Рассказы о Ленинграде — страница 19 из 40

И набережная появилась. Ровненькая, гранитная! С пологими спусками к воде — пандусами, с гранитными шарами на них.

Стоп, стоп, стоп!.. Река-то отступила, что ли? Раньше ведь ее волны стучали прямо в стены старой биржи… А новая точно на месте старой стоит…

Все правильно: река отступила. На 123,5 метра. Не сама по себе, конечно, отступила. Люди ее чуть-чуть «подвинули», насыпали искусственный мыс. Потом уже мыс гранитом одели. Красиво и прочно умели строить петербургские мастеровые!

Сейчас гостей Ленинграда возят комфортабельные «Икарусы». Экскурсовод в микрофон командует: «Посмотрите налево!.. Взгляните направо!.. Слева от вас… Справа по ходу автобуса…» У бедных гостей к вечеру шея болит. От верчения головой. А в голове полная неразбериха от множества имен великих архитекторов. Трезини! Растрелли! Захаров! Воронихин!..

Но уж коли мы сейчас на Стрелке Васильевского острова задержались, давайте не об архитекторах — о мастеровых людях вспомним. И в первую очередь о каменотесе Самсоне Суханове. Архитекторы на нас за это не обидятся. Самсон с ними бок о бок работал и великим уважением пользовался.

Если бы о Самсоне Суханове книгу писать, то можно было бы создать исторический роман. А можно — приключенческую повесть. Удивительно богатой была у него жизнь. С такими сюжетными поворотами, которые сидя за письменным столом и не выдумаешь!..

Где-то в глухой деревушке на Вологодчине родился в семье пастуха Ксенофонта Суханова сын. Имя ему дали — Самсон. Понятно, ни сам он, ни отец его не знал, что Самсон — в древних мифах силач необыкновенный. Но вроде угадал деревенский поп, давая такое имя мальцу.

Рос мальчонка непоседливым, но толковым. Рисовать любил на бересте. Из глины человечков лепил. Только недолго это «баловство» продолжалось. В девять лет пошел он работать к богатею за прокормление да за четвертак в год. До пятнадцати лет таскал воду, колол дрова, скотину пас, конюшню чистил. А потом взял да и махнул на Каму — из батраков в бурлаки. Повела его бурлацкая лямка по берегам рек, по Каме да по Волге — до Нижнего Новгорода, по Двине — до Архангельска. Удивил парня город на берегу Студеного моря. Удивил и приворожил словно. Захотелось самому двинуться на неведомый Грумант (как называли тогда Шпицберген). Нанялся Самсон в зверобойную артель и ушел в неведомый, могучий Северный Ледовитый океан. Моряки да поморы знают: не всякий человек может с океаном дружбу водить. Для этого и отвага нужна, и сила упругая. У Самсона нашлось и то, и другое.

Не раз, не два ходил Суханов на звериный лов к далеким островам. А когда не уплывал на маленьких скорлупках, валил лес, тачал сапоги, точил ложки, отливал якоря на Якорном заводе. Ко всякому делу руки у него приспособлены были. То ли среди рабочих-литейщиков, то ли среди моряков-поморов, а может, еще и от бурлаков услышал Самсон о стольном городе Санкт-Петербурге. Когда женился, узнал: работает там брат жены его. И однажды ушел туда из Архангельска с обозом палтусины, сельди да семги. В ту пору было Суханову уже под тридцать, много он уже всяческих работ перепробовал, но не думал, не гадал Самсон, что там, в столице российской, найдет он свое главное дело.

Родича Самсон отыскал на каменных ломках. Тот строил Михайловский замок. Стал и Суханов приглядываться к работе каменотесов. Работа тяжелая, но интересная. Камень, он ведь крепкий, как железо! С ним, словно со льдинами в море, сражаться надо. И в то же время — с умом. Чуть не так ударишь — расколется, вся работа пропала. Опять же у каждого камня характер свой, который понять надо. «По мне работа!» — решил Самсон и пошел к подрядчику наниматься.

Камень Суханову подчинился быстро, а работа пошла так легко, что вскоре он свою артель сколотил. Люди шли к нему в артель тоже охотно, видели: человек бывалый и справедливый, нравом веселый, мастер дотошный. В свободное время грамоте выучился, теперь книги с цифрами листать принялся, учится архитектурные чертежи читать. С таким не пропадешь!



Подрядчики, архитекторы тоже Суханова приметили, стали поручать ему работы посложнее. Андрей Никифорович Воронихин привлек его к строительству Казанского собора.

Широко распахнул свои два крыла Казанский собор. Могучими рядами стоят колонны, колонны!.. Вот их-то и поручено было высечь Самсону Суханову с артелью. Все 94 колонны! Да еще 54 внутренних из красного гранита. Высечь и отполировать. 2 года работала артель Суханова на строительстве собора, а когда работа завершилась, пошла гулять по столице молва о необыкновенном колонном мастере. И не случайно пригласил его Тома де Томон одеть камнем Стрелку Васильевского острова. Ему же велено было и две Ростральные колонны поставить.

Да коли вдоль Невы по набережным пройтись, можно еще и не раз с молотком да зубилом Самсона Суханова встретиться. В самом конце набережной, к примеру, стоит здание с двенадцатью могучими колоннами — Горный институт. Строил его все тот же А. Н. Воронихин. Конечно, колонны опять вырубал Самсон Суханов. Но не только их…

У подножия колоннады над ступеньками широкой лестницы возвышаются две скульптуры. Одна изображает сцену, как античный бог Плутон похищает прекрасную Прозерпину, другая — поединок Геркулеса с Антеем. Модели скульптур создали ваятели В. И. Демут-Малиновский и С. С. Пименов, а вот высек их из камня Самсон!.. Никогда не учился он в Академии художеств, даже в гимназии ни разу не бывал, а вот ведь сравнялся в искусстве с выдающимися мастерами!

Но и эти скульптуры еще не стали главным памятником, который оставил после себя людям крестьянский сын Самсон Суханов. Хотите увидеть тот памятник — идите к Исаакиевскому собору.

В нижней части собора стоят 36 гранитных колонн. Каждая высотою с пятиэтажный дом. Каждая вырублена из целого куска гранитной глыбы. Вот какой себе памятник в Ленинграде оставила артель Самсона Суханова! Потом были и другие работы: несколько скульптур для башни Адмиралтейства, пьедестал памятника Минину и Пожарскому в Москве…

На Стрелке же Васильевского острова Самсон Суханов с артелью не только новую площадь гранитом одел, не только две Ростральные колонны поставил, но еще и украсил их изумительными скульптурами — памятниками русским великим рекам: Неве, Волге, Волхову, Днепру.

Уже не отдельные дома — целый архитектурный ансамбль вырос на Стрелке. Подняли свои стены северный и южный пакгаузы, музейный флигель, здание таможни — эти уже трудами архитектора И. Ф. Лукини.

Пакгаузы, таможня… Все говорит о том, что в былые годы был на Стрелке Васильевского острова порт. Да, был. До появления крупных пароходов. Тем было уже не пройти сюда по мелководью Финского залива. Порт пришлось перенести в Кронштадт. А потом, когда в 1875–1885 годах прорыли Морской канал, порт переехал с острова на материк и обосновался в самом устье Невы.

Старые же здания и до сих пор службу несут. В южном пакгаузе находится сейчас Зоологический музей Академии наук СССР. Чучела животных всего земного шара обитают сейчас в стенах старого пакгауза.

В здании бывшего северного пакгауза тоже есть что посмотреть. Разместился там Центральный музей почвоведения имени В. В. Докучаева Академии наук СССР, основанный в 1904 году.

Что же касается кораблей, судов торговых, не все они ушли отсюда к другим причалам. «Вечным причалом» полутора тысяч кораблей стало здание бывшей биржи. Разумеется, моделей кораблей. В старом здании разместился сейчас Центральный Военно-морской музей. Есть у музея и два настоящих корабля. Один из них стоит под крышей в самом музее, другой туда не смог поместиться. Первый — это самый наш древний корабль, «дедушка русского флота» — ботик Петра I. Второй — филиал музея, легендарный крейсер «Аврора».

А в здании бывшей таможни нашли себе приют другие несметные богатства: рукописи А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, Л. Н. Толстого, Ф. М. Достоевского, И. С. Тургенева… В этом доме № 4 по набережной Макарова находится сейчас Институт русской литературы Академии наук СССР. Чаще его называют более кратко: Пушкинский дом. И не случайно. Начало ему было положено приобретением личной библиотеки поэта, его рукописей.

В 1925–1926 годах площадь перед зданием старой биржи словно помолодела. По проекту архитектора Л. А. Ильина на ней был разбит сквер, зазеленела трава, запестрели цветы, прямо у гранитных парапетов встали молоденькие деревца лип.

Плывут по Неве корабли Волго-Балта, скользят легкие «Метеоры», а Стрелка и сама режет набегающие волны своим гранитным мысом, словно носом могучего корабля, имя которому — Васильевский остров.


В честь доблести и славы

Много в Ленинграде памятников. На гранитных и мраморных постаментах стоят и сидят полководцы, писатели, ученые, композиторы. Цари — те больше верхом, на конях.

Кому же был поставлен первый памятник? Самый-самый первый? Не только над Невою, но и вообще в стране?

Не царю. И не полководцу. Солдату!

…Гремел туго натянутый барабан. На шестах развевались самодельные штандарты. Поминутно сбиваясь с ноги, учились шагать шеренгой потешные войска царя Петра. Царь был молод, в дворцовых теремах ему не сиделось. Убежал он из покоев на улицу, повелел пригнать в село Преображенское парней из своих подмосковных вотчин, запихал их в мундиры дотоле невиданные — и ну обучать делам воинским! Старые бояре усмехались в бороды: дескать, пусть молодой царь потешится. Царь же за потехой иное видел. В Москве у царевны Софьи — стрельцы. А у него? На земли русские со всех сторон враги зарятся, а без армии-то как с ними драться?

Царские крепостные становились солдатами. Учились под барабан шагать, штыками колоть, приступом ближайший лесок брать.

И однажды, по сведениям из старинных книг «в 1683 году, ноября 30 дня», словно на звук барабана, пришагал в Преображенское статный да крепкий детинушка. По виду не из крепостных, но и не из богатых. Молодому царю поклонился в пояс.

— С чем пожаловал? — спросил Петр.

— Дозволения просить… В войска ваши.