Рассказы о Ленинграде — страница 36 из 40

Памятники покидали свои пьедесталы, укрывались шпили и купола, замаскировывались целые городские кварталы. Неутомимо ездил из района в район Николай Николаевич Белехов, возглавлявший Государственную инспекцию по охране памятников Ленинграда. 40 специальных бригад ленинградских художников маскировали город.



Ленинградцы хорошо знают памятник В. И. Ленину «Шалаш» в Разливе. Создал его в 1927 году архитектор Александр Иванович Гегелло. 10 лет спустя его трудами встала над Невой стела в память исторического выстрела «Авроры». Строил Александр Иванович и многие здания: Дворец культуры имени М. Горького, Дом культуры имени И. Газа, Выборгский дом культуры, кинотеатр «Гигант». Словом, украшал город. А тут дано ему задание целый район изменить до неузнаваемости! Точнее, замаскировать Смольный. Вместе с архитектором, Иосифом Александровичем Ваксом, решали они эту задачу.

Тут надо еще раз хорошенько себе представить, что такое для Ленинграда Смольный. Самое главное здание! И в дни Октябрьской революции, и в блокаду. Штаб обороны города!

Понимаете, как хотелось фашистам его разбомбить?

Не вышло! Всю войну летали над Ленинградом, а Смольного так и не нашли. Исчез Смольный. Спрятали его военные маскировщики.

Правда, дело тут предстояло серьезное. Смольный не шпиль, не купол. На него «шапку-невидимку» не наденешь. Если бы только само здание спрятать, так раскрасил крышу зеленым, желтым, коричневым — и дело с концом. Но фашисты тоже не дураки, они бы сразу по соседним зданиям определили: вот он, Смольный, закрашенный только. Нет, тут надо было спрятать и все соседние здания тоже. Что же, все дома разрисовать? И асфальт? И дворы? И панели? Тоже не годится. В солнечную погоду упадут от домов тени — и конец всей маскировке! Рассекречена.

Решили над Смольным и всеми домами вокруг, над скверами и аллейками натянуть огромную сетку. А на ней нарисовать деревья, кусты, аллейки, аттракционы, пруд — парк культуры.

Представляете, картина?! Я где-то читал, что самой большой картиной мира считается полотно итальянца Тинторетто «Рай». Так она всего 22х7 метров. А тут!.. Где такую сетку достать? Все запасы собрали — мало. Еще стали искать. Нашли. В универмаге «Дом ленинградской торговли». Гамаки нашли. Заготовили их там к лету, а летом-то война пришла…

Отпутали гамаки от палок, сплели вместе, добавили другие сетки: рыболовные, волейбольные — какие только удалось отыскать, да еще специально доплели — и получилась всем сеткам сетка! Наклеили на нее сверху куски материи, прикрепили листы фанеры, разрисовали, натянули на крепких тросах — и исчез Смольный. Картина получилась. Пейзаж.



Только если обычно картины один раз рисуют, то эту пришлось каждый год четыре раза перерисовывать. Иначе было нельзя. На деревьях осенью листья желтеют, а тут что же получается: вечнозеленые липы?

Приходилось спускать сетку, добавлять на картину осенние краски: желтые, оранжевые, красные. А зимой надо было все покрывать снегом, застеклять пруд ледяной коркой.

Приходили весна и лето. Зеленела и опадала листва на деревьях. Шли дни и месяцы. А Смольный стоял цел и невредим. Не под толстой стальной броней, а под тоненькой сеточкой. Пуще глаза берегли его от фашистских стервятников наши летчики, наши зенитчики и наши художники-маскировщики.

Ускользнул от врага и «объект» № 9 — Эрмитаж.

Бесценные сокровища хранил он в своих залах и галереях. Шедевры мировых мастеров резца и кисти! Никак нельзя было подвергать их опасности.

Уже в июне 1941 года гулкие этажи Зимнего дворца наполнились стуком молотков. Сотрудники Эрмитажа, художники, скульпторы, школьные учителя снимали со стен полотна картин, упаковывали скульптуры — готовили сокровища к дальней дороге. Тяжелых ящиков набралось столько, что сами работники музея не могли погрузить их на автомашины. На помощь пришли курсанты, красноармейцы, моряки.

1 июля застучали по рельсам колеса эшелона из двадцати семи больших пульмановских вагонов: сокровища, вывозимые в первую очередь. Самые ценные из них были помещены в бронированные вагоны.

В тот же день грузились на автомашины и спешили к вокзалу сокровища Русского музея: около семи с половиной тысяч картин, скульптуры, фарфор…

20 июля отошел второй эшелон сокровищ Эрмитажа из двадцати пяти вагонов.

Третий эшелон отправить не удалось. Гитлеровцы захватили станцию Мга, перерезали последнюю ниточку железной дороги, связывающую Ленинград со страной. Но долго еще слышались шаги в гулких залах Эрмитажа. Из верхних этажей переносили вниз стекло, бронзу, ткани… В античных залах разместилась мебель позднейших веков, у статуи Зевса грудой лежали сабли, пики, мушкеты, алебарды…

А далекий городок Мелекесс приютил в своих деревянных Доме учителя и Доме пионеров сокровища нашей Публичной библиотеки.

Война в стены огромного книгохранилища ворвалась так же внезапно, как и везде. Еще 21 июня 1941 года в библиотеке было полторы тысячи читателей. И вдруг — война. Здание опустело в первые дни. Остались лишь одни библиотекари. Около ста из них сразу же стали командой МПВО. Одна из сотрудниц библиотеки писала в те дни в письме:

«22 июня ворвалась в нашу жизнь война. На другой же день в библиотеке началась сумасшедшая работа. Ведрами, по живому конвейеру, поднимали мы на чердак песок и там развозили его на тележках. Лето было душное, жаркое. Все мы, почти голые, обливаясь потом, носились под раскаленной крышей, напоминая собой чертей в аду. А окраска балок… Сначала нам эта работа показалась занимательной, но потом мы очень устали от нее. Краска разъедала лицо и руки, часто, несмотря на защитные очки, попадала в глаза; руки, не привыкшие держать тяжелую кисть, ломило невыносимо».

Более 3 тысяч кубометров песка подняли тогда на чердаки огромного здания женские руки. Во дворе они же выкопали вместительный водоем. А потом переносили и переносили книги — вниз, в подвалы. Конечно, 10 миллионов изданий туда было не упрятать, но хотя бы самое ценное из оставшегося! И они несли и несли! Тысячи томов книг, картотеки, справочные издания. Пока одни носили фонды, другие дежурили на крышах: ведь в любую минуту могли посыпаться с неба «зажигалки»!

К сожалению, не все коллекции можно было вывезти из города или немедленно спрятать. И хотя одна из таких коллекций была в земле, ее, наоборот, следовало как можно скорее выкопать и непременно сохранить.

Была это коллекция картофеля. Ценнейшая коллекция! Еще в начале века стали собирать ее ученые. В первую очередь Сергей Михайлович Букасов. Он разыскивал высокоурожайные сорта картофеля в нашей стране и далеко в Южной Америке, его видели на склонах Анд и на жарком мексиканском плоскогорье. Около тысячи образцов картофеля привезла его экспедиция в дом № 87 на набережной реки Мойки — во Всесоюзный научно-исследовательский институт растениеводства. Не для того привезла, чтобы выставить напоказ: смотрите, мол, какую мы картошку откопали! Для того, чтобы вывести из этих сортов — «культурных» и «дикарей» — такой сорт картофеля, который не боялся бы ни жары, ни морозов, давал высокие урожаи и каждому пришелся по вкусу. Ведь картофель — это второй наш хлеб! К тому же из него делают крахмал, спирт, синтетический каучук…

Картофель нужен был для лабораторной работы.

Вот ведь какая это коллекция. Ее не разложишь по стендам, не упрячешь для хранения в ящики — ее каждую весну нужно было сажать в землю и убирать по осени. Это была живая коллекция и всегда должна была оставаться живой. И поэтому все сорта картофеля из этой коллекции, все их виды, гибриды, разновидности каждый год высаживались на делянках опытной станции в Павловске.

Высадили их и весною 1941 года. Урожай еще не успел созреть, когда война вплотную подошла к делянкам. Стали рваться на них снаряды фашистских пушек. Смертельная опасность нависла над уникальной коллекцией!

На делянках работали тогда научные сотрудники института Абрам Яковлевич Камераз и Ольга Александровна Воскресенская. В августе Ольге Александровне удалось собрать клубни ранних сортов. Но «дикари» никак не хотели созревать побыстрее. Эти упрямые «южноамериканцы» и знать не хотели о том, что с каждым часом война все ближе. Лишиться же клубней было просто невозможно!

Фронт почти вплотную приблизился к Павловску. Жители покинули город. Чтобы ездить на свои картофельные делянки, Камераз обзавелся специальным пропуском. И каждый день ездил туда — навстречу огню. Один раз его ударило взрывной волной, но, отлежавшись в ботве, он продолжал свой обход. Отыскивал первые клубни «дикарей». Размером они были с горошины!.. Но это были драгоценные горошины.

Над полем уже тарахтела пулеметная дробь, когда Камераз решил поставить точку. Он выкопал по одному кусту около пятисот перспективных гибридов и до сотни южно-американских образцов, успевших дать клубни. Ему было даже не свезти всего собранного, и пришлось просить машину у военных. Командир инженерной части понял всю ценность собранного ученым и выделил большую грузовую машину.

Спасенный картофель разместили на стеллажах, оборудованных в подвале. Но о спасении коллекции говорить было рано. Приближалась зима. И холод был здесь союзником оккупантов, он мог уничтожить уникальное собрание.

А зима пришла рано и сразу же заявила о себе лютыми морозами. К тому же Камераз скоро ушел на фронт. Ольга Александровна осталась одна. Один на один пришлось ей сражаться с холодом, с полчищами крыс, наводнявших подвалы. Силы были далеко не равны. Все более лютый холод, все более голодные крысы и с каждым днем слабеющий от голода человек. Крысы, голод и холод. Рядом лежали килограммы картофеля. Словно приглашали: свари нас, подкрепись! Но Ольга Александровна не могла себе позволить этого. Ведь не картошка была в ее подвале — редчайшее собрание!



Вконец заболевшую, обессилевшую Воскресенскую увезли. Ее подвал принял научный сотрудник Вадим Степанович Лехнович.

Все ниже и ниже падал столбик ртути в термометре. И значит, все больше угрожал холод коллекции. Подвал нужно было отапливать. Но и дрова в ту зиму были на вес золота. Ненасытные «буржуйки» давно уже поглотили все деревянные заборы, скамейки садов и скверов.