– Нет, папка, она про другое спросила. «Вот, – говорит, – ты живешь в Петербурге…»
– Это ты там живешь, сынок? А я живу в Ленинграде.
– Да нет, это она так говорит: «Допустим, ты живешь в Петербурге. Как тебе попасть в Шанхай?»
– А ты что сказал?
– Я сказал: «На трамвае».
– Правильно, сынок. На четырнадцатом маршруте. Только в «Шанхашку» сразу не попадешь. Там надо, чтобы был свой швейцарец.
– А она, папулька, представляешь, говорит: «Показывать надо на карте. Вот тебе дополнительный вопрос: покажи мне, где находится Дания, и кто её король». Ну, я вынул карту, показал ей короля. А она говорит: «Правильно. Только это не датский король, а бубновый. Придётся, – говорит, – тебе заново сдавать».
– А ты?
– Ну, я сдал, как положено: по шесть штук.
– Так про цифры, сынок, это же не география, а мать-и-мачеха.
– Нет, папка. Мать-и-мачеха – это про русский язык. Причем мачеха – это русский письменный, а мать – русский устный.
– А химия тогда про что?
– А химия – это что кладут на физию, когда у нее страхолюдная анатомия. Химию, знаешь, кто у нас преподает?
– Зачем же мне знать, сынок? Я же не ученый-шизик!
– Ну, ты что, папка?! Он же у нас работает уже двадцать лет!
– Не может быть, сынок! На химии работают только со сроком от трех до семи.
– Эх, папка! Да химию у нас преподает химик. Вот кто!
– Теперь понял, сынок. Химию – химик. Историю – истерик. Музыку – мазурик. Гражданскую оборону – гробик. А ещё она про чего спросила?
– А ещё она про снежного человека спросила. Где обнаружена его стоянка, отчего он прячется и почему не вымер?
– А ты что сказал?
– Я только про стоянку сказал. Что стоянка снежного человека находится на автобусной остановке.
– Правильно, сынок. А прячется он от алиментов.
– А не вымер почему?
– А не вымер снежный человек потому, что живёт со снежной бабой. Вот такая баба, сынок! Хоть и холодная, и все время с нее соскальзываешь, но всегда снеговухи нальет!
– А училка мне говорит: «Вот тебе последний вопрос: где находится Мордовия и как туда попасть?»
– А ты что сказал?
– Я сказал, Мордовия находится в районе Башкирии. А попасть в нее можно кулаком.
– Правильно, сынок. А потом – в Кривой Рог. Заферганить. Чтобы в Череповце потемнело. А там и до Могилева недалеко. Давай я дорогу ей нарисую: это – рельсы, это – шпалы. Как она по шпалам пойдет – враз в Могилеве окажется!
– Поздно, папка. Она мне уже отметку поставила. Хорошую. Пятерку.
– Нет, сынок, на пятерку хорошо не отметишь. Даже если училка ставит.
Больной.
У меня нога заболела. Сосед мой – Иван Петрович – мне говорит:
– Значит, тебе к врачу надо. Иди, – говорит, – в такую-то полуклинику, в такой-то кабинет. Скажешь – от Ивана Петровича. Там такой отличный врач сидит – я у него всю жизнь лечусь!
Прихожу я ту полуклинику, захожу в тот кабинет. Смотрю – действительно, за столом врач сидит. Посмотрел под стол – а это не врач. А врачиха.
Я говорю:
– Вы принимаете?
Она говорит:
– Только после работы. А вы, видно, уже с утра приняли.
Я говорю:
– С чего это вы взяли?
Она говорит:
– А вы что-то плохо выглядите.
Я говорю:
– Да и вы, доктор, не бог весть, какая красавица!
Она говорит:
– Чем в детстве болели?
Я говорю:
– Свинкой.
Она говорит:
– А где лечились?
Я говорю:
– У ветеринара.
Она говорит:
– Ну, раздевайтесь. Я вас послушаю.
Я говорю:
– А зачем раздеваться? Я одетым говорить умею.
Она говорит:
– Раздевайтесь до пояса.
Ну, я разделся. Она говорит:
– Вы не с того конца разделись.
Я говорю:
– Так у меня ж нога болит. Ниже пояса.
Она говорит:
– Ну, закиньте ногу на ногу.
Я закинул. Она говорит:
– Да не на мою ногу!
Я поднатужился – закинул на свою. Она мне – как даст по ноге молотком! И после этого ещё спрашивает:
– Так больно?
Я говорю:
– А как вы думаете? Если вас по больной ноге ударить!
Она говорит:
– Ну, давайте по здоровой ударю. Она у вас тоже больной станет.
Я увернулся – она мне по животу попала.
– Теперь, – говорю, – у меня живот болит.
Она говорит:
– Откройте рот.
Я открыл. Она мне в рот заглянула.
– Желудок, – говорит, – в порядке.
Я говорю:
– Может, вы не с той стороны смотрите?
Она говорит:
– И давно у вас болит живот?
Я говорю:
– Недавно.
Она говорит:
– На каком месяце?
Я говорю:
– На первом.
Она говорит:
– От кого?
Я говорю:
– От Ивана Петровича.
Она говорит:
– Приносите завтра анализы.
Я говорю:
– Свои?
Она говорит:
– Ну, конечно, не Ивана Петровича.
Я говорю:
– А чего тогда завтра? У меня анализы всегда при себе.
Она говорит:
– Вот вам направление в роддом.
Ладно, думаю. Пусть хоть – в морг! Лишь бы ногу вылечить.
– Доктор, – говорю, – а ходить-то буду?
Она говорит:
– Будете. Но под себя.
И пишет мне ещё направление на рентген: «Прошу снять больному голову. Так как нашим аппаратом голову не пробить».
– Клизму, – говорит, – кто вам обычно ставит?
Я говорю:
– Начальник обычно.
Она говорит:
– Иван Петрович?
Я говорю:
– Нет. Ивану Петровичу я сам клизму поставлю. Когда выпишусь. Через девять месяцев.
Рассказ мясника.
Один мясник рассказывал:
– Подходит к моему прилавку старушка. Махонькая такая, сухонькая, как стул колченогий.
Ушки из-под платочка выбились. Глазки такие внимательные, как замочные скважины. Носик – как водопроводный краник: она в него губками упирается. И чтобы слова её носик обогнули, она углом ротика говорит. Причем правильно говорит только три буквы: твердый знак, мягкий знак и восклицательный. Потому что у ней только три зуба: один коренной и два пристяжных. Пальтишко у ней – как шинель: руку в локте не согнуть. А шапка такая – ею только ботинки чистить.
Вот подает она мне деньги двумя прямыми ручонками, как в кукольном театре. Даже не деньги. А рубли. Теплые такие бумажки. Влажные.
И говорит мне: "Старик мой помер. Даже «до свидания» не сказал. Неожиданно так. Я думала, он от язвы помрет, а он от давления помер. Его бревном придавило.
А дети у меня хорошие, письма пишут. Спрашивают: нужны ли мне деньги? Я им отвечаю: «Нет, не нужны». Они тогда пишут: «Ну, вот и отлично! Высылай, мама, пенсию».
А на днях меня скоропостижно из больницы выписали как бесперспективную больную.
Так вот, – говорит, – хочу я перед смертью котлеток покушать. Взвесь, – говорит, – мне, сынок, мясца".
Она все это говорит, а я ей костей кладу, обвешиваю и плачу…
Программа телепередач (на вчера).
Телеканал «Останки»
8. 00 – Много серий из ничего. Фильм "Али-баба и сорок разбойников. Первая серия – «Первый разбойник».
8. 30 – «Люди опасной профессии». Фильм о кошкодёрах.
9. 00 – Ученикам 1-10-х классов. «История Пугачевского бунта». Трансляция с концерта Аллы Пугачевой.
9. 80 – Литература. Трилогия Толстого «Хождение под мухой».
11. 00 – «Занимательная анатомия». Мозжечок с ноготок.
11. 30 – Мультфильм «Ежик в сметане»
12. 40 – «Так жить нельзя». Беседа сексопатолога.
15. 00 – «Камера смотрит в мир». Репортаж из тюрьмы.
15. 30 – «Зеленый друг». Передача об алкоголиках.
16. 00 – «Мамина школа». Рассказ о малолетних проститутках.
17. 00 – Из цикла «Здоровье»: «Я уколов не боюсь!» Передача о наркоманах.
17. 30 – Для вас, стоматологи: фильм «Челюсти».
17. 50 – «Хочу все знать». На вопросы следователя уголовного розыска отвечает он сам.
18. 00 – «А ну-ка, девушки!» Фильм о милиции нравов.
18. 10 – «Играй, гормон!» Передача для молодежи.
18. 30 – «Сильные духом». Репортаж из вытрезвителя.
19. 00 – «Спортивное оборзение». У нас в гостях секс-чемпион мира по гимнастике Иван Жеребцов.
19. 20 – «Сделай сам самогон». Занятия ведет доктор химических наук Алексей Максимович Первач.
20. 30 – Х. ф. «Новая Шахерезада, или Тысяча – за одну ночь».
22. 00 – Видимо, публицистический канал «В глаз». (В перерыве – «Сегодня в морге»).
23. 10 – Программа для малышей: «Спи спокойно, дорогой товарищ!»
24. 30 – Информационно-завлекательная передача «До и после получки».
Письмо в деревню.
"Здравствуйте, дорогие папа и мама!
Вот я и в Петербурге. Когда я летел в самолете, то очень волновался, потому что билет у меня был только до Ленинграда. И ещё я волновался, что у летчиков кончится спирт, и они дальше не поедут. Или самолет вообще потерпит какое-нибудь кораблекрушение. Но самолет этого не потерпел. А стюардесса меня успокоила. После полета. Она сказала, что не было ещё случая, чтобы самолет не вернулся на землю.
Приехав в Петербург, как вы и велели, я сразу стал звонить дяде Леше, но каждый раз попадал на чей-то голос, который орал в трубку: «Какой, к чёрту, дядя Леша?! Это – институт культуры, козёл!»
А поселился я у его племянника Игоря, который тоже поступал в институт лесной промышленности. Я хотел подать заявление на деваобрабатывающий факультет. Но Игорь сказал, что туда поступают одни дубы, а выпускают липу.
А вообще институт хороший, учатся не только петербуржуи, но и иностранцы: литовцы, уцбеки и жители города Пензы, которых у нас называют пензесмены, потому что если их назвать правильно, то есть пензюки, они так отметелят, что сразу станешь похож на жителя города Аддис-Абеба! Ещё Игорь сказал, чтобы я не знакомился с лицами женской национальности, а то можно что-нибудь спидцепить.
А ещё там есть студентки-заночницы. Это такие передовые студентки, которые сдают все экзамены за одну ночь.