В соседнем доме дверь открылась сразу, словно её ждали. На порог вышла девочка, одетая, будто собиралась идти куда. Лет ей тоже было примерно как Нине.
— Ты Рая? — спросила Нина.
— Ну, Рая. Тебе чего надо-то?
— Я от партизан. Пойдём к этому, твоему дяде Климу, скажем, чтоб он к партизанам переходил, — решила сразу приступить к делу Нина.
Рая секунду подумала и согласилась:
— А чего? И пойдём!
…Изба Клима стояла неподалёку. Дверь оказалась незапертой. Девочки вошли и увидели за столом хозяина. Он был слегка пьян.
— Ты чего пришла? — недовольно буркнул Клим, исподлобья глядя на Раю. — Да ещё подругу с собой привела…
— Я от партизан, — объявила Нина, выступив вперёд. — Дядя Клим, переходите к партизанам.
— Чего-чего?! — изумлённо уставился он на неё. — От каких таких партизан? А ну марш из избы! Выдумали тоже! Сейчас вот пойду к господину унтер-офицеру да доложу про вас. Чтоб и слова такого я больше не слышал! — со злостью стукнул он кулаком по столу. — «Партизаны»… Не посмотрю, что племяшка, тебе и пигалице твоей плетей задам! — И он, шатаясь, начал подниматься.
— Пошли скорей. — Рая дёрнула Нину за рукав. — А то и правда плетей задаст.
Девочки выскочили на улицу.
— Клим у нас совсем пропащий, — стала объяснять Рая на улице. — Его вся родня ругает. За выпивку кого угодно продаст.
— Зря я тебя впутала, — смущённо сказала Нина. — Не надо было…
— А ты в самом деле от партизан? Честно-честно?
— Честно.
— Здо́рово! Ты вот что: если какое от них будет поручение — сразу ко мне. Я тоже хочу партизанам помогать. У нас тут уже кое-кто листовки развешивает, — сказала она, понизив голос. — А я настоящего дела хочу.
На этом задание было исполнено. Нине оставалось только вернуться в отряд. Но и это прошло благополучно, никто ей по дороге не попался.
С тех пор почти каждый день Нина уходила на задания. И они с каждым днём становились всё сложнее и опаснее. В одних деревнях она собирала одежду для партизан, ведь у тех бойцов, которые не сумели пробиться из вражеского окружения, ничего, кроме летней формы, не было. В другие — несла последние сводки о боях за Родину, которые принимал партизанский радист во время сеанса связи. Несмотря на суровые морозы, ежедневно она проходила, от деревни к деревне, по пятнадцать-двадцать километров. И лишь только выполнив ответственное задание, Нина возвращалась в отряд и, промёрзшая, садилась у раскалённой железной печки. В землянке тускло горела масляная лампадка. Но к этому свету девочка уже привыкла. Привыкла она и спать на жёсткой скамье у стены, которую сложили из тонких брёвнышек, чтобы хоть как-то уберечься от холодной земли. Одеялом служила всё та же заплатанная шубейка. Её подруга и соседка по землянке Катя, ухаживающая за ранеными, приносила ей в солдатском котелке кашу с крохотными кусочками тушёнки, макароны или жидкий суп. Всё это готовил повар из отвоёванных у фашистов продуктов. А сведения о том, где враги устроили очередной склад продуктов, оружия, вместе с другими добывала Нина.
— Нина, на важное задание придётся пойти тебе, — однажды озабоченно сказал ей Батов. — В деревню Горы прибыл большой карательный отряд. День-два они будут готовиться, а потом их направят на нас. А мы должны опередить. У нас там был свой человек, но его кто-то выдал. Тебе нужно пройти по деревне и понять, где у них штаб, где какое вооружение, машины, в каких домах квартируют офицеры. Больше нам послать некого.
— Когда надо выходить? — спросила Нина.
— Прямо сейчас, — ответил Батов. — Чтобы вернуться до вечера. Перекуси что-нибудь, и в дорогу. Тебя проводят.
Было раннее зимнее утро, ещё не рассвело. Где-то вдали выли волки, которых в лесах появилось великое множество. Волков с привычных мест прогнала война. Их истребляли и фашисты и партизаны. А Нина, когда её никто не провожал, шла на задание с заряженным пистолетом — на случай, если придётся защищаться от волков. На краю леса она прятала пистолет в дупло.
Из леса на дорогу Нина вышла, когда уже рассвело. Село Горы возвышалось над местностью, а между дорогой и домами было поле, заросшее редким кустарником. Прежде она в этом селе не бывала и, пока шла к нему по наезженной грузовиками снежной колее, внимательно всматривалась в каждый дом. Ей важно было понять, в каком из них находится штаб.
Неожиданно прямо на неё вышла огромная собака. Нина сначала испугалась, приняв её за волка — шкура собаки была такой же тёмно-серой. Нина замерла. Пёс тоже напрягся, словно готовясь к прыжку. «А вдруг это всё-таки волк!» Пистолет, который ей выдал Батов, лежал в дупле у края леса. Да если бы он и был при ней, стрелять она всё равно бы не стала — на звук выстрела могли прибежать фашисты и схватить её. «Если волк, он бы напал сразу», — была следующая мысль.
— Собачка, собачка, пусти меня, миленькая, я своя, — проговорила ласково Нина.
Пёс в ответ тихо, но угрожающе зарычал. Нина сделал шаг в сторону, и пёс, оскалившись, зарычал громче.
Собак она боялась всегда. Раньше при встрече с ними словно каменела, с ужасом и трепетом пережидая, пока они принюхивались к ней, тыкаясь в ноги своими влажными носами. Но сейчас, на задании, когда от неё, быть может, зависела жизнь отряда, бояться было нельзя. Пересилив страх, она медленно, но уверенно сделала ещё шаг в сторону, а потом так же уверенно пошла к деревне. Оглянувшись через несколько шагов, собаки она уже не увидела.
На деревенской улице немцев было немало. Судя по всему, здесь расположилась большая воинская часть. У ближнего дома двое солдат пилили бревно, положенное на козлы, а третий, неумело махая топором, пытался расколоть большую колоду. «Папа мой раскалывал такие одним ударом», — подумала Нина и вдруг почувствовала, что вот-вот расплачется. Только этого ещё не хватало! Справиться со слезами помогла внезапно обогнавшая её легковая машина, которая, проехав немного, остановилась около большого дома с железной крышей. Скорее всего, до войны это была школа, а теперь в ней, вероятно, расположился немецкий штаб, потому что офицер, выскочив из машины, быстро вошёл именно в этот дом. У другого дома, за плетнём, Нина заметила несколько металлических бочек, прикрытых брезентом. Здесь наверняка был склад горючего. Из открытых дверей следующего дома долетали запахи вкусной еды. «Офицерская столовая!» Только Нина подумала об этом, как на крыльцо вышел солдат с двумя курицами в руке и, держа их за лапы, стал ощипывать. Нина двинулась дальше. Мимо неё проехала ещё машина, на этот раз грузовая. Кузов её был аккуратно закрыт брезентом. Машина остановилась у одного из домов. Как ни старалась, Нина так и не смогла разглядеть, что за груз был в кузове.
И тогда она решилась — постучала в дверь дома, который стоял ближе всех к этой машине. В приоткрытую дверь выглянула старушка:
— Бабулечка, пустите, пожалуйста, погреться. Совсем замёрзла, — жалобным голосом произнесла Нина.
— Проходи, — чуть помедлив, отозвалась старушка. — Куда и откуда идёшь-то?
Нина вошла в сени, аккуратно сбив снег с валенок, и назвала в ответ два селения, расположенных с разных сторон от деревни Горы.
— Слыхала про такие, — кивнула старушка. — К родным идёшь, что ли?
— К тётке, маминой сестре.
— Ну-ну, сейчас все куда-нибудь идут. Моя внучка тоже, может, ко мне придёт… Кормить-то мне тебя нечем, не обессудь… Так что погрейся у печи да ступай дальше.
Едва старушка вышла в сени, Нина бросилась к окну. Машина стояла на прежнем месте. Из её кузова солдаты выгружали ящики — в таких обычно перевозили снаряды — и перетаскивали их в большой, построенный из свежих досок сарай. В приоткрытую дверь сарая виднелась какая-то труба.
«Да ведь это миномёт! — догадалась Нина. — А в ящиках, наверное, мины!»
Старушка, погромыхав чем-то в сенях, вошла в комнату и протянула Нине пряник:
— На вот, возьми. Ещё до войны куплен. Для внучки берегу. Затвердел, но ничего, понемногу сгрызёшь.
Нина, поблагодарив старушку, направилась к двери. Задание было выполнено — пора возвращаться в отряд.
— Ежели назад пойдёшь, заходи погреться, а то, может, и переночуешь, — предложила ей старушка на прощание. — У меня старик-учитель квартировал, так на прошлой неделе немцы его увезли в город на допросы. Боюсь, что уж и не вернётся. Теперь одна тут…
Недалеко от дороги, в лесу, её дожидались сопровождающие. Дальше, по своим же следам, они шли быстрее и вернулись в отряд, когда только-только стемнело.
— Ну, дочка, рассказывай! — сказал Батов и положил перед нею лист бумаги и карандаш.
Нина нарисовала расположение деревенских домов. Отметила немецкий штаб, занявший школу, дом, около которого в сарай переносили из машины мины.
— Здесь офицеры живут, — показала на плане она, — а вот здесь за забором бочки с бензином.
— Молодец, дочка! — нахваливал её Батов. — Иди поешь, часа три поспи, пока все соберутся, и выходим. Ты будешь при мне.
Ровно через три часа её разбудили. Отряд был готов. Все при оружии, на двух санях — пулемёты. Нина шла по уже знакомому пути. Где-то не так далеко снова выли волки. Стареющая луна, похожая на расплывшуюся букву «с», ярко освещала им путь.
— Ишь как светит, — с досадой проговорил Батов. — Но другой ночи ждать нельзя, немцы уже завтра могут выступить.
Партизаны старались двигаться бесшумно, но снег всё же предательски скрипел под их ногами. К концу пути Нина устала, но держалась стойко. Наконец они вышли из леса, и на холме показалась деревня. Свет горел лишь в одном окне. Дома были едва различимы, а потом, когда луну закрыла туча, и вовсе пропали.
— Где окно, там штаб, — сказала Нина.
Батов кивнул.
— Обходим с тыла. Каждая группа к своему объекту, — коротко отдал он приказы.
И партизаны быстро исчезли в темноте.
«Повезло, что луна не светит», — с радостью подумала Нина.