Они шли по берегу, собирая красивые камешки и кусочки цветной черепицы, отшлифованные водой. Мальчик поболтал с рыбаками, сидевшими на песке и чинившими длинные, цвета ржавчины, сети. Рыбаки называли его то Зеппе, то Джузеппе, смеялись и подмигивали Меррику, когда обращались к нему. Но Меррик мало что понимал из того, что они говорили, — это был диалект. Зеппе был босой и худой, но его глаза и улыбка — Меррик видел это — лучились жизненной силой, свойственной людям, которых не может сломить нужда. Меррик подумал о детях погибшего Бартуччи. Наверняка у них такие же глаза, только теперь нет улыбки. Меррик решил послать вдове немного денег. Он запомнил название городка на юге, где она жила. Можно послать денежный перевод, не указывая, от кого деньги. Эта мысль понравилась ему.
— Зеппе, — сказал он, когда, оставив рыбаков, они направились дальше. — Не хочешь сегодня вечером поужинать со мной в гостинице?
— Ух ты! — Зеппе остановился, молитвенно сложил руки и лучезарно улыбнулся. — Mamma mia, еще бы!
— Но тебе придется вести себя тихо, не шуметь за столом. Кстати, у тебя не найдется чистых штанов?
— Конечно! У меня есть дома настоящий костюм.
— Надень его. Ужин в восемь. Не слишком поздно для тебя?
— Поздно?! — фыркнул Зеппе и рассмеялся.
В тот вечер Меррик вышел в половине восьмого, боясь, что Зеппе может прийти раньше. Так оно и случилось. Мальчик надел новый коричневый костюм, великоватый для него, но туфли были стоптанными и нечищенными. Его расчесанные на пробор черные волосы еще хранили следы расчески.
— Здрасьте! — громко сказал он Меррику, но его глаза бегали по сторонам, он был явно в восторге от увиденного.
— Здравствуй! — ответил Меррик. — У нас еще есть время выпить лимонада. Пошли в сад!
Меррик разыскал официанта и заказал стакан лимонада и рюмку чинзано. В саду мальчик продолжал громко болтать, таращась по сторонам, но Меррик не слушал его. Чуть приподняв голову, он наслаждался гитарой и задумчиво глядел на скрытую за деревьями скамейку-качалку, на которой снова сидели молодожены. Мальчик, казалось, не замечал этого. Он жадно пил лимонад и болтал.
За ужином Зеппе ел с аппетитом и попробовал вина Меррика. Он заявил, что, когда вырастет, станет управляющим. Мальчик с охотой согласился отведать предложенный Мерриком второй десерт, после чего, прижав руки к животу и закрыв глаза, простонал: «Ой!» — хотя выглядел вполне здоровым. Меррик пил кофе и курил. Они засиделись за ужином, терраса была почти пуста.
— Можно, я схожу в туалет? — спросил мальчик.
— Конечно. Видишь ту дверь? — Меррик показал, но поняв, что ошибся, покачал головой и показал на нужную дверь. — Там на двери должна быть табличка «для синьоров», а не «для синьор».
Зеппе улыбнулся и ушел.
Он отсутствовал, как показалось Меррику, совсем недолго, хотя Меррик и не был уверен и даже машинально посмотрел на часы, словно это могло ему что-то сказать, ведь он не знал, когда именно мальчик ушел. Просто когда Меррик оглянулся, тот уже возвращался назад.
— Можно мне сигарету? — Это было второе, что попросил у него Зеппе.
— Боюсь, что нет, — ответил Меррик, отказывая во второй раз. Правда, будь они на улице, он дал бы мальчику сигарету. — Почему бы нам не прогуляться?
Они вышли на дорогу. Зеппе молчал, словно так действовала на него темнота.
— Где ты живешь? — спросил Меррик:
— Там. — Зеппе махнул назад.
— Тогда пошли в ту сторону. Уже поздно. — Меррик повернулся.
Когда они снова подошли к отелю «Орландо», Зеппе помахал рукой и сказал:
— Увидимся завтра на берегу. До свидания!
— До свидания, — попрощался Меррик.
— Grazie![4]
— Prego![5]
Меррик вернулся в гостиницу. Когда он проходил через вестибюль, управляющий, усатый мужчина, на вид лет около сорока, окликнул его:
— Синьор Меррик. — Он отвел Меррика в угол вестибюля. Но, прежде чем успел что-либо сказать, к ним подошла белокурая итальянка с большим бюстом и обратилась к Меррику:
— Извините, синьор, но мы не пускаем в наш отель уличных мальчишек. Ни под каким видом.
— Синьор… Подожди, Элеонора! Piano, piano.[6] Дай я поговорю сам. Мы ведь еще не уверены.
— Нет, уверены! — возразила Элеонора.
— Синьор, — продолжал управляющий, — только что у нас была совершена небольшая кража.
Теперь к ним присоединилась и американка со светло-каштановыми волосами.
— Здравствуйте. Послушайте… Я не хочу никого обвинять, но моя золотая пудреница, моя зажигалка…
— И еще пятьдесят тысяч лир, — вставила Элеонора.
— Все это было у меня в этой сумочке, — сказала американка, показывая Меррику декоративную сумочку. — Я заметила пропажу пару минут назад. Сумочка весь вечер была при мне, если не считать тех двух минут, когда я оставляла ее на столике в дамской уборной.
— Ловкий воришка. Он положил камешки для веса, — заметила Элеонора. — Покажите их.
— Это правда, — кивнула американка и слабо улыбнулась. — Камни с пляжа.
Меррик заглянул в открытую сумочку и увидел несколько кусочков черепицы, какие они с Зеппе собирали днем на берегу.
— Этот мальчик отходил от вас этим вечером? Он ходил в туалет? — спросила Элеонора. — Ходил, я видела. Он вставал из-за стола. Я знаю этого мальчишку. Он хулиган. Его зовут Зеппе. Как же его фамилия? — Она нахмурилась так, словно еще немного — и фамилия всплывет в ее памяти. Посмотрела на управляющего, затем на Меррика. — Где он живет?
— Не знаю. — Меррик, пожав плечами, убежденно добавил: — Я уверен, он ничего не крал.
Однако уверения Меррика не возымели действия — управляющий пошел к стойке звонить в полицию. Белокурая итальянка продолжала громко рассуждать об уличных мальчишках и о приличных гостиницах; американка была огорчена пропажей золотой пудреницы, но на Меррика не сердилась.
— Я, конечно, сделаю все, что смогу, — пообещал ей Меррик. — Обязательно. — Хотя он не имел ни малейшего представления о том, что может сделать для нее.
Разговаривая, Меррик и американка вышли в сад. Оба выпили по рюмке бренди. Меррик поперхнулся, ощутив неприятную острую горечь во рту. Он старался внимательно выслушать женщину. Но то, о чем она говорила, было малозначительным. Казалось, оба ждали чего-то. Когда Меррик наконец посмотрел на часы, была полночь.
Управляющий вышел к ним, чтобы сообщить, что полиция наведалась в дом родителей мальчика, но тот еще не возвращался.
— Его фамилия Дел’Изола. Он живет на Чита-Морта. — И махнул рукой в сторону района в верхней части города. — Синьора, мне очень жаль. Придется подождать до утра. — Управляющий вежливо улыбнулся и вышел.
Следующее, что помнил Меррик, — это горячая ванна, которую он принял. Он не мог поверить. Нет, это абсурд какой-то. Камни! Их может подобрать на берегу кто угодно. Конечно, такую уловку мог предпринять лишь взрослый опытный вор.
На следующее утро в десять часов, когда Меррик вышел из номера, управляющий, которого он встретил в коридоре, поздоровался с ним и сообщил:
— Мальчишка уже дома. По словам матери, он вернулся вчера ночью, очень поздно. Естественно, они все отрицают. Ни денег, ни пудреницы — ничего. Они заодно, вся семейка. — Он покачал рукой, ладонью вниз. — Полиция, естественно, обыскала дом.
— Вот видите, — сказал Меррик спокойно. — Мне жаль, что это случилось, но вы сами можете убедиться: Зеппе не виноват.
Губы управляющего разжались, но он ничего не сказал.
Меррик направился дальше. В вестибюле портье протянул ему телеграмму, которая, по его словам, только что пришла. Она была от Денизов.
Успокойтесь. Никуда не опаздываете. Мы еще в Цюрихе. Мюнхен переслал телеграмму. Увидимся Мюнхене. Любовью. Бетти — Алекс.
Должно быть, он телеграфировал им, что опоздает в Мюнхен, подумал Меррик. Но когда именно послал телеграмму, вспомнить так и не смог. Он помнил только охватившее его несколько дней назад сильное желание отложить все встречи и побыть в «Орландо» подольше.
Меррик зашел в небольшой городской банк и поменял две тысячи долларов в дорожных чеках на лиры. Затем отнес деньги в почтовое отделение и отправил четыре перевода, соответствовавших пятистам долларов каждый, в маленький город на имя вдовы Дино Бартуччи.
В то утро Зеппе не было на берегу. Меррик перекусил в ресторанчике на набережной и около двух заметил Зеппе, спускавшегося по ступенькам лестницы, ведущей на набережную. Мальчик скакал на одной ноге, держа руки в карманах. Потом он закружил, закрыв глаза, точно слепой танцор. По этим ужимкам Меррик догадался, что Зеппе заметил его. Наконец Зеппе приблизился, по-прежнему держа руки в карманах и настороженно улыбаясь.
— День добрый! — поздоровался Меррик.
— Привет!
— Я слышал, что полиция была у тебя прошлым вечером. И этим утром.
— Да. Но они ничего не нашли. А иначе и быть не могло! — Его руки взмыли вверх. — Я ничего не брал. — Глаза Зеппе горели праведным гневом.
Меррик улыбнулся и успокоился.
— Нет. Я и не думал, что это ты украл.
— Gesu Maria![7] Полиция в моём доме! — Зеппе огляделся, проверив, не слушает ли их кто, хотя говорил негромко. Сидевший за ближайшим столиком мужчина не отрывался от парижской «Геральд трибьюн». — Никогда еще полиции не было в моем доме. Что вы им сказали?
— Ну… Конечно, не я просил их наведаться к тебе. Это была идея управляющего. Сядь, Зеппе. Они считают, что это ты украл вещи из сумочки одной дамы. Я не мог помешать им.
Зеппе что-то проговорил так тихо, что Меррик не расслышал, и покачал головой.
— Я уже поел. Хочешь чего-нибудь?
Они провели весь день вместе, поездили по городу на кароце[8] и постреляли из пневматического ружья в тире на набережной. Провожая Меррика, Зеппе остановился на последнем повороте дороги, что вела к гостинице, и, презрительно кивнув, в ее сторону, сказал, что дальше не пойдет.