евке, за него дадут не меньше двадцати пяти каммэ. Да, я еще не упомянула о нарядах. В сундуке у меня лежат шестьдесят пять кимоно, новехоньких, ни разу не надеванных. Кроме единственной дочери, мне некому их отдать. Моя дочь и ваш сын составили бы прекрасную пару!» При этом вид у вашей жены должен быть такой, как будто она всерьез забрала это себе в голову.
Так будет сделан первый шаг. После этого время от времени посылайте купцу и его супруге недорогие подарки. Они будут вынуждены отвечать вам тем же, так что внакладе вы не останетесь. Затем выберите подходящий предлог и пригласите их сына к себе. Попросите его помочь вам произвести учет в лавке. Пусть взвешивает монеты на весах, подсчитывает их общее количество, проставляет на них клеймо вашего дома и сносит в кладовую. Хорошо, чтобы этаким образом он потрудился у вас целый день.
Вскоре после этого разыщите кого-нибудь из людей, близких к их семье, и потихоньку пошлите за ним. А когда он придет, скажите:
«Моя жена, уж не знаю почему, вбила себе в голову непременно выдать дочь за их сына. Дело-то неспешное, но при случае спросите у них, как они на это смотрят. Могу сказать только одно: за кого бы мы ни выдали свою дочь, она получит в приданое тысячу серебряных тёгинов».
Когда, по вашим расчетам, эти слова дойдут до купца, пошлите к нему человека и велите передать, что вам срочно занадобились деньги, которые он взял у вас в ссуду. Будучи человеком жадным до богатства, он наверняка что-нибудь придумает, лишь бы их возвратить. Так что можете считать, эти деньги у вас в руках. И никаким другим способом вы их не выцарапаете.
Вот какой совет дал этот дока своему незадачливому собрату. На том все разошлись по домам.
Спустя несколько месяцев, как раз перед новогодним праздником, тот явился к своему мудрому наставнику и, радостно улыбаясь, сказал:
– Душевно вам благодарен. Последовав вашему бесценному совету, я на днях получил свои деньги сполна вместе с процентами. Право же, такой кладезь мудрости, как вы, – находка для нашего «Общества одного моммэ».
И, уже собравшись уходить, добавил:
– Да, помнится, я обещал преподнести вам штуку шелка цумуги. Быть может, на сей раз вы соблаговолите удовольствоваться этим?
При этих словах он разложил перед своим благодетелем штуку дешевой бумажной материи «камико».
– Что же до ваты для набивки одеял, то об этом мы потолкуем после Нового года.
Сказав ему так на прощанье, он отправился восвояси.
Дом, где даже соврать нельзя даром
Под Новый год, когда мужчины, «лоб выбрив полумесяцем[84], с прической щегольскою», надевают нарядное платье и выходят на улицу, так и хочется сказать: вот и пришел радостный праздник! А между тем, хоть это и не всегда заметно со стороны, далеко не у всех из них праздничное настроение.
Взять хотя бы вон того незадачливого купца. Перед праздником он оказался в весьма стесненных обстоятельствах и потому решил не отдавать долгов. В последний день года, наспех позавтракав, он накинул хаори[85], заткнул за пояс короткий меч и обратился к жене, которая с утра уже была не в духе, с такими словами:
– В любом деле надобно иметь терпение. Погоди немного, все еще наладится, и ты у меня будешь разъезжать в паланкине, как прежде. А пока возьми немного утятины, что осталась с вечера, приправь ее сакэ и полакомись. Когда нагрянут первые сборщики долгов, отдай им все, что у нас есть, оставь только один кан мелочи для игры в «счастливую веревочку»[86]. А остальным скажи, что денег нет, пусть уходят ни с чем. Ложись в постель и отвернись к стене, чтобы их не видеть.
Наскоро отдав жене такие распоряжения, он вышел из дому. Да разве станут водиться деньги у такого человека? Изо дня в день он торговал себе в убыток и, хотя сам понимал, что так вести дела не подобает, ничего путного придумать не мог. Бедная жена его еще и матерью не стала, а уже успела состариться. Видно, такая уж злая судьба ей выпала.
И вот в канун Нового года, когда каждый медяк на счету, этот купец сунул в мешочек две или три золотые монеты, а также около тридцати моммэ серебром и отправился в чайный домик, где никогда прежде не бывал.
– Похоже, вы еще не расплатились с заимодавцами. Куда ни поглядишь, всюду разбросаны счета, – сказал он хозяйке. – Но в сумме ваши долги, верно, не так уж велики: каких-нибудь два-три кана. Да, в каждом доме свои траты. Мне, к примеру, в одну только мануфактурную лавку пришлось заплатить шесть канов пятьсот моммэ. Жена моя ужас как любит наряжаться, так и норовит меня разорить. Уж лучше бы мне вовсе с ней развестись и тратить деньги на дзёро, но не тут-то было! В третьем месяце она понесла, и нынче утром – выбрала же времечко! – у нее начались схватки. В доме у нас все делается прямо по пословице: ребенка еще нет, а пеленки уже готовы. И кормилицу привели, и трех или четырех повитух позвали, и монаха-ямабуси пригласили, он уже читает молитву, чтобы непременно родился мальчик. Но этого мало – надобно еще раздобыть «пояс тысячи поколений»[87], раковинку коясугай[88], а также морского конька[89], которого роженицам полагается держать в левой руке. В соседней комнате наш домашний лекарь занят приготовлением зелья, ускоряющего роды. Да, я еще забыл упомянуть о ножках грибов мацутакэ[90]: их заблаговременно заказали, хотя я, признаться, понятия не имею, для чего они нужны. А тут еще явилась теща и всюду сует свой нос. Ну и суматоха у нас сейчас! К счастью, оставаться дома во время родов мне не полагается, вот я и забрел к вам. Конечно, для вас я человек новый, и вы можете заподозрить, что я пришел сюда в надежде скрыться от заимодавцев. Так вот, заявляю с полной ответственностью: в этой округе я никому не задолжал и медяка. Дозвольте мне побыть здесь, покуда не родится ребенок. Я за все расплачусь наличными. Ой, что я вижу? У вас тут на крюке висит совсем невзрачная макрель. Она мне не по вкусу. Вот вам золотая монета, немедленно купите другую!
– Какая радость! – воскликнула женщина, принимая от него подарок. – Я утаю эти деньги от мужа и куплю на них пояс для кимоно, о котором давно мечтаю… Ну, раз уж в конце старого года, – продолжала она с улыбкой, – нас изволил посетить такой щедрый гость, новый год наверняка будет счастливым. Однако такого благородного человека, как вы, не пристало принимать на кухне. Пожалуйте в залу!
– Только глядите, чтобы угощение было отменное, не то, что вы подаете другим! Я ведь ужасный привередник.
Просто смех разбирает при виде того, как хозяйка суетится, подогревая сакэ, налитое из только что откупоренного бочонка. Затем она принимается гадать посетителю.
– Вот уже три раза бросила заколку[91], а выходит все одно: у вас наверняка родится сын!
Так предсказания хозяйки и хвастливые слова гостя сливаются в единый поток хитроумного вранья.
Приятно накануне новогоднего праздника во весь голос затянуть песню, особенно когда тебе подыгрывает на сямисэне[92] куртизанка; это удовольствие можно себе позволить лишь в веселом заведении. «В печали и грусти проходят дни и месяцы жизни моей…» – поется в песенке, и правда, нашему купцу есть от чего печалиться и грустить. Не потому ли этот день кажется ему таким долгим? Обычно он жалел, что время в домах свиданий пролетает незаметно, нынче же – совсем другое дело.
Куртизанка, которую хозяйка вызвала к гостю, напустила на себя празднично-оживленный вид и, хотя радоваться ей было нечему, с улыбкой заговорила:
– Один за другим уходят годы. Как это печально! Прежде я всегда радовалась наступлению Нового года, думала – придет праздник, можно будет поиграть в волан[93]. Но вот мне уже девятнадцать минуло. Скоро зашью разрезы на рукавах, обзаведусь семьей, детишки станут называть меня матушкой. Всего только год осталось мне щеголять в фурисодэ.
Но у гостя, на ее беду, оказалась прекрасная память:
– Помнится, когда я последний раз пировал в заведении «Ханая» в столице, ты тоже говорила, что тебе девятнадцать. Но с тех пор уже, поди, лет двадцать минуло. Выходит, сейчас тебе тридцать девять лет, а ты все строишь из себя молоденькую и ропщешь на судьбу. Твое счастье, что ты не вышла ростом и поэтому выглядишь моложе своих лет.
Будучи выведена на чистую воду, женщина прикусила язычок и взмолилась:
– Ах, простите меня.
Прекратив на этом неуместный разговор о летах, они поладили между собой и сдвинули изголовья.
Но вскоре явилась какая-то старуха, – по всей видимости, мать этой женщины, – тихонько ее окликнула и, о чем-то пошептавшись с нею, с горечью произнесла:
– Вот так-то, доченька. Я пришла, чтобы взглянуть на тебя в последний раз. Из-за того, что мне не хватило каких-то четырнадцати или пятнадцати моммэ, я вынуждена утопиться.
Услыхав это, дочь разрыдалась, поспешно сняла с себя косодэ из дорогого шелка и, завернув его в фуросики[94], отдала матери. Не в силах спокойно смотреть на это, купец подарил старухе золотую монету.
Тем временем в чайный домик заглянули двое юношей, по виду слуги актеров кабуки[95]. Услышав громкий голос довольного собственным великодушием купца, они без труда его отыскали.
– Так вот где вы прячетесь! – вскричали они. – Мы с утра уже несколько раз к вам наведывались, а вас все нет и нет. Хорошо, хоть здесь застали! – После недолгих препирательств они забрали у купца все деньги, что были при нем, а также хаори, меч и кимоно. – С уплатой остального долга мы, так и быть, подождем до пятого числа, – сказали они напоследок и удалились.