По наущению кремлёвских бояр и панов они стали натравливать казаков на земских людей. Но казаки их не послушали.
Пожарский и Минин получили от Трубецкого приказ приехать на совещание о дальнейших действиях подмосковного войска к нему, Трубецкому, в ставку.
Пожарский сначала рассердился на Трубецкого за его дерзость, а потом, по совету Минина, ответ всё-таки дал вежливый, спокойный, величая Трубецкого боярином и всякими почётными именами. Однако от поездок на совещания в казацкие таборы вожди ополчения наотрез отказались. Неудобно, мол, далеко и опасно для жизни. Лучше выбрать место для совместных совещаний где-нибудь на речке Неглинке, между нижегородским и казацким ополчениями.
Не успел Трубецкой дать ответ, как на Трубном предгорье Козьма уже раскинул несколько громадных шатров и поставил около них знамёна и крепкую стрелецкую стражу.
Волей-неволей Трубецкому пришлось ехать для совета сюда. Упрямство атамана было сломлено.
20 сентября Пожарский послал письмо польским панам в Кремль с требованием сдаться.
Ответ от панов был получен следующий:
«…Письму твоему, Пожарский, которое мало достойно того, чтобы его слушали наши шляхетские уши, мы не удивились. Ни летописи не свидетельствуют, ни воспоминание людское, чтобы какой-либо народ был таким тираном для своих государей, как ваш. Об этом если бы писать, то много бы нужно было на то употребить времени и бумаги. Чего вы не осмелитесь сделать природным вашим государям, когда мы помним, что вы сделали нескольким из них в последнее короткое время?! Теперь свежий пример: ты, сделавшись изменником своему государю, светлейшему царю Владиславу Сигизмундовичу, которому целовал крест, восстал против него. И не только ты сам – человек невысокого звания или рождения, – но и вся земля изменила ему, восстала против него».
Пожарский и Козьма посмеялись над ответом панов.
– Не целовал я креста Владиславу… Паны меня не обманут и никого в том не обманут, – сказал Пожарский. – Не думают ли они, что гетман Ходкевич вернётся? Не оттого ли храбрятся?
Взятие Кремля
Кругом кипела работа. На телегах возили землю, камни, брёвна. Нижегородские и костромские землекопы, плотники и кузнецы поснимали с себя зипуны, несмотря на холод, работали в одних рубахах. Ратники дружно перетаскивали на носилках землю и камень. Новые валы на подступах к Китай-городу и Кремлю вырастали один за другим.
Минин лично следил за тем, как укладывали камень, щебень, как вбивали в землю брёвна частокола, давал советы плотникам, поправлял их. Когда-то ведь и сам плотничал. Был он весёлым, разговорчивым в это утро перед штурмом.
К вечеру поднялись со своих мест пушкари, затинщики, стрелявшие из затинных пищалей, и гранатчики. Пожарский собрал коней и людей – подвозить орудия к новым укреплениям.
С наступлением темноты запылали огни около орудий. Пожарский и Минин на конях объезжали укрепления, подбадривая пушкарей. Всё было готово. Всё было на месте.
Ночью начался штурм.
Земля содрогнулась от дружного залпа всех выставленных против Китай-города и Кремля пушек и пищалей. За первым последовал второй залп, потом третий, четвёртый… Никогда Москва не слыхивала такого оглушительного «огненного боя», как в эту ночь.
Полетели в Китай-город ядра каменные, железные и дробные, разрывные и зажигательные…
А 22 октября ополченцы и казаки с песнями пошли на приступ Китай-города.
Осаждённые выказали большое упорство и храбрость. Дрались, насколько хватало сил. Но где же им было устоять против ополченцев!
Китай-город был взят, а через четыре дня, 26 октября, сдался и сам Кремль.
На другой день, в воскресенье 27 октября, назначен был торжественный вход в Кремль нижегородского ополчения.
Впереди ополчения верхами ехали Пожарский и Минин.
Позади них молодые знаменосцы везли распущенные знамёна, среди которых выделялось нарядное знамя князя Пожарского.
За ополченскими знамёнами пешие ратники несли опущенные книзу польские знамёна, отбитые у Ходкевича.
За знаменосцами стройными рядами следовала ополченская конница: нижегородцы, казаки, татарские наездники, украинцы, мордва, чуваши.
Затем растянулись пехота, артиллерия, обоз.
Пожарский и Минин въехали через Спасские ворота в Кремль. Здесь они увидели пленных поляков.
Польское «рыцарство» покорно сложило свои знамёна к ногам победителей.