О, Морна! Моя милая леди! Я лечу к тебе!
Ресторан «Краунз», в котором Морна работала официанткой, располагался на последнем, девятом, этаже одноимённого отеля. Я покружил немного, потом мои ноги коснулись мраморных плит, и я, всё ещё оставаясь невидимым, вошёл в главный зал ресторана. Яркое освещение ослепило меня, и я поскорее прижался к стене, отступил в самый тёмный угол. Безликие люди за столиками неторопливо чавкали, переговаривались, звенели вилками, ножами и другой посудой, между ними порхали похожие друг на друга, как капли воды, официантки. Морна, моя леди, где ты? Будь проклят этот яркий свет! И ещё этот запах мертвечины… Я медленно отступал к выходу на балкон, который опоясывал весь девятый этаж, но тут мои ноздри вздрогнули от радостного возбуждения. Она!
Морна приняла заказ у какого-то заплывшего жиром мужчины, спесиво выставляющего унизанные золотыми кольцами пальцы (его спутницу, блондинку с развратным оскалом рта, эти кольца, по всей видимости, интересовали больше всего на свете — она не сводила с них глаз). Я подошёл к своей леди вплотную и с упоением дышал ароматом её волос, её тела. Затем я бесшумно, шаг в шаг, последовал за ней, подождал, пока она передала заказ, а когда Морна на мгновение задержалась у зеркала, я крепко обнял её сзади. Любая девушка на её месте завопила бы от ужаса, но только не Морна! Её тело напряглось, потом расслабилась, и на её губах появилась почти незаметная улыбка.
— Это ты, — счастливо прошептала она, потрепав меня за волосы (со стороны это выглядело, будто она поправляет собственную причёску). — Тебя не было два месяца, Доркхан…
Два месяца! Я думал, всего несколько дней… Время летит так незаметно… Но в голосе Морны звучал упрёк, и я почувствовал себя виноватым. Я нежно поцеловал её в шею и с сожалением разжал объятия.
— Иди за мной, Доркхан, только прошу тебя, не налети на какой-нибудь столик и не сбей кого-нибудь с ног…
Едва она сказала это, как мне сразу же захотелось перевернуть, по крайней мере, несколько столиков или всего лишь выдернуть из-под какого-то жирного пузана стул, чтобы посмотреть, как он барахтается на полу. Но я удержался.
Итак, я шёл за Морной, которая продолжала работу, и переговаривался с ней, со своей леди.
— Два месяца, Доркхан! Я думала, что ты исчезнешь навсегда.
— Наверное, моя красавица, это так и произойдёт, — пошутил я. — Твой Доркхан исчезнет без лишних слов.
Морна погрустнела.
— Но ведь я не сойду с ума, как бедняжка Мэрион?
— Мэрион? — я был немного сбит с толку. — Ах, Мэрион!
— Доркхан, сукин сын, только не говори мне, что ты уже забыл свою первую возлюбленную!
Я несильно дёрнул её за волосы:
— Моя леди не должна говорить мне таких слов! А Мэрион — что ж, она была такой молодой, как покинула этот мир…
— Доркхан! — мужчина за ближайшим столиком вздрогнул и разлил немного вина на скатерть. — Мэрион жива! Она сейчас находится в психиатрической клинике.
— Что ж, тем лучше для неё. Кажется, я её припоминаю… У неё на правом бедре была родинка…
— Болван! Это у меня там родинка, Доркхан! Надо будет навестить Мэрион на выходных. Я слышала, ей уже гораздо лучше. Эй, я вижу твою руку! Словно смутная тень…
Мы находились как раз в центре зала.
— Эти проклятые новые лампы! — я разозлился. — Ладно, я ухожу. Прощай, моя леди!
— Погоди, я выйду с тобой на балкон.
На небе сияла луна в окружении множества звёзд. Ослепительное пиршество осталось внутри, а на огромном балконе не было ни души, кроме нас с Морной.
— Покажись, — попросила она. — Я хочу увидеть тебя.
Я выполнил её просьбу. Морна просияла и взяла мои руки в свои ладони.
— Ты же совсем не одет, — рассмеялась она.
— Но штаны-то на мне. Леви Штраус — лучшие в мире джинсы!
— Доркхан, может, тебе подарить пиджак?
— Если тебе это будет приятно — подари, — разрешил я.
Морна взглянула на часики.
— Мне осталось всего три часа, Доркхан… Ты встретишь меня у выхода?
Я опять накинул на себя тень и ускользнул из её рук.
— Не знаю, — я весело рассмеялся.
— Но ты ведь прилетишь ко мне?
— Не знаю, — я рассмеялся во второй раз, а потом спрыгнул с балкона. Морна вскрикнула.
— Я опять увидела тебя, увидела тень.
— Неважно, — я взлетел повыше и повис в некотором отдалении. — Другие меня не увидят, поверь мне.
— Но ты вернёшься? — я увидел, как на глазах Морны блестят слёзы. С чего бы это она?
— Не знаю! — крикнул я. — Я вспомнил Мэрион! Её фамилия Макфергус!
И я улетел. Морна продолжала стоять на балконе, обеими руками сжимая перила, и улыбалась, глядя куда-то в ночь.
— Болван, — ласково прошептала она. — Макфергус — это же я!
Бертрам Шнайдер вышел из подъезда многоэтажного дома и, тяжело дыша, направился к маленькому толстому человечку, раскинувшемуся на скамейке. Тот вскочил и мелкими шажками, смешно подпрыгивая, побежал к нему навстречу.
— Ну что, док?
— У них лифт не работает.
— Я так и знал! — толстячок несказанно обрадовался. — А как вам они?
— Уф-ф! Ну и семейка! Их обоих нужно бы забрать в нашу лечебницу. Мамаша приняла меня за полицейского.
— Ну, Матайр, в сущности, совершенно безобидное существо, док. Этот парень любого доведёт до безумия. А Доркхана вы видели? Чёрную комнату?
— Да, чёрная комната… Он так не любит света?
— Солнечного света в особенности. И как вам он понравился?
Шнайдер нахмурил лоб.
— Знаешь, Виктор, он не обратил на меня никакого внимания. Сидел на полу, раскладывал пасьянс.
— Какой пасьянс?
— Клетка, — усмехнулся Шнайдер.
— Клетка? Что-то не припоминаю такого…
— Я пошутил, — устало сказал доктор Шнайдер. — Я не разбираюсь в пасьянсах. Я просто хочу сказать, что в башке у Доркхана словно бы раскладывается бесконечный пасьянс. Разум в клетке.
Он посмотрел наверх.
— Виктор, как ты думаешь, что может означать для меня в данный момент число «девять»?
— Не знаю, док… Может быть, через девять дней вы умрёте, — брякнул толстяк.
— Спасибо, — Шнайдер всё ещё изучал взглядом семнадцатый этаж. — Доркхан сидел на полу, такой маленький и одинокий среди четырёх чёрных стен… В один прекрасный день он спрыгнет вниз с такой головокружительной высоты!
— Как пить дать, док, — поддакнул Виктор.
Через девять месяцев известный психиатр Бертрам Шнайдер женился на прекрасной и умной дочери одного профессора. Впереди у него было девять долгих, хотя и не очень счастливых лет семейной жизни.
24.8.1999
Поцелуй
Маленькая девочка Элиза сидела за столом и рисовала. Её младшему братику было ужасно скучно, он пытался заглянуть в рисунок то с одной стороны, то с другой, но толком увидеть ему ничего не удавалось.
— Элиза, ну дай мне посмотреть! — пищал он, но сестра обращала на него внимания не больше, чем на назойливую муху.
Наконец, она вытерла испачканный углём носик, слезла с высокого стула и, сияя от радости, развернула плод своего долгого творчества перед Петером. На рисунке было изображено пучеглазое и жутко зубастое чудовище, а под ним лежал несчастный маленький человечек, разорванный пополам.
— А что это за пятна? — испуганно прошептал Петер, которому было всего пять лет и который боялся темноты и крыс.
— Это кровь! — возбуждённо сверкая глазами, выкрикнула Элиза. — И на клыках тоже кровь!
Петеру стало страшно, он закрыл глаза, но Элиза ещё больше обрадовалась.
— Он разодрал рыцаря пополам и съел все его кишки! — жутким голосом сказала она.
Петер побледнел, как мел, и прикрыл глаза ещё и ладошками.
— Убери это, убери, — попросил мальчик.
Элиза расхохоталась.
— Ладно, если ты такой трусишка. Я поселю его со всеми. — И она засунула рисунок в свой тайник между столом и стеной, где собрался уже целый зоопарк различных уродов и монстров, созданных детской фантазией. — Эй, ты плачешь, Петер?
— Нет, — сказал мальчик с одним движением руки смахнул две крошечные слезинки.
Элизе стало неловко.
— Не плачь, я расскажу тебе сказку, дурачок!
Они залезли на кровать, Петер, уже забыв о своих страхах, улыбался в предвкушении сказки, Элиза пока же морщила носик и покусывала губки, она никогда не рассказывала одного и того же дважды, а это было нелегко. Наконец, она начала:
— В одном королевстве жила-была принцесса. Её звали Тереза, и она была красива, как ангел.
Элиза спрыгнула с кровати и, описывая небесную красоту только что придуманной принцессы, помогала себе жестами и гримасками.
— Она была стройная, как колосок, и грациозная, как лань, — Элиза крутанулась на месте и украдкой бросила взгляд в зеркало. — У неё были красивые белокурые волосы, ясные голубые глаза, алые губки, в общем, любой принц готов был упасть к её ногам!
Элиза фыркнула, вообразив, как бы рассердилась настоящая принцесса, Маргарита, услышав её последние слова. Маргарита, единственная дочь короля, при дворе которого они жили, ну совсем (даже ни капельки) не походила на сказочную принцессу, и принцы не лежали у её ног.
— А почему они падали? — поинтересовался Петер.
— Они умирали от любви к ней. И вскоре в её королевском парке было девяносто девять золотых надгробий. Конечно, принцессе Терезе было очень жаль всех этих прекрасных и богатых молодых людей, лучших сынов её страны, особенно страдало её чистое и доброе сердце, но она ждала того единственного принца, который приедет к ней на белом коне, поцелует её и будет любить её всю жизнь.
— А зачем — целовать?
— Ты совсем глупый, Петер! Все взрослые так делают! Они целуются, обнимаются и радуются друг другу. А потом они лежат вместе и по очереди рассказывают сказки. А когда у них рождается ребёночек, они вспоминают эти сказки и пересказывают свои детям.
Петер кивнул, ему всё было понятно. Всё, кроме:
— А почему наш папа не рассказывает нам сказок?