не хватало денег на свадьбу.
— Ты женат? — гнусаво спросил Джек.
— Увы! Джанет оказалась вовсе не такой, какой я её считал. Она оказалась сущей стервой. Пилит меня каждый день за каждую выкуренную сигарету.
— Ты так и не бросил курить, — сказал Чик.
— Она так любит тебя и твои лёгкие? — сказал Джек.
— Джанет любит не меня, а деньги, те жалкие крохи, которые я зарабатываю с огромным трудом. А как обстоит дело с вашим семейным положением?
— Никак, — тихо отозвался Чик.
— Каждую неделю хожу к одной и той же проститутке, — рассмеялся Джек. — Но она не хочет делать мне никаких скидок! Кстати, где вы работаете? Чик, ты же был гордостью нашего Университета, тебе все пророчили блестящее будущее? Ты уже заработал свой первый миллион?
— Нет.
— Не стесняйся, Чик. Мы же твои друзья, — ласково произнёс Джим. — Поделись с нами своими достижениями!
— Никаких достижений нет, — глухим, неживым голосом ответил Чик. — После Университета я долго не мог найти работу. Но мне повезло, я устроился программистом в фирме, название которой вы все хорошо знаете…
— Счастливчик! — завистливо крикнул Джек.
— Но я не проработал там и месяца. Сейчас я живу на пособие по безработице.
— Не могу в это поверить! — изумился Джим. — Ты, программист от бога…
— В задницу… — немедленно отозвался Джек, сливая в свой стакан остатки спиртного.
— Странно, — сказал Джим. — Хотя в нашей сумасшедшей стране всё возможно. А я работаю в Университете, не скажу кем, но денег мне всё равно не хватает. А ты, Джек?
— Что? — Джек оторвался от стакана.
— Чем ты занимаешься?
— Пиво, — кратко ответил Джек. — Я схожу за новой бутылкой.
Покачиваясь, он вышел. Джим с интересом рассматривал бледнеющее во мраке комнаты худое лицо Чика.
— Ты так и не отказался от своих атеистических взглядов? — спросил Джим.
— Я поверил бы во что угодно, если бы от этого мой кошелёк утяжелился на несколько монет.
— Сочувствую.
Вернулся Джек, в каждой руке у него было по полной бутылке. Они выпили ещё раз.
— Итак, я делаю вывод, — сказал Джим, — что никто из нас троих так и не видел счастья, выражающегося в энном количестве государственных денежных знаков.
— В этой засранной нищей стране… — Джек замолчал. Вечеринка продолжалась.
Часов в одиннадцать они начали прощаться.
— Вы не можете одолжить мне немного… — заикнулся Чик. Джек и Джим соболезнующе переглянулись.
— Да о чём может быть речь! — Джим достал из кармана пухлый бумажник.
Потом они вышли на улицу, огромный чёрный дом в пять этажей среди белых сугробов выглядел просто великолепно.
— Неплохой у тебя домишко, — заметил Джим, Джек возмутился:
— Знал бы ты, сколько я плачу за его содержание…
Они остановились у новенького ультрасовременного «Мерседеса», Джим достал ключи.
— Тебя подбросить? — спросил он у Чика.
— Нет, спасибо, не надо. Я, наверное, долго не смогу отдать вам долг…
— Да не волнуйся, — успокоил друга Джим.
Чик, закутавшись в старый тонкий плащ, пошёл домой. По пути он заскочил в один из магазинчиков, которые не закрываются целыми сутками. «357 магнум», — бросил Чик продавцу, расплачивался он одолженными у друзей деньгами. Возвратившись домой, он успел захлопнуть дверь перед самым носом разъярённой квартирной хозяйки. Потом Чик достал из-под кровати тяжёлый «кольт», зарядил его купленными патронами и засунул дуло в рот. Он обрёл своё счастье.
Май 1997
Тринадцать
…Они создавали обряды из мифов, сочинённых поэтами,
И наконец объявили, что всё на земле сотворили Боги.
И люди забыли, что Все божества живут в их груди.
Холодный дождик надоедливо и однообразно накрапывал уже несколько часов, и именно по этой причине я задержался в клинике дольше обычного. Я ещё не успел познакомиться со всеми больными, и поэтому решил посвятить этому выдавшееся свободное время. Вытащив наугад из шкафа несколько папок, я развалился в кресле и нажал кнопку. Так как мисс Ростоф давно уже ускакала домой, то в дверях появилась широкая фигура санитара Джонсона. Этот бывший «зелёный берет» с покровительственной ухмылкой оглядел меня, перегнал зубочистку в угол рта и негромко рявкнул:
— Сэр?
— Джонсон, я хотел бы с вами посоветоваться. Я ещё плохо знаю наших пациентов, не могли бы вы мне дать краткую информацию о некоторых из них?
Джонсон осклабился, он понял, что доку скучно, и он хочет поболтать с одним из дуриков. Я расположил карточки в алфавитном порядке и прочитал первую фамилию:
— Аманда Фридрихсон.
Зубочистка перелетела в другой угол рта.
— Плохой выбор, сэр. Эту старушенцию уже ничего не интересует, кроме еды. А двадцать лет назад она убила своего мужа. Взяла опасную бритву, наточила её…
— Джеймс Мэдисон.
— Этот считает себя четвёртым президентом. Говорит только о Конституции, которую знает назубок, и всячески осуждает любые поправки последних пятидесяти лет к ней. Довольно нудный тип.
— О, чёрт! Сколько у нас всего президентов?
— Двенадцать, сэр. И ещё три Наполеона Бонапарта, один Рамсес Великий, восемь английских королей различных эпох и один Император Вселенной. И все они такие же мерзавцы, как и настоящие политики: в столовой стараются выхватить кусочек побольше и повкуснее и плюнуть в чужую тарелку. Только Юлий Цезарь…
— Спасибо, Джонсон, — я с надеждой посмотрел в окно, но дождь, похоже, только усилился. В руках у меня осталась всего одна папка, и я не возлагал на неё особенных надежд.
— Адам Профит. Хм, он что, действительно пророк[3]?
— Да, сэр. Это имя дал ему док Хэмфри, так как мы ничего не знаем, кто он и откуда. Сам он называет себя Апорит.
— Апорит? Что это значит?
— Не имею ни малейшего понятия, сэр. Этот профит возомнил себя кем-то вроде Иисуса Христа. К нам его привезла полиция после того, как он попытался совершить жертвоприношение…
— Какое жертвоприношение?
— Человеческое. Док Хэмфри много говорил с Профитом. Сейчас он совсем безопасен, мне кажется.
— Вот что, Джонсон. Приведите-ка его сюда. Если он ещё не спит, конечно.
Через несколько минут в кресле напротив меня удобно уселся молодой человек в опрятной светло-зелёной пижаме, щёки и подбородок его были гладко выбриты, а взгляд чёрных очей с вежливым интересом следил за мной. Санитар Джонсон остался за дверью. Каракули в карточке Профита не смог бы разобрать и Жан Шампольон, но мой почерк, признаюсь, не лучше.
— Привет, Адам.
— Добрый вечер, док. А где же док Хэмфри? — он был явно удивлён и обеспокоен. На его правой скуле я увидел старый, почти исчезнувший кровоподтёк.
— Он уже не будет работать тут.
— А, он умер! — правильно догадался он. — Примите мои соболезнования.
— У вас с ним были хорошие отношения?
— М-м-м, — он почесал подбородок указательным пальцем, — я его не любил.
— Почему?
— Он был голубой, — честно признался он.
Разговор принимал более чем щекотливый характер, а если принять во внимание фотографии, которые я обнаружил в столе дока Хэмфри, то… Я поспешил переменить тему:
— Что такое Апорит?
Его жиденькие брови сердито нахмурились.
— Вы неправильно произносите, док. Нужно «Оапоарит».
Не уверен, что мне удалось правильно передать то, что он сказал. В одном я уверен точно — этого слова, как и других, которые он упоминал, никогда не существовало ни в одном известном языке (впоследствии я разговаривал со многими лингвистами).
— И что же это значит?
Он лукаво улыбнулся, так взрослые усмехаются наивным вопросам детей.
— То же, что и Профит — Пророк.
— А, понятно, — протянул я, одновременно делая наброски на чистом листе бумаги. — И что же вы пророчествуете?
— Я не пророчествую. Я назвал приблизительный перевод моего истинного имени Апорит.
— Ясно, — кивнул я.
— Я — посредник.
— Между кем?
— Между миром людей и Тринадцатью.
— Простите, кто такие Тринадцать?
— Тринадцать богов, конечно же, — всем своим видом этот Профит-Апорит показывал, что я ему наскучил, он даже зевнул.
— Почему же тринадцать, а не, к примеру, двенадцать?
— Тринадцать — священное число, — хмуро сообщил он. — Я могу идти?
— Погодите, Адам. Я вам тоже не нравлюсь? Почему?
— Вы мне не верите. Вы думаете, что я обыкновенный псих.
— Нет, подождите, — я попытался восстановить внезапно утраченное доверие. — Расскажите, во что я должен поверить?
— Вы никому ничего не должны, док. Но почему-то вы наотрез отказываетесь верить в Тринадцать богов, существование которых такая же истина, как что вы сейчас разговариваете со мной.
— Что у вас в кармане, Адам?