Общее состояние передалось и мне. Послушав минут десять подборку 'лестных эпитетов', которыми награждали и Чубайса, и Лужкова, я махнул рукой и пошел домой. Меня встретила Ольга, кутающаяся в тонкий плед. Весь оставшийся день был посвящен утеплению окон и инвентаризации всего, во что можно было завернуться, и чем можно было накрыться.
Второго числа ничего не изменилось. И булочная снова закрыта, и у овощного та же 'пестня', что и вчера.
Развернувшись в сторону дома, я чуть не столкнулся с Василичем, тянущим за собой тяжелогруженые санки.
– Ты чего вчера так быстро слинял? - он остановился и поправил сползающий с санок мешок.
– Да ну…
– Зря. Я тоже не дождался, но потом на рынок пошел. Там цены, конечно, запредельные, но народу поменьше. Картоха, правда, уже по полтиннику за кило. А теперь вот с оптовки соль, сахар и крупу тащу. Но туда не ходи, народу не меньше, чем здесь. Просто там у меня кореш торгует. Загляни лучше на рынок.
Я почесал кончик носа и, воспользовавшись советом Василича, направил свои стопы на рынок.
Цены были просто аховые. Картошку меньше чем по сто рублей за килограмм найти не удалось. Пакет манки или пшенки стоил шестьдесят пять, а буханка хлеба с колес 'тянула' на тридцать пять целковых. Но больше всего отчего-то цены взлетели на консервы.
Истратив на покупки все подаренные братом и его женой деньги, которые все еще болтались в моем кармане в подарочном конверте, я с испорченным настроением вернулся домой. Даже моя неисправимая оптимистка, встретившая меня в дверях, услышав новости о неудачном походе за продуктами, сразу помрачнела.
– Ты же знаешь, что у нас в стране, если чего подорожает, обычно обратно уже не дешевеет, - Оля поставила сумки к балконной двери.
На следующий день электричества так и не дали. Больше всего напрягало отсутствие каких-либо новостей по этому поводу. На улицу я так и не пошел. Забрался ногами в кресло и дотемна читал Ремарка.
Только к обеду четвертого числа мне пришла в голову идея покрутить свой транзисторный радиоприемник. Отсутствие на коротких волнах хотя бы чего-нибудь франко- или турецкоговорящего оптимизма не внушало. Читать не хотелось. Какое тут чтение, когда зуб на зуб не попадает!
Отправившись утром пятого на поиски продуктов, я встретил на лестнице Витька, который тащил подмышкой какую-то бочку.
– Буржуйка, - пояснил он. - Приходи ко мне греться, только не с пустыми руками. Топливо захвати, - заговорщицки подмигнул он.
По дороге к рынку я все думал. Что он имел в виду? Спиртное или на самом деле дрова?
Что-то съестное мне удалось раздобыть только в маленьком магазинчике за МКАД. Так что домой я возвращался уже в темноте. Впрочем, благодаря этому удалось безнаказанно разломать деревянную горку на детской площадке в одном из дворов. Ведь сорокоградусного 'топлива' не было даже за городом.
Из-за одного из гаражей доносились звуки, заставляющие подумать об… В общем похоже кого-то насиловали.
Я как-то в молодости мечтал отбить у насильника какую-нибудь шикарную блондинку, которая бы потом отдалась бы своему герою-спасителю. Но когда это было?
Вздохнув, положил сумки, бросил в снег доски от сломанной горки и, выбрав самую увесистую из них, шагнул за угол.
Один хороший удар доской по голове сразу решил все проблемы. Только благодарить меня никто не стал. Девчонка быстро вскочила и мигом исчезла из поля моего близорукого зрения. Ну что же, я не в претензии.
Весь следующий день мы с Витькой посвятили заготовке дров. Однажды нам даже пришлось бросить деревяшки от разобранных подмостей и спасаться бегством сначала от сторожа стройки, а потом от его собаки.
Рождество мы встречали у Витькиной буржуйки, лопая Витькину же тушенку. Свои-то продукты уже кончились.
– Держи, - вытерев рот салфеткой, я протянул ему пачку сторублевок.
– Кому теперь нужны эти бумажки? Потом отдадите.
– Как?
– Как, как… Нату… Натуральным обменом, - сосед ухмыльнулся и как-то нехорошо так посмотрел на Ольгу.
На следующий день мы с женой перебрались обратно в свою квартиру. Я сходил к Витьке за своей долей дров и, отсоединив плиту от газовой трубы, принялся разводить костер под вытяжкой. Правда, приходилось периодически выходить из кухни подышать. Вернее, периодически заходить на кухню погреться. На ночь костер вообще затушили.
Восьмого я отправился в дальний поход к ближайшему гипермаркету. Может быть, там, в подвалах еще осталась еда?
Моим мечтам, как ни странно, суждено было сбыться. Еще подходя к спуску в подвал, я заметил в темном проеме отблески света факела. Народ растаскивал все, что осталось, по лестнице вверх и грузил на легковушки и грузовики.
– А тут охранника надысь шлепнули, вот и осталось, - ответил на мой немой вопрос мужичок в шапке-ушанке, перекладывая с плеча на плечо мешок с мукой.
Мне досталось только несколько упаковок с макаронами, банка томатной пасты и коробка мюсли. И то хлеб.
Решив на всякий случай пошарить по торговому залу, я поднялся по мертвому эскалатору на второй этаж и побрел между едва угадывающимися в сгущающихся сумерках прилавками, на которых лежал снег, занесенный сюда через разбитые стекла огромных окон.
Споткнувшись о какую-то коробку, я нагнулся, и моя рука ухватилась за что-то мягкое.
– Отдай, - донеслось из темноты. - Мое. Я раньше нашел.
Внутри меня что-то щелкнуло.
– Пшел вон, козел!
Мощный удар сшиб меня с ног. Я упал. Сумка соскочила с плеча, и вывалившаяся из нее банка с томатной пастой покатилась по кафелю. Не успел я встать, как новый удар опять отправил меня на пол. Потом добавили ногой. Еще раз. Я не стал ждать третьего удара и, изловчившись, ухватил кого-то за ногу. Нападавший от неожиданности потерял равновесие и упал. Я же, наоборот, вскочил.
– Сука! - в темноте послышался звук, будто ударили по степлеру. В свете факела, который нес в руке кто-то появившийся недалеко от места схватки, блеснуло лезвие ножа.
– Лех, тут кто-то борзый больно появился, - мой противник уже стоял на ногах. Теперь я мог разглядеть его. Это был молодой парень в пуховике и лыжной шапочке.
– Сейчас определим его, - факел приближался.
Я посмотрел по сторонам. Чуть сзади стояла нетронутая бутылка с уксусом. Попятившись, взял ее в правую руку. Парень сделал резкий выпад вперед, но, поскользнувшись на томатной пасте из моей банки, стал нелепо размахивать руками. Бутылка с уксусом опустилась ему на голову. Крепче оказалась голова.
– А-а, - в меня полетел факел, от которого я увернулся и в наступившей вновь темноте ткнул розочкой во что-то мягкое.
– Убью, - кто-то третий несся в мою сторону.
Я схватил еще одну бутылку и замахнулся. В этот момент над головой, потрескивая, начали зажигаться люминесцентные лампочки. Загудел проснувшийся эскалатор.
Я так и застыл с бутылкой в поднятой руке. Передо мной стоял мой ученик Игорь Монарев. В его руке поблескивала металлическая труба, отодранная от входного турникета. Почему-то в голову пришла идиотская строчка из детского стишка: 'Да будет свет, - сказал монтер…'.
'ЗЕЛЁНЫЙ ПАТРУЛЬ'
Хасан вытер нож о траву и швырнул голову в кусты. Она как мячик поскакала вниз по склону. Тридцать второй, - он подмигнул Азамат-Хану, который с завистью наблюдал, как его старший товарищ нанизывает на проволоку очередной трофей.
– Как это у тебя ловко получается, Турсунбай-ота? - Исмаэль с уважением посмотрел нпа Хасана. - Как ты их выслеживаешь?
– Поживешь с мое - научишься. Ничего мудреного тут нет. Нужно только правильно выбрать место. Вот, этих двоих я перехватил у озера. Купались они, - Хасан продолжал перебирать уши, словно четки, - вот этого вычислил по дыму от костра, поднимающемуся над верхушками деревьев, а эти, - охотник ткнул в совсем уж высохшие атрибуты его воинской доблести, - вообще сами пришли в аул на запах жареного ягненка.
– Э-э, дядя Хасан. Если все было бы так просто, любой охотник приносил бы к концу месяца по три десятка…
– А я и не сказал, что это просто. В любом деле без науки не обойтись. Вот смотри. Неверным ничто человеческое не чуждо. Они хотят спать, есть, им нужно помыться, нужно где-то взять чистой воды. Понимаешь? - Турсунбай упрятал свои трофеи в рюкзак. - Я умею использовать это.
– Я все это знаю, дядя Хасан, но все равно еще ни одного неверного не лишил головы.
– А ты не спеши. Придет и твое время. Вот наступит зима, и откроешь свой счет. Зимой на вероотступников охотиться легче. Много следов, неверные чаще жгут костры, сбиваются в стаи. Твой покойный отец никогда тебя на вертолет не брал?
– Нет. Когда его убили неверные, я еще совсем маленький был.
– Обещаю, этой зимой возьму тебя с собой на большую охоту. Пострелять этих псов, когда они собираются в стаи - одно удовольствие.
– Дядя Хасан, я давно хотел спросить, а откуда неверные берут патроны? В городах они давно не живут, армии, как у нас, у них и подавно нет, а?
– А вот в лесах и берут. И патроны, и оружие. Много его еще там на заброшенных складах осталось.
– Да, обидно, что изобретением нашего великого предка Махмуда ибн Калаша пользуются эти отродья. - Исмаэль поцеловал свой автомат и грозно потряс им в воздухе, - Ну, ничего, недолго им осталось ходить по земле.
На поясе у Турсунбая заверещал коммуникатор.
– Да. Приветствую тебя, Самир. Нет. К вечернему намазу успеем. Аллах Акбар.
Племянник и его дядя вскочили в седло, и через пару секунд об их пребывании здесь напоминала только пыль, оседающая на кустах и траве.
Ветви акации раздвинулись, и на дорогу вышел босой человек в лохмотьях. Затравленно озираясь, он поманил кого-то рукой. Вслед за ним из кустов вывалился еще один бродяга. Лицо его было вымазано чем-то черным.
– Слышь, Вась, о чем это они сейчас говорили? - спросил босоногий.
– А я почем знаю? - тот, которого звали Васей, почесал затылок. - Ты три года в зиндане парился, мог бы их тарабарщину и освоить.