Минин оказался прав: атаман не сдержал своего слова и даже не шевельнулся, когда более искусная польская и венгерская конница стала теснить бросившихся ей навстречу всадников нижегородского ополчения.
На Девичьем поле произошло первое столкновение нижегородцев с поляками.
Пожарский видел, что ополченским всадникам не побороть превосходной конницы поляков и венгерцев, и отдал приказ спешиться.
Началась жестокая сеча. Польские гусары набросились с саблями на пеших нижегородцев. Но пригнувшиеся к земле ополченцы, пронзая вражеских коней своими длинными копьями, создали великое замешательство в эскадронах противника. Кони опрокидывались на спину, давили людей.
В самый разгар боя и полякам пришлось спешиться: тучи стрел, выпускаемых татарскими, мордовскими и чувашскими наездниками, мешали сидеть на конях.
Ходкевич бросал в бой всё новые и новые подкрепления.
Бой разгорался. Бились врукопашную до полного уничтожения друг друга.
Нижегородское войско отступило к Чертольским воротам.
Присланные Пожарским в помощь Трубецкому пять сотен казаков, увидав, в каком опасном положении находятся нижегородцы, переправились через Москву-реку и вновь пристали к ополченцам. Вслед за ними на глазах Трубецкого лучшие его атаманы, Филат Межеков, Афанасий Коломна и другие, с большой толпой казаков тоже бросились вплавь на ту сторону Москвы-реки в помощь Пожарскому. Они наказали товарищам передать Трубецкому: «По вашим ссорам настаёт гибель Московскому государству и войску».
Дружно врезались казаки в толпу поляков с правого фланга, остановив их наступление. Польские эскадроны принуждены были снова убраться в свой лагерь.
Удача гетмана
Тёмная, непроглядная ночь. Гетман Ходкевич сидел на походной скамье в своём шатре, окружённый офицерами.
– Для первого знакомства, – говорил он, улыбаясь, – мы были достаточно учтивы с москвитянами. Мы – хозяева на правом берегу. Казацкий сброд Трубецкого не воины, их командир не расположен ссориться с нами. Мой приказ – доставить четыреста возов с продовольствием нашим героям-соплеменникам в Кремль. Есть человек, который проводит караван в южные ворота Кремля.
На усатых лицах польских военачальников усталость. У некоторых на головах повязки. Цветные с позументами кафтаны порваны, на них следы крови.
Слово гетмана – закон: четыреста возов в Кремль!
Заскрипели тысяча шестьсот колёс. Затопали восемьсот обозных коней. Раздались голоса четырёхсот возниц. В сопровождении шестисот всадников караван шумно тронулся в путь.
Князь Трубецкой как будто не видел и не слышал всего этого. Поляки спокойно проходили мимо него по Замоскворечью.
Караван благополучно достиг южных ворот Кремля. Четыреста возов продовольствия оказались в руках осаждённых поляков.
Шестьсот всадников конвоя мирно возвратились мимо казацких таборов опять в гетманский лагерь.
Полученное засевшими в Кремле панами продовольствие подкрепило и ободрило их.
23 августа осаждённые сделали вылазку из южных ворот Китай-города, переправились через реку и без труда взяли в Замоскворечье русское укрепление у церкви Святого Георгия, распустив на колокольне польское знамя. Обороняли это укрепление воины прежнего, ляпуновского ополчения, начальником которых был теперь Трубецкой, но никто из его лагеря не помешал полякам занять этот острог.
Узнав о ночном манёвре поляков, Пожарский и Минин решили переправить часть ополчения на правый берег реки, в Замоскворечье.
В этот день войско Ходкевича, бросив своё укрепление, двинулось с Поклонной горы вглубь Замоскворечья, к Донскому монастырю, в обход, чтобы охватить Кремль и Китай-город с южной и юго-восточной сторон, совершенно незащищённых русскими.
Пожарский быстро перекинул на правобережье два полка отборных воинов, расположившись в районе Пятницкой улицы.
Трубецкой и в этот раз не помог нижегородцам. Он как бы нарочно, чтобы не мешать польским войскам, отвёл казацкие полки в сторону, к Лужникам.
Серпуховские ворота оказались незащищёнными. Через них свободно прошли эскадроны Ходкевича.
Пожарский видел, что ему придётся сражаться в неравном бою, однако решил во что бы то ни стало воспрепятствовать подходу поляков к Кремлю и Китай-городу.
Ходкевич, узнав о смелой переправе нижегородцев на правый берег, хозяином которого считал себя, пришёл в ярость.
Он снялся с Поклонной горы и двинул войска к Донскому монастырю.
24 августа на рассвете вихрем налетели польские гусары на ополченцев.
Ополченцы приняли удар, нагромоздив на пути эскадронов брёвна, лодки, камни. Нижегородцы сжались в плотный треугольник копий, самопалов, сабель, о который с треском и звоном разбилась польская конница.
В тылу у нижегородцев была река, впереди – озверелая вражеская орда. Оставалось либо победить, либо всем погибнуть.
С той и другой стороны становилось всё меньше и меньше бойцов. Но тут вдали поднялись облака пыли. То шла польская пехота, высланная гетманом в помощь коннице.
Гусары, ободрившись, с новой силой накинулись на ополченцев, но тут дали о себе знать и ополченские пушкари. Из двух имевшихся у них на этом берегу пушек они принялись стрелять по пехоте, испугав и остановив её.
Трубецкой, вместо того чтобы ударить в тыл польской пехоте и тем решить победу, отвёл свои войска ещё дальше от места сражения. Он освободил хорошо укреплённый Клементьевский острог. Его немедленно заняли поляки. Вышло так, что он добровольно предоставил гетману выгодное для ведения боя место.
Ходкевичу ясно было видно из острога, как нижегородские пушкари бьют его пехоту. На помощь по приказу гетмана помчались стоявшие в запасе немецкие ландскнехты и венгерцы.
Минин с замиранием сердца следил за ходом сражения. Он видел, что поляки превосходящими силами жмут ополченцев к реке. Тогда он собрал толпу ратников и велел готовить переправу в тылу у Пожарского. Затяжной бой, который продолжался уже пять часов, дал возможность ополченцам устроить мост через реку.
С прибытием немцев и венгерцев перевес оказался явно на стороне Ходкевича.
Отважно отбиваясь от врага, нижегородцы все до единого, даже тяжелораненые, благополучно перебрались опять на левый берег Москвы-реки.
Последним воином, который покинул правобережье, был сам Пожарский.
Подвиг Минина
В стане Ходкевича вновь зашевелились знамёна. Гетманские конники пустились вплавь через реку и снова пошли в атаку.
Гетману удалось прорвать ополченский фронт, оттеснив часть ратников к Москве-реке. Князю Пожарскому угрожала опасность быть «втоптанным» в реку и взятым в плен. Положение становилось безвыходным.
Князь Трубецкой видел, как под ударами панской конницы падали одно за другим знамёна нижегородцев, как тщетно выбивались из сил воеводы и ратники ополчения, стараясь «свалить с себя» гетмана, но он ни шагу не сделал для того, чтобы прийти им на помощь.
Минин и Пожарский упросили келаря Троице-Сергиева монастыря Авраамия Палицына воздействовать на казаков. И войско казацкое поднялось на помощь нижегородцам.
Москва-река покрылась переплывавшими её всадниками. Прильнув к гривам коней, они боевыми выкриками подбадривали ополченцев. Радостными возгласами отвечали ополченцы, с удвоенной силой обороняясь от врагов.
Два ополчения, нижегородское и казацкое, соединившись, ударили по гетманским эскадронам.
Поляки дрогнули, стали отступать, теряя людей и коней, оружие и знамёна, оставив на поле брани множество убитых и раненых.
День склонялся к вечеру. Солнце село. Усталые, израненные воины опускались на траву, чтобы обмыть раны, перевязать их, отдохнуть после двухдневных боёв. Многих товарищей недосчитались ополченцы…
А в казачьем стане назревало недовольство. Обещанный казакам обоз Ходкевича остался неотбитым. Промокшие до костей в реке, утомлённые прежним долгим стоянием под стенами Москвы, казаки пришли в полное уныние.
Тогда Минин явился в шатёр к Пожарскому и сказал, что он сам попробует побороться с гетманским войском. Не словами, а делом надо поднять дух в казачьем лагере.
Он отобрал лучших воинов и, пользуясь тем, что поляки, утомлённые боем, расположились на отдых, быстро переправился на крымский берег Москвы-реки. С необычайной силой Минин ударил в тыл польской пехоте и коннице.
Козьма, громадный, без шлема, с развевающейся бородой, соскочив с коня, бежал впереди своего отряда.
Всадники его, не страшась пуль, с копьями наперевес двинулись вслед за ним.
Такого наскока никак не ожидали поляки.
Противники столкнулись грудь с грудью. Панская пехота разбежалась врассыпную под сокрушающим натиском нижегородцев. Конница поляков оказалась неподготовленной. Сам храбрый гетман Ходкевич в панике ускакал с поля, оставив обоз и шатры в добычу нижегородцам.
Победа на стороне Минина была полная.
Казаки, изумлённые бешеной храбростью нижегородского старосты, с радостью и огромным уважением приняли от него в дар отбитый у Ходкевича обоз. Имя Козьмы Минина затмило имена всех подмосковных воевод.
Пожарский приказал пушкарям и стрельцам произвести «великую пальбу» по отступавшим войскам Ходкевича. Стрельба по польскому стану продолжалась два часа. От грохота пушек не слышно было даже разговоров, и, по словам летописца, «дым носился, как от великого пожара».
Разбитые нижегородцами поляки отступили к Донскому монастырю.
Минин своей победой решил судьбу войска гетмана. Лазутчики донесли, что Ходкевич «хребет показал», побежав по Можайской дороге обратно в Польшу.
Кремль в осаде
Разгром Ходкевича дал возможность нижегородцам обратить все свои силы против поляков, сидевших в Китай-городе и Кремле. Теперь должна была окончательно решиться судьба осаждённых. Помощи ждать им было уже неоткуда.
В эти дни в Москве появились сообщники кремлёвских бояр: бывший костромской воевода Иван Петрович Шереметев, а с ним Пётр Шереметев, князья Григорий Шаховской, Иван Засекин и дворянин Плещеев.