– Когда мы были уже на подступах к Скэмацу, на хозяина напали здоровенные верзилы, человек пять или шесть, и с криком: «Давай деньги, если жизнь дорога!» – потащили его в сосновую рощу. Но я сделал вид, что не слышу, и со всех ног побежал домой.
– Как ты мог покинуть в беде своего господина?! Презренный трус! А еще зовешься мужчиной! – воскликнула хозяйка и залилась слезами. При виде ее горя заимодавцы поспешили удалиться.
Тем временем совсем рассвело. Как только непрошеные гости разошлись, слезы на лице у хозяйки сразу высохли. Приказчик вынул из-за пазухи мешочек с деньгами и пробормотал:
– В деревне сейчас тоже дела идут туго. Вот, кое-как удалось наскрести тридцать пять моммэ серебром и шесть сотен монов медяками.
Да, послужишь в доме, где так лихо умеют обманывать, – и сам плутом станешь!
Хозяин все это время сидел, затаившись в углу кладовки, и в который уж раз перечитывал «Повести о карме»[107]. В одной из них рассказывалось о бедном ронине, который жил на почтовой станции Фува в провинции Мино. Впав перед Новым годом в жестокую нищету, он выхватил меч и заколол жену и детей. Дойдя до этого места, самого горестного во всей книге, купец совсем приуныл. «Когда так бедствуешь, остается только одно – умереть», – подумал он и от избытка чувств тихонько заплакал. Но тут до него донесся голос жены:
– Сборщики долгов разошлись!
У хозяина немного отлегло от сердца, и он боязливо выглянул из своего укрытия.
– Этот день стоил мне нескольких лет жизни! – проговорил он и тяжело вздохнул, вспомнив о былом своем благополучии. Затем он отправил приказчика за рисом и дровами, – и это в ту пору, когда в других семьях новогодний пир шел полным ходом. В первый день Нового года в доме купца на стол подали самую будничную еду и лишь наутро второго дня наконец-то приготовили дзони и принесли пожертвования буддам и богам.
– Вот уже лет десять, – оправдывался перед ними хозяин, – как у нас в семье Новый год празднуют на второй день. Поднос для священных приношений совсем старенький, но вы уж не обессудьте.
Однако даже в этот день семье нечем было ужинать.
Уж на что мудрым был бог счастья, но и он не мог предположить, что купец до такой степени беден. Насилу дождавшись окончания праздников, на четвертый день Нового года он выбрался из этого неприютного дома и направился в Имамию к Эбису-доно.
– Ох, и не повезло мне на этот раз, – посетовал бог счастья. – По ошибке я угодил в донельзя захудалый дом, хотя с виду он казался вполне благополучным, и там встречал Новый год.
Выслушав его печальный рассказ, Эбису молвил:
– Вам при вашем опыте не к лицу попадать впросак. Прежде чем остановить свой выбор на каком-либо доме, к нему надобно хорошенько приглядеться. В доме, где двери к празднику не вымыты, где хозяйка заискивает перед прислугой и где края циновок вытерлись от времени, не приходится рассчитывать на хороший прием. Велик город Сакаи, а таких убогих домов там отыщется всего четыре или пять. Вам и впрямь не повезло, коли вы угодили в один из них! А обо мне славно позаботились купцы из разных провинций, – взгляните, сколько бочонков сакэ и окуней в связках натащили! Подкрепитесь как следует, прежде чем возвращаться в землю Идзумо.
С этими словами Эбису принялся потчевать своего незадачливого собрата, а потом оставил его у себя ненадолго погостить.
Обо всем этом стало известно от одного человека: рано утром в десятый день первой луны он явился на поклон к Эбису-доно и невольно подслушал разговор, который боги вели во внутреннем святилище храма.
Выходит, даже между богами существует неравенство, так что же говорить о нас, людях? А поскольку мы обитаем в суетном мире, где нет ничего постоянного, нам надлежит без устали заботиться о процветании унаследованного от предков дела и трудиться не покладая рук, дабы богу счастья, который посещает нас всего раз в году, не пришлось испытать в нашем доме ни малейшего неудобства!
Посиделки в Наре вокруг кухонного очага
Забавно устроен свет: когда изо дня в день видишь какого-то человека, со временем к нему привыкаешь и поневоле начинаешь его привечать.
Жил в городе Сакаи некий рыботорговец, который уже двадцать пять лет приходил со своим товаром в Нару. Торговал он одними лишь осьминогами, за что и получил прозвище «Хатискэ – продавец осьминогов». Решительно все знали его в лицо, и постепенно у него появились постоянные покупатели, так что он вполне мог прокормить семью из трех человек. И все же ему еще ни разу не удалось скопить к Новому году хотя бы пятьсот лишних медяков. Самая большая роскошь, какую он мог себе позволить в праздник, – это попотчевать своих домочадцев дзони.
Смолоду этот торговец привык жить с расчетом и ничего не делал просто так, за здорово живешь. Даже когда старуха-мать просила его купить грелку для рук, он брал с нее плату за хлопоты. А о чужих уж и подавно речи нет. Случись кому-нибудь попросить его сбегать за повитухой, – он с места не двинется, покуда перед ним не поставят чашку политого чаем риса, а ведь в этом деле каждое мгновение на счету. Много на свете корыстников, но такого, как он, нечасто встретишь. Даже отправляясь по поручению молитвенной общины за полотном на саван для умершего собрата, он требовал вознаграждения за услуги. В народе о таких говорят: «И за счет покойника рад поживиться». Но, хотя думал он только о собственной выгоде, разбогатеть ему никак не удавалось. Видно, все-таки есть справедливость небесная.
Осьминога потому и зовут осьминогом, что у него восемь ног. Однако Хатискэ с самого первого своего появления в Наре повадился отрезать у каждого осьминога по ноге. Никто, на его счастье, этого не замечал, и плутовство сходило ему с рук, а отрезанные ноги он сбывал владельцу какой-то харчевни в городке Мацубара. Бывают же на свете такие ловкачи!
И все же недаром сказано: «Семьдесят пять раз сойдет, на семьдесят шестой попадешься!» Рано или поздно любой обман обнаруживается. Под конец прошлого года Хатискэ совсем обнаглел и стал отрезать у осьминогов уже по две ноги. К счастью для него, в предновогодней суете этого опять никто не замечал. На улице Тэгай его позвали в какой-то дом, обнесенный плетеной бамбуковой оградой, и купили у него двух осьминогов. Хатискэ собрался уже было уходить, но тут хозяин дома, старик с бритой, как у монаха, головой, вдруг отвлекся от игры в го и, подойдя к нему, недоуменно прищурился:
– Что-то у ваших осьминогов подолы коротковаты. – Присмотревшись как следует, он понял, в чем дело. – Интересно, в каких это морях водятся такие недомерки? С самой эры богов ни в одной книге не упоминалось об осьминогах с шестью ногами. Выходит, все это время ты обманывал жителей Нары. Ну погоди, уж теперь-то я запомнил тебя в лицо!
– Нечего меня пугать! – огрызнулся торговец. – Я и сам не стану продавать свой товар таким лентяям, как вы. В последний день года развлекаетесь игрой в го!
Вскоре слух об этом происшествии облетел всю округу. На каждом углу только и судачили, что о «Хатискэ – продавце шестиногов». А поскольку Нара город небольшой, торговец навсегда потерял всех тамошних покупателей. И виною всему была его неуемная жадность.
К слову сказать, в Наре в канун Нового года куда спокойнее, нежели в Киото или Осаке. За купленное в долг люди здесь рассчитываются из тех денег, что имеются у них на руках, а остальное обещают вернуть при первой возможности; заимодавцы верят им на слово и больше не докучают перед праздником. Часам к десяти вечера все жители Нары заканчивают свои дела, и в каждом доме устраиваются новогодние посиделки в кухне. Там загодя устанавливают очаг ирори[108] и застилают земляной пол циновками, на которых рассаживаются все домочадцы, начиная с хозяина и кончая слугами. По местному обычаю, они вместе пекут круглые моти, используя при их разделывании особые бамбуковые кольца, и тут же ими лакомятся. До чего же приятно это зрелище семейного благополучия!
Бедняки, живущие на северных окраинах города, начинают свой праздник посещением дома преподобного Инабы, настоятеля обители Дайдзёин[109]. После этого они обходят весь город, возглашая у каждого дома: «Богатства вам, хозяева, и всяческого изобилия!» – и всюду им подают рисовые лепешки и медяки. Если присмотреться, они напоминают тех, кого в Осаке зовут «изгоняющими беды»[110].
В первый день Нового года, чуть забрезжит рассвет, улицы оглашаются выкриками торговцев картинками с изображением бога Дайкоку, сидящего на мешках с рисом: «Покупайте мешки счастья, не упустите своего счастья!» На рассвете второго дня раздаются голоса: «Эбису, кому Эбису!» А на третье утро Нового года повсюду слышится: «Кто еще не купил Бисямона[111], подходите скорее!» Так три утра подряд зазывают покупателей продавцы богов счастья.
По существующему в Наре обычаю, в первый день года жители не ходят друг к другу с новогодними поздравлениями, зато отправляются на поклон в святилище Касуга-даймёдзин[112]. Ради этого собирается вся семья вплоть до самых дальних родственников, и чем она многочисленнее, тем больше к ней уважения. Где бы то ни было – богатые и знатные всегда вызывают зависть.
Производители беленого полотна, которым славится Нара, весь год поставляют его столичным мануфактурщикам, а деньги за него получают в конце года. Завершив свои дела в Киото, они в новогоднюю ночь возвращаются домой, в Нару, освещая себе путь факелами. Трудно вообразить, сколько тысяч каммэ стекается в Южную столицу в уплату за полотно. По прибытии в Нару поставщики прячут выручку в кладовую, а после праздников, пятого числа, начинают подсчитывать свои барыши. И так происходит из года в год.