— Эй, хромой, — крикнул он чайханщику, — что это, раньше ты на кипятке выгадывал, а теперь и на заварке руки греешь?
Гулам-ака понимал, отчего чувствует себя не в своей тарелке и злится друг, и не упустил случая подразнить его:
— Таким старым вредно пить крепкий чай! Что ни говори — сердце пенсионного возраста. Еще перед старухой отвечать придется!
— Вот хромой шайтан! Был бы у тебя чай всегда такой крепкий, как твой язык!
Гулам-ака рассмеялся и, стуча деревяшкой по доскам пола, принес другу чайник свежего чаю.
В чайхане обычно пусто, чаще других появляются здесь двое, Халпаранг-ата, тот, что крив на один глаз, и Хакимбек-ата, Сулейман всегда рад их приходу. «Не один я бездельничаю», — думает он, приветствуя стариков.
Несмотря на грозное объявление, друзья скидываются на бутылку и посылают дежурного внука Гулама-ака в магазин. Старый Халпаранг мастер готовить плов, сделает — пальчики оближешь, А пока плов будет париться в своем котле, старики коротают время за беседой — откуда только слова берутся, — вспоминают обо всем и обо всех, а потом и споют еще…
Расходились обычно затемно, останавливались на каждом повороте, вспоминая дорогу, и подолгу прощались.
А ночами Сулейман-ата не спал. Откуда взяться сну, если не устаешь за день? Он вставал, выходил во двор, слушал далекий лай собак и близкий стрекот кузнечиков, снова ложился. И так каждую ночь… «Будто сторожу что», — горестно вздыхал Сулейман-ата.
И вот однажды старики вчетвером коротали время в чайхане и не подозревали, что именно в этот день произойдет неожиданное. Случилось же вот что. Заглянул в чайхану заведующий колхозным садом Мирвасик и обратился к сидящим:
— Дорогие и уважаемые старики, пришел с низкой к вам просьбой! Хочу, чтобы согласился один из вас временно посторожить склад. Тетя Маруся заболела, в больницу отвез…
— Конечно, я согласен, я посторожу, — сразу вызвался Халпаранг.
— Глупости ты говоришь, уважаемый, — возмутился Хакимбек, — пиалу от чайника отличить не можешь, колхозный склад как будешь сторожить, а? Глаз там нужен зоркий, такой примерно, как мой…
— Ах ты, какой быстрый, — обиделся Халпаранг. — А кто ж приготовил плов, что все уплели за милую душу? Друзья, вы слышите, что он несет? Нашел слепого! Сам ты слепой!
— Я — слепой? — возмутился Хакимбек.
— Да-да, ты и есть! Забыл, как на похоронах Сарсанбая в арык свалился?
— Ну, довольно, хватит! — прервал друзей Сулейман-ата. — Вы оба не годитесь. Я сам буду сторожить склад. — Хакимбек и Халпаранг переглянулись, готовые вступить в союз. — Кто раньше вас вышел на пенсию, а? То-то же. Значит, мне и ружье в руки, — заключил Сулейман-ата и встал, давая понять, что разговор окончен. Мирвасику же объявил: —Идем, сынок, веди меня!
Мирвасик виновато оглянулся на неудачников и вышел за Сулейманом, а те огорченно смотрели вслед победителю.
В ту же ночь старый Сулейман приступил к работе. Старуха принесла к складу кошму, кумган — кипятить чай, разной еды и, уходя, пожаловалась:
— Опозорили вы меня. Совсем из ума выжили. Слыханное ли дело — от старухи съезжать. Все старики вечерами дома сидят…
— Не ворчи, не ворчи, старая, — защищался Сулейман. — Или одна спать боишься?
— Ой, старый бес! Тьфу!.. Нужны вы мне! Рассыплетесь вот-вот, а туда же…
— Ну хватит, эй, старая, слышишь! Распустила язык! Дай вам, бабам, волю… Иди-ка ты лучше домой, да, как я, делом займись! — распорядился Сулейман-ата и отослал жену.
Когда старуха ушла, проведать друга пришли Халпаранг и Хакимбек. Они с завистью разглядывали Сулеймана — тот ходил по двору в длинном чапане, хоть вечер был теплый, и с ружьем за спиной.
— Ну и провел же ты нас, старый пес! — пожаловался Халпаранг.
— Средь бела дня вокруг пальца обвел, — добавил Хакимбек. И столько неподдельной горечи было в их словах, что Сулейман в душе даже посочувствовал им, но виду не подал.
— Кто смел, тот и съел! — подразнил он приятелей.
— Да, повезло тебе, — грустно согласился Хакимбек. — Завтра-то придешь?
— Это куда же?
— В чайхану, конечно! Внук из Андижана рис для плова привез, лучший сорт…
— Даже не знаю, бек… — Сулейман-ата не мог сразу порвать со старой привычкой, года — что поделаешь… — Если будет время — приду, нет — не ждите. Работа — не обижайтесь…
— Да я бы пока подежурил вместо тебя…
Тут где-то за складом послышался шорох, и Сулейман-ата с криком: «Стой, кто там?» — исчез в темноте, не удостоив приятеля ответом.
— Да, настоящий сторож, — сказал Халпаранг, глядя вслед Сулейману и немножко радуясь, что у Хакимбека не получилось с пловом и заменой.
— Да, старается…
Старики помолчали немного, подождали, — Сулейман не появлялся. Пошли.
Следующим вечером Сулейман-ата в чайхану не пришел, и плов из андижанского риса сварили и съели без него.
Не пришел Сулейман и через день — не мог теперь тратить время по пустякам. Днем надо на бахче возиться, вечером на работу поспевай. Недосуг в чайхане рассиживать.
Службой своей Сулейман-ата был доволен. За плечом — ружье, в холодную ночь согревает стариковские кости теплый чапан, а еще пуще — чувство ответственности своей: знай наших — на посту стою!
Но беда подстерегала и обрушилась неожиданно.
С утра Сулейман был в хорошем расположении духа — Мирвасик рассказал, что тетя Маруся из больницы поехала прямо к сыну и будто бы останется там до весны. Мурлыча себе под нос веселую песенку, старик отправился на бахчу и полол гряды, а потом еще надо было подвязывать кусты помидоров.
От работы оторвал его внучек.
— Дедушка, вас Халпаранг-ата зовет! Ждет вас на ферме.
— Что это потерял он на ферме, бездельник? А?
— Не знаю, дедушка. Сказал, чтоб скорее шли.
На дворе фермы запыхавшийся Сулейман нашел своего друга. Тот в сознании своей важности восседал на старом ящике, подобрав под себя ноги.
— Ты что это расселся, а, чайхану новую открыл, да?
— Не видишь разве? — Халпаранг-ата обвел рукой двор. — Сам председатель меня назначил.
— Что ж, на безрыбье и рак — рыба! — Сулейман-ата посмеялся над приятелем, хотя в душе позавидовал — все-таки не ночью работает, на виду у людей. Вслух же не упустил добавить: — Что, и скребок тоже председатель вручил, да?
Халпаранг-ата поморщился, но ссориться с другом не хотел.
— Все, все председатель дал, верно говорю! И метлу, и лопату! Понадобится навоз для бахчи — теперь тебе не надо идти упрашивать кого-то. Хочешь арбу, хочешь — две, самого отборного… Да, друг, это тебе не пост тети Маруси! Настоящая мужская работа! Сам видишь, не слепой… — и он подмигнул единственным глазом.
— Так, так, работа у тебя отличная, — поддержал Сулейман-ата, — но будь осторожен… — он перешел на шепот.
Халпаранг помимо воли склонился к нему, прислушался.
— Ну-ну, говори…
— Знаешь, — продолжал Сулейман-ата, — тут на конюшне лошади есть, очень опасные. Завидят тебя, кривого такого, перепугаются да как лягнут — прямо по здоровому глазу!
Халпаранг-ата притворился, что не расслышал:
— Я позвал тебя для того, чтобы угостить пловом… из лучшего риса… Мы с тобой теперь люди работающие, не можем рассиживать в чайхане. Пошли ко мне…
Вечером, как обычно, старый Сулейман закинул ружье за плечо и отправился сторожить склад. Когда Мирвасик запер все замки и пожелал старику спокойной ночи, Сулейман-ата обошел двор, заглянул во все углы, потом развел огонь и стал кипятить в кумгане чай. Было тепло, уютно и спокойно, он прихлебывал чай и дремал, слушая, как потрескивает на огне хворост. Вдруг что-то упало то ли с крыши, то ли с забора. Старик встрепенулся, оглядел двор. Никого. Может, кошки бегают? Он снова задремал — и снова его разбудил необычный звук, но в этот раз он расслышал, что именно его разбудило — кто-то кашлянул. Сулейман-ата тут же вскочил на ноги и стал прислушиваться. За амбаром кто-то снова тихо кашлянул, послышался шепот. Сулейман кинулся на голос — и замер: двое здоровяков, разобрав у забора крышу склада, вытаскивали автопокрышки.
Сулейман-ата помнит только, что, кажется, крикнул: «Стой!» — и бросился к ворам, — один из них подскочил к старику, размахнулся и так двинул ему промеж глаз, что старый опрокинулся на землю и сколько-то времени пролежал в забытьи. Очнувшись, он, не подымаясь, трясущимися руками стащил с плеча ружье и слабо крикнул:
— Стой, стрелять буду!
Один из воров, что подальше, был занят делом — переваливал тяжелую покрышку через забор, другой же, огромный и страшный, подхватив на ходу камень, метнулся к Сулейману и… ба-ах — раскатился эхом выстрел, — старик, не целясь, спустил курок. Бандит схватился за живот, согнулся и так, скрючившись, свалился в двух шагах от сторожа.
Откуда ни возьмись появилось множество людей, поднялся крик, шум. Старик разобрал только слова подбежавшего к нему Мирвасика:
— Молодец, ата, давно мы за ними охотились, да поймать не могли!.. Спасибо вам! Давайте встать помогу, обопритесь на меня…
— Я, кажется, попал в него? — растерянно спросил Сулейман, ощупывая ушибленный лоб и глаз.
— Так ему и надо!
Через полчаса районная «скорая помощь» забрала раненого вора. А Сулейманова старуха подержала сонного внука над куском ваты и, когда он намочил ее, приложила ватку к заплывшему глазу мужа.
Наутро люди повалили в дом Сулеймана-ата, будто на какое торжество, поздравляли его и хвалили за храбрость.
— Я-то думал, — объяснял другу старый Хакимбек, — воробей вспорхнет — и сердце твое в пятки провалится, ан нет, герой ты, оказывается, джигит из джигитов…
— Да… — многозначительно-туманно поддержал его Халпаранг-ата, — вор, он тебе не лошадь, куда попало не лягнет, выбирает место… Ты уж береги глаза-то, один все-таки среди нас целый-невредимый…
У Сулеймана-ата задергался ушибленный глаз, но он ничего не ответил другу.
Пришел председатель. Поблагодарил от имени колхозников и надел на плечи Сулеймана-ата новый чапан, подарок за геройскую службу. Сказал, что воры, пойманные вчера, трижды обворовывали склад колхоза, на две тыся