ков соревнований, вот и расстроился. А во всем остальном снимок удался. На нем даже было заметно вырывающееся изо рта чемпиона дыхание. Только одна Маша Зайцева, известная всей школе насмешница, не оценила снимок.
— Какое ж это дыхание? — смеялась она. — Засветил пластинку, вот и все!
От обиды Степа даже не стал спорить. Только подумал: «Ну, погоди, на зимних каникулах я такие снимки на катке сделаю, что ахнешь!»
Однако, придя в школу в первый день каникул, он узнал, что почти все спортсмены, в том числе и Маша, отправляются через несколько дней в лыжный поход. Командир похода Федя Уточкин сказал ему:
— Ты, Крутиков, побольше пленки захвати. В походе наверняка всякие происшествия будут.
— Происшествия-то будут, только вот… — Степа замялся.
Он хотел сказать, что не пойдет с ребятами, потому что не умеет ходить на лыжах. Но тут, как нарочно, появилась Маша Зайцева. А ей дай только за что зацепиться, засмеет так, что потом жизни рад не будешь. Вот он и промолчал. А теперь, когда до похода остались считанные дни, Степа просто места себе не находил. Что же делать? Разве можно снять только старт и финиш похода? А где снимки опасных спусков? Стремительных поворотов и разных происшествий?
Но как ни раскидывал Степа умом, ничего не оставалось, как пойти к Феде и сказать все как есть. Конечно, можно было что-нибудь выдумать: например, притвориться, что растянул ногу. Но Степа не любил обманывать. В конце концов решил так: взять у Феди лыжи и продемонстрировать ему свое «искусство». Пусть без всяких слов убедится, что Степа далеко не уйдет.
Федю Степа застал во дворе.
— Давай с горы кататься, — предложил Федя. — Я сейчас тебе братишкины лыжи вынесу.
— С горы?! — усмехнулся Степа, но тут же подумал: «А что? Может быть, повезет: расшибусь сразу, вот и объяснять ничего не надо».
Он забрался на гору с лыжами в руках и первым установил их на вершине горы.
— Давай! — крикнул Федя.
Степа начал продевать валенки в ремни, но одна лыжа вдруг поехала с горы, не дождавшись хозяина, а другая протянула его за собой. Степа взмахнул руками и покатился с горы кубарем.
— Да ты никак кататься не умеешь? — ахнул Федя, помогая Степе подняться.
— Не умею, — краснея, признался Степа. — Я ведь и шел к тебе, чтоб…
— Молодец! — хлопнул его по плечу Федя. — Правильно сделал. Я тебя в два счета выучу. Сам в позапрошлом году за три дня научился. А у нас целых пять!
— Неужели научишь? — обрадовался Степа.
— Да за пять дней ты у меня чемпионом станешь, — пообещал Федя.
Пять дней! Степа, наверное, будет помнить их всю жизнь. И что только Федя не проделывал с ним! Сначала приказал оставить лыжи и ходить по двору с палками в руках широкими шагами. Потом отобрал палки и заставил точно так же шагать на лыжах. На третий день, перед тренировкой, Федя спустил с цепи свою овчарку Чару и вынес из дома сверток с бутербродами.
— Для чего это? — спросил Степа.
— Нужно, — коротко бросил Федя и, привязав к ошейнику Чары самодельные вожжи, вручил их стоявшему на лыжах Степе. — Приготовьсь! — крикнул он и, выхватив из свертка бутерброд, побежал по дорожке, приманивая собаку.
Чара рванулась и потащила за собой Степу. Ездить, держась за вожжи, было очень трудно. Но Федя заявил, что других способов отработать лыжнику устойчивость не знает, а этот проверен им самим. Скоро Степа уже увереннее скользил по накатанной лыжне и падал гораздо реже. Но тут Федя начал кидать кусочки колбасной кожицы в разные стороны. Овчарка заметалась, и Степе опять пришлось не сладко.
В последний, пятый день обучения Федя зашел за Степой вместе с Машей Зайцевой, той самой, которая только и ждала, чтобы над кем-нибудь посмеяться.
«Этого еще не хватало», — нахмурился Степа. Ему совсем не хотелось стать посмешищем. Пришлось стараться как никогда. И что же? Проехал Степа несколько раз с горы и не упал, прокатился без палок — и опять благополучно. А перед тем как пойти домой, отважился и с такого крутого склона скатился, что Маша даже вскрикнула и зажмурилась.
— Ну, что я говорил? — сказал ему Федя. — Всего пять дней ходишь на лыжах, а ведь не хуже нас, — и он тоже поехал к склону.
— Всего пятый день?! — ахнула Маша и вдруг рассмеялась.
Степа вздрогнул, но тут же, проследив Машин взгляд, улыбнулся сам: оказывается, Федя, не решившись съехать со склона, поворачивал обратно.
Стрижка
В поселке «Бережок» была только одна парикмахерская. И работал в ней всего один мастер — Андрей Григорьевич Стариков. Андрей Григорьевич очень любил свою профессию, и в парикмахерской всегда был полный порядок. В комнате для ожидания на маленьком столике лежали свежие газеты и журналы, а над кассой висел написанный рукой Андрея Григорьевича плакат: «Дети обслуживаются вне очереди».
Этим правилом и решили воспользоваться пятеро друзей-четвероклассников, когда, заглянув в парикмахерскую, увидели там нескольких пожилых мужчин. Мальчики прошмыгнули вперед и выстроились под самым плакатом. Увидя их, Андрей Григорьевич оторвался от работы и сказал:
— Вы, молодежь, приходите попозже. Сейчас у меня делегаты сельскохозяйственной конференции бреются. Задерживать их не имею права. Одного еще смогу обслужить, а остальных прошу попозднее.
— Мы тогда все вечером придем, — сказал Ваня Колосков, самый обросший мальчуган. — Только вы уж всех подстригите. А то нас Мария Ивановна еще весной предупреждала: кто первого сентября придет в школу нестриженый, в класс не пустит.
— Не беспокойтесь, приму обязательно, — заверил Андрей Григорьевич, — приходите в пять часов.
Успокоенные, мальчики ушли.
Около пяти часов приятели собрались в своем дворе, чтобы всем вместе снова пойти в парикмахерскую. Не было только Вани Колоскова. Ребята сложили ладоши рупором и наперебой принялись вызывать его.
Тотчас же из окошка второго этажа вынырнули торчащие во все стороны вихры.
— Я сейчас! Только сестренку накормлю, — отозвался Ваня.
— Догоняй нас! — крикнули ребята и зашагали к воротам.
Минут через десять побежал в парикмахерскую и Ваня. В конце переулка он увидел идущую навстречу маленькую старушку. В одной руке старушка несла чемодан, другой опиралась на палку. Когда Ваня поравнялся с ней, старушка сказала:
— Помоги-ка мне, мальчик, поднять чемодан на плечо.
— А вам далеко? — спросил Ваня.
— На Большую Ивановскую.
До Большой Ивановской было порядочно.
— Давайте я донесу вам, — предложил он и взял чемодан.
— Нет, нет, — запротестовала старушка, — чемодан тяжелый. Вот если вместе, тогда другое дело, — и она продела под ручку чемодана свою палку.
Нести чемодан на палке было не трудно, но старушка шла очень медленно, и Ваня заволновался: «Не опоздать бы, а то закроют парикмахерскую».
На углу Большой Ивановской улицы Ваня остановился.
— Утомился, внучек? — спросила старушка. — Ну что же, давай отдохнем, а то и я устала.
Ваня растерялся. Он хотел сказать, что торопится, но вместо этого окликнул обогнавшую их девушку и спросил:
— Скажите, пожалуйста, который час?
— Пять минут седьмого, — бросила та.
— Да ты, может, спешишь куда? — всполошилась старушка.
— Теперь уж нет, — упавшим голосом проговорил Ваня.
И действительно, торопиться было незачем: парикмахерская закрывалась в шесть часов. Дождавшись, когда старушка передохнет, Ваня медленно зашагал дальше. Можно было сократить дорогу и пройти в конец улицы задворками. Большая Ивановская огибала часть поселка. Но теперь Ване было все равно. И он пошел по улице.
«Увидит Мария Ивановна мои вихры, сразу к директору отправит, — подумал Ваня. — В первый же день — и к директору!»
— Вот мы и пришли, — перебила его мысли старушка и, открыв дверь, добавила: — Зайди-ка, я тебя яблоками угощу.
— Мама, это ты? — раздался из соседней комнаты чей-то голос. — А я тебя не ждал сегодня! Как же ты с вокзала добралась?
— В Москве до вокзала на машине доехала, а тут мне один молодой человек помог. Да погоди ты с расспросами, дай мне своего помощника яблоками угостить.
Из соседней комнаты вышел сын старушки.
«Парикмахер!» — чуть не ахнул Ваня. Андрей Григорьевич тоже узнал своего утреннего клиента.
— Вот ты, оказывается, почему стричься-то не пришел, — сказал он, обращаясь к Ване, и, достав блестящую машинку, привычным жестом указал ему на стул.
Предложение Андрюши Хохолкова
Вчера, когда мы возвращались из школы, наш одноклассник Андрюша Хохолков сказал:
— Вот что, ребята, я предлагаю заняться каким-нибудь интересным делом.
— А каким? — спросил Федя Остроухов.
— Вот если бы у нас не было кружка юных астрономов, мы могли бы организовать такой кружок. Если бы мы не умели играть в шахматы, то занялись бы изучением шахматной теории. Если бы…
— Что ты все «если бы» да «если бы», — перебил его Федя. — Говори сразу, что предлагаешь.
Андрюша пожал плечами.
— Сразу не придумаешь. Давайте соберемся завтра часа за два до уроков и поговорим.
Мы согласились. Придя домой, я тут же стал придумывать, чем бы нам заняться. Мне хотелось выдумать что-то необычное и наутро поразить всех ребят. Долго я думал, но почему-то ничего интересного в голову не приходило. Придумал организовать кружок «Умелые руки», а он у нас уже был. То же и с баскетбольной командой получилось. Тут я, к счастью, вспомнил любимую поговорку Фединой бабушки: «Утро вечера мудренее», — и решил подумать об этом утром, на свежую голову. А утро выдалось и на самом деле мудреное.
Не успел я проснуться, как прибежал бледный, точно мел, Федя и срывающимся голосом сообщил:
— Сбор не состоится. Андрея повели в милицию.
Очевидно, у меня сделалось очень растерянное лицо, потому что Федя поспешно сказал:
— Не отчаивайся. Я думаю, здесь какое-то недоразумение. Мы должны выяснить, в чем дело. Идем скорее.