Жандармский полковник, имени которого не знал даже подчиненный ему поручик Постольский, оставался единственным человеком, который одним своим присутствием внушал Владимиру необъяснимый подсознательный ужас. А еще – единственным за пределами семьи, кто знал (или как минимум подозревал) о даре, что достался Корсакову после болгарской трагедии. Откуда – он до сих не имел ни малейшего понятия.
Жандарм почувствовал, что за ним наблюдают. Он поднял глаза и безошибочно нашел Владимира на пешеходном мостике. Лицо полковника исказилось жутковатым оскалом, который тот, похоже, принимал за улыбку. Он так же неторопливо направился к Корсакову и присоединился к нему у парапета.
– Владимир Николаевич, за что же вы так не любите нашу несчастную полицию? – вместо приветствия проскрипел жандарм.
– В смысле? – моргнул от неожиданности Корсаков.
– Ну, как же, – продолжил полковник. – Стоит в вашем окружении появиться служителю закона, как его настигает жуткая, мучительная смерть. Урядник Родионов. Надзиратель Решетников. Теперь вот еще один околоточный. Вы себе коллекцию собираете?
– Мне кажется, это не повод для шуток, – холодно заметил Владимир, оправившись от неожиданности.
– О, поверьте, Корсаков, в моей профессии рано или поздно все превращается в повод для шуток.
Надо сказать, путешествие поездом несколько меня утомило. Давайте заглянем в здешний ресторан, промочить горло. И конечно же, ваш новый приятель, что сейчас сверлит меня взглядом от крепостной стены, тоже приглашен.
Владимир устал удивляться странным талантам полковника, поэтому лишь махнул Горегляду рукой и указал на садовый павильон. Ресторан все еще стоял запертым, но одного взгляда жандарма хватило, чтобы пробегавший мимо официант распахнул перед ними двери.
– Ляжаць, – приказал Горегляд своему псу, оставляя того перед входом.
– Я думаю, здешняя обслуга не будет возражать, если барбос разместится вместе с нами, – мимоходом сказал жандарм и покосился на официанта: – Не так ли?
Возражений не воспоследовало. Только сам пес при взгляде на полковника тихо заскулил и поджал хвост, но все же последовал за хозяином.
Гостей усадили за столик у окна, выходившего в сад. Серый, шумно вздохнув, улегся у ног Горегляда, бросая нервные взгляды на полковника. Тот быстро окинул глазами меню, сделал заказ и обратился к Корсакову:
– Итак, Владимир Николаевич, будьте так любезны, расскажите, что же у вас тут происходит?
– Мне почему-то кажется, что вы и так все знаете, – проворчал Корсаков.
– Согласно очаровательному простонародному выражению, когда кажется – креститься надо, – довольно хохотнул жандарм. – Вопреки вашему мнению, я знаю далеко не все. Поэтому потрудитесь изложить факты, со всеми необходимыми подробностями, но без лишней шелухи, пожалуйста.
Владимир пожал плечами и начал рассказ с момента своего приезда в Смоленск. Умолчал лишь о записке, оставленной дядей, хотя пытаться что-то скрыть от полковника казалось бесполезным. На протяжении всей истории в ресторане висела полная тишина, прерываемая только скрипом ножа о тарелку – заказ для жандарма принесли с поразительной скоростью. Полковник же, с нехарактерной для него заботой, обронил пару кусочков антрекота на пол в непосредственной близости от Серого. Собачий нос с шумом втягивал соблазнительный аромат, однако пес так и не решился полакомиться угощением.
– Что ж, интересно, – только и сказал полковник, когда Владимир закончил свой рассказ.
– Вы уже сталкивались с подобным?
– С похожими случаями – да, но чтобы именно с таким, как вы описываете – нет. Что и делает его интересным. Какие выводы вы сделали?
Владимир глубоко задумался. Все это время он был настолько подхвачен постоянным калейдоскопом событий, что предложение остановиться, отступить на шаг и попытаться оценить происходящее со стороны застало его врасплох.
– Это довольно сложно, – наконец заметил он. – Единственное, что я могу предположить с уверенностью, так это связь происходящего с грядущим конклавом. И моего отца, и его брата хотели убить именно для того, чтобы они не смогли поделиться своими подозрениями.
– Корсаков, вы разочаровываете меня, – сварливо заметил жандарм, пригубив принесенного вина. – Я выбрал вас не столько из-за знаний и талантов, сколько из-за умения рационально мыслить и задавать правильные вопросы. С простыми задачами справится любой примат. Даже ваш приятель Постольский в мае удачно завершил самостоятельное следствие. Кстати, про майские события нам еще предстоит поговорить. Во время визита во Владимир вы как сквозь землю провалились, что для меня большая редкость. Но сейчас не об этом. Вы правда считаете, что Михаила Васильевича убили, чтобы заставить его замолчать?
– А что, скажете, нет?
– Конечно, нет! – рявкнул полковник. – Корсаков, что с вами? Где ваша уверенность? Изобретательность? Вы сейчас похожи на жалкую тень самого себя!
– Прабачце, но мое присутствие вам необходно? – неуверенно пробасил Горегляд, до этого не проронивший ни слова.
– Оно может оказаться нам полезным, но пока сидите молча, – отрезал жандарм и вернулся к Корсакову: – Продолжим. После происшествия с вашим отцом Михаил превратился в трусливую развалину, боящуюся собственной тени…
– Я не позволю так говорить о своем дяде! – вскочил Корсаков.
Вообще-то не так уж он и неправ…
– А меня не волнуют ваши эмоции! – рыкнул полковник и одним своим взглядом усадил Владимира обратно. – Я не злословлю, я излагаю факты. После событий в Болгарии на протяжении почти трех лет Корсаковы полностью отошли от дел. Ваш дядюшка предавался блуду и пьянству, практически не показывая носу из Смоленска. Думаете, он рискнул бы объявить на конклаве о том, что против нас зреет заговор? Что кто-то раз за разом истончает границу между нашим миром и тем, что ждет за занавесом неизвестности? Не смешите меня! Зачем кому-то убирать столь малозначительную фигуру? Нет, Корсаков! Думайте! Что изменило статус-кво? Что заставило нашего противника снова вступить в игру?
Ответ пришел Владимиру сам – и он озвучил его прежде, чем успел обдумать.
– Я…
– Браво, он умеет мыслить логично! – хлопнул в ладоши жандарм. – Да! После погони за Стасевичем на поле появилась новая фигура. Один из Корсаковых вернулся к семейному делу. Вы. Вам трижды удалось остановить невольных агентов нашего врага. А он не любит, когда его планы нарушаются. Ваш дядюшка, упокой Господь его душу, здесь ни при чем. Все происходящее сейчас в Смоленске – это спектакль для единственного зрителя. Враг хочет отвлечь вас. Он нашел как минимум две ваши слабости – и беззастенчиво ими воспользовался.
– Слабости?
– Думайте, Корсаков, думайте! Даже я их вижу. Любопытство и страх за оставшуюся у вас семью. Для начала – таинственное убийство с посланием, которое адресовано вам, причем настолько топорно, что даже идиот бы догадался. И вот, вместо того чтобы по моему совету расследовать обстоятельства, приведшие к потере отца и брата, вы уже гоняетесь за убийцей по всему городу. Как впечатления? Любопытно? Азартно? Глупо! Им почти удалось вывести вас из игры, запрятав за решетку! Но тут за вас сыграл я – и вы снова на свободе. Как отвлечь вас снова? Заставить бояться? Заставить злиться? Заставить совершать ошибки?
– Бить по моим близким, – пораженно прошептал Владимир.
– И лишняя ненужная фигура, Михаил Васильевич, становится важной, прежде чем отправиться прочь с доски, опять уводя вас по ложному следу! Ваш противник знает вас, Корсаков. Так же, как знал вашего отца. Его удалось убрать с дороги, заманив в засаду. Теперь ваша очередь – и вы в одном шаге от капкана. Смотрите под ноги. Нам нужно найти режиссера этого дурацкого спектакля. Он – единственная пока ниточка к тому, кто стоит за всем этим. Только поэтому я прибыл сюда лично – и если вы считаете, что у меня не было иных срочных дел, то зря! Помогите мне помочь вам. В третий раз повторю – думайте, Корсаков, думайте!
Владимир чувствовал, как мир вокруг него пришел в движение. Он сидел за столом с полковником и Гореглядом, но ресторан перестал существовать. Вокруг него сомкнулись стены из темноты – но не пугающей, а спасительной. За этим занавесом исчезли все эмоции, все страхи, все сомнения, оставив лишь холодный расчет.
– Нам нужно лишить его оружия, – четко и спокойно произнес он. – Как вы говорите, вывести из игры лишнюю фигуру – караконджула. Причем таким образом, чтобы тварь сама привела нас к своему хозяину.
– Неплохо, Корсаков, ваш ход мыслей мне уже нравится. Но как вы намереваетесь это сделать? Вы уже знаете, как победить это существо?
«Задавать правильные вопросы». Отец словно оказался рядом и вновь напомнил о себе. И эта фраза вмиг лишила Владимира всей уверенности.
– Я… Нет, не знаю…
– Что?! – взревел жандарм. – Вам один раз это уже удалось! Как?!
– Я не помню! – закричал в ответ Корсаков. – Я не помню ни черта! Я знаю лишь, что меня нашли с трупом брата и обезумевшим отцом! Я не помню, как оказался там! Я не помню, как мне удалось выжить!
– В таком случае вы бесполезны, – процедил полковник, разом утратив весь интерес. – С тем же успехом вы можете уползти обратно домой и просто ждать смерти, которая не замедлит явиться.
– Я ведаю. – В повисшей тишине бас Горегляда показался особенно глубоким и громким.
– Что? – повернулся к нему жандарм. – Знаете, как победить тварь?
– Нет, – помотал головой Христофор Севастьянович. – Ведаю, как помочь Владимиру Николаевичу вспомнить. Но это будет опасно.
Посреди свежеотмытого фехтовального зала, смахивая на идола в храме давно забытой цивилизации, возвышалось старое кресло-бержер. Его окружали несколько кругов защитных символов, часть которых оказалась незнакомой даже для полковника и Корсакова. Горегляд, неловко держа в огромной ладони совсем сточившийся кусочек мела, вносил последние штрихи в загадочную конструкцию.