— Ты лицо этого типа не разглядел случайно? — спросил Беркович. — Узнать смог бы?
— Да, — твердо сказал Верник. — Я даже удивился — такой, знаешь, римский профиль. Наверняка европейский еврей.
«Один-ноль не в мою пользу, — подумал Беркович. — Похоже, межобщинной враждой не пахнет, убийца действительно ашкеназ».
— Номер мотоцикла не разглядел?
— Только последнюю цифру, — покачал головой Верник. — Это была четверка.
Пока все сходилось — свидетели друг другу не противоречили, что значительно упрощало поиск. Четвертым оказался пенсионер по имени Шай Кабало, сидевший на скамейке напротив выезда на проспект с улицы Габрилович. Несмотря на возраст, зрение у старика оказалось вполне приличным, а память тоже не подкачала. Красная «хонда», красный шлем, черная майка, грязно-серые шорты, номера он не разглядел.
Остальные свидетели не добавили к этой картине ничего принципиально нового. Разве что последний из них, пересекавший улицу Габрилович в том месте, где она вливается в проспект, разглядел еще и первую цифру номера мотоцикла — это была тройка. Найти мотоцикл и его хозяина, имея столько твердо установленных фактов, не составляло трудностей, и об этом Беркович не беспокоился. Думал он лишь о том, что все свидетели засекли мотоциклиста, когда тот выезжал с улицы, и никто не видел, как тот стрелял. На самой улице Габрилович в это время не было ни одного прохожего, и жители близлежащих домов не смотрели в окна. Мотоциклиста, конечно, найдут, но если он успел выбросить оружие, доказать его причастность к покушению окажется не таким уж простым делом.
— Закончил со свидетелями? — поинтересовался инспектор, подойдя к машине. — Мы тоже все закончили. В теле две пули, третья попала в дерево. Убитого уже увезли, можно возвращаться в управление, будем ждать, когда найдут мотоциклиста.
— Странная вещь, — задумчиво сказал Беркович. — Все свидетели видели выезжавшего с улицы мотоциклиста, но никто не видел, как тот стрелял.
— Улица была в тот момент пуста, — кивнул Хутиэли. — Там вообще не часто появляются машины, да и прохожих бывает немного. Конечно, прямое свидетельство не помешало бы, но сведений и без того достаточно.
— Может, мне остаться и походить по квартирам? — спросил Беркович. — Если повезет, найду нужного свидетеля.
— Это уже сделано, — возразил Хутиэли. — Жители нижних этажей опрошены — те, конечно, кто оказался дома. Я послал сержанта Соломона с помощником. Никто ничего не видел, а выстрелы, конечно, слышали. Но когда подбежали к окнам, на улице был только труп. Мотоциклист уже свернул на проспект.
— И для этого ему понадобилось девять секунд, — сказал Беркович. — Не много ли — на такой скорости? От места, где упал Ростер, до угла можно доехать секунд за пять максимум.
— Борис, — с некоторым раздражением сказал инспектор, — ты прекрасно знаешь, что оценки могут сильно различаться, у каждого свидетеля свои представления о времени…
— И все без исключения называют восемь-десять секунд, — вздохнул Беркович.
— Не понимаю тебя, — заявил Хутиэли. — Какое значение имеют эти секунды?
— Да я тоже не очень понимаю, — сказал старший сержант, — но свидетели очень точны в показаниях, это бывает редко, вы же знаете. Значит, этому числу доверять просто необходимо.
— Доверяй, — разрешил Хутиэли. — Подумаем об этом потом, когда найдем мотоциклиста. Поехали, Борис, работы еще много.
— Я все-таки останусь ненадолго, если разрешите, — попросил Беркович. — Жильцов опрашивать не собираюсь, хочу просто оглядеться, составить представление.
— Хорошо, — решил инспектор. — Даю тебе полчаса, а потом жду у себя.
Когда труп увезли, а полицейские машины разъехались, Беркович медленно прошел от проспекта по улице Габрилович к месту трагедии. Метров двадцать — немного, а для мотоцикла и вовсе не расстояние…
Он пошел дальше и вышел на проспект Моше Даяна, откуда улица Габрилович брала свое начало. Здесь на углу был магазинчик, где продавали всякую мелочь, хозяин с интересом смотрел на полицейского и на вопросы отвечал охотно:
— Мотоциклист? Видел, конечно. Он как раз сворачивал на Габрилович, когда раздались выстрелы.
— Позвольте! — воскликнул Беркович. — Вы твердо в этом уверены?
— Конечно, — обиженно сказал лавочник.
— Но тогда мотоциклист не мог застрелить человека!
— Почему не мог? Если все говорят, что стрелял он…
— Все говорят! — саркастически сказал старший сержант.
— Он еще чуть той машине в задний бампер не врезался, — сообщил лавочник новую информацию.
— Какой машине?
— Ну, когда мотоциклист сворачивал на Габрилович, оттуда задним ходом выезжал Моти на своей «сузуки».
— Моти?
— Моти Лугаси, он живет вон в том доме, у него два секс-магазина на Бограшов, как раз рядом с массажным кабинетом, где… Эй, старший сержант, я что-то не то сказал?
Должно быть, Беркович действительно не смог сдержать своих эмоций. Но секунду спустя он взял себя в руки и произнес:
— Вам, наверное, придется поехать со мной — я бы хотел взять у вас показания.
— С удовольствием! — воскликнул лавочник и бросился закрывать ставни в своем магазинчике.
Час спустя старший сержант вошел в кабинет инспектора Хутиэли и назвал имя убийцы — Мордехай Лугаси. Мотив преступления тоже был ясен — конкуренция. Как оказалось, кроме магазинов на Бограшов, у Лугаси был там и «институт здоровья».
— Черт, — сказал Хутиэли, — этот проклятый мотоциклист оказался так некстати! Надо же ему было именно в это время…
— Его нашли?
— Конечно. Бедняга только твердит, что ничего не видел и ничего не знает, а сержант Соломон ему, конечно, не верит.
— Закрыть бы все эти «институты», — сказал Беркович, — и убийств в Тель-Авиве стало бы меньше.
— Эх, — закатил глаза инспектор. — У вас, русских, кажется, есть поговорка: «Когда рак на горе свистнет»…
Смерть в киббуце
— Почему бы нам не снять на три-четыре дня домик в киббуце? — предложил Беркович. — Арику необходим свежий воздух.
— Арику, — возразила Наташа, — пока все равно, а вот тебе, Боря, отдых действительно необходим.
В газетах Беркович нашел десятка два объявлений: одни киббуцы предлагали только комнату с завтраком, другие — еще и бассейн впридачу. После долгих обсуждений решили позвонить в киббуц Ронит — Наташу обрадовало сообщение о трехразовом питании. Ей совсем не хотелось в дни отдыха заниматься приготовлением пищи.
Комната оказалась не такой дорогой, как ожидал Беркович. Правда, все было занято почти на месяц вперед, но и та дата, которую предложил киббуц, его вполне устроила. Выехать предстояло в четверг утром, а домой вернуться — в воскресенье вечером.
Домик действительно оказался таким, каким был изображен на рекламной картинке — маленьким, уютным и с видом на вершину Хермона. В комнате была детская кроватка (за отдельную плату), и, уложив спавшего Арика, Беркович с Наташей вышли на аллею, тянувшуюся вдоль берега искусственного озера — небольшого, конечно, но достаточно живописного. Далеко уходить они не собирались — Арик мог проснуться в любую минуту.
Вдоль аллеи стояло около десятка таких же коттеджей, и рядом с самым дальним из них группа мужчин и женщин обсуждала какое-то происшествие.
— Погляжу, что там случилось, — сказал Беркович.
— Поболтать захотелось? — спросила Наташа. — Иди, а я побуду с Ариком. Только возвращайся быстрее, скоро обед.
Подойдя к дальнему коттеджу, Беркович услышал обрывки разговоров:
— …Совсем молодой, как же так…
— …Такие случаи сто раз бывали. Хлоп — и все…
— …Ализу жалко, как ей сообщить?…
— Что-то случилось? — вежливо поинтересовался Беркович у мужчины лет сорока, не принимавшего участие в общем шуме.
— Вы только что приехали? — вопросом на вопрос ответил мужчина. — Меня Шмуэлем зовут, а вас?
— Борис Беркович, мы с женой и ребенком приехали на четыре дня. Вы здесь живете, Шмуэль, или тоже приехали отдыхать?
— Я здесь родился, — сообщил Шмуэль. — Это я принимал ваш телефонный заказ. Беркович, говорите? Работаете к криминальном отделе полиции?
— Да. Надеюсь, у вас в киббуце преступность на достаточно низком уровне?
Шутка, конечно, была не из лучших, а Шмуэль вообще воспринял слова Берковича очень серьезно.
— У нас нет преступников! — воскликнул он. — Не знаю, что вам успели наговорить об Игале, но это чепуха!
— Не знаю никакого Игаля, — удивленно сказал Беркович. — Я только хотел спросить, что здесь случилось.
— Случилось то, что Моти умер, а Игаль был у него ночью, это многие видели, и теперь вот идут всякие разговоры, хотя врач сказал, что у бедняги просто остановилось сердце.
— Погодите, — прервал собеседника Беркович, поняв, что здесь действительно произошло нечто экстраординарное. — Я ничего не знаю, вы можете рассказать по порядку?
По порядку получилось так. Моти Кац и Игаль Коэн дружили с детства, оба недавно отслужили в армии, Игаль — в «Голани», а Моти по здоровью не попал в боевые части. Вернувшись в киббуц, друзья нашли себе дела по душе: любивший риск Игаль пошел в помощники к Рону Фишману в змеиный питомник, где разводили гадов и продавали яд на фабрику лекарственных препаратов, а Моти работал в бухгалтерии. Змеи в питомнике были всякие — от гюрз и гадюк разных видов до очень ядовитой породы североафриканской эфы, недавно завезенной в Израиль.
Друзья были не разлей вода. Правда, в последние месяцы между ними пробежала черная кошка — обоим нравилась одна и та же девушка по имени Лея, но она не отдавала предпочтения ни Игалю, ни Моти, так что соперничество вовсе не мешало на самом деле их дружбе. Они и по ночам довольно часто проводили время вместе — смотрели телевизор, пили пиво, разговаривали. Прошедшая ночь ничем не отличалась. Часа в четыре утра поднялся шум: Игаль что было сил колотил в дверь местного эскулапа Нахума.
Нахум прибежал следом за Игалем в коттедж Моти, но лишь констатировал смерть молодого человека. Вызвали, конечно, и скорую, и полицию, все утро разбирались. Тело отвезли в Афулу, и там врачи заявили, что произошла спонтанная остановка сердца. На теле Моти не было ни малейших следов насилия, лишь на лице застыла, говорят, гримаса ужаса, но это понятно: когда прихватывает сердце, человека охватывает паника.