дробности отказывались складываться в единую картину. Таинственные письмена и рисунки вкупе с обугленными пятнами указывали на правоту Корсакова. Но яд… Яд – это уже продуманное убийство, вотчина Решетникова. Наконец Постольский прервал молчание:
– Владимир Николаевич, простите меня за вопрос, но все же… Вы правда верите в эти вещи? Ритуалы? Амулеты? Неведомые силы, способные мгновенно сжечь человека, оставив лишь черное пятно на полу?
– А вы правда верите, что Земля вращается вокруг Солнца? – иронично покосился на него Корсаков.
– В каком смысле «верю»? – возмутился Постольский. – Это же научный факт!
– И вы можете потрогать этот научный факт? – осведомился Корсаков.
– Зачем мне его трогать?
– Чтобы убедиться самостоятельно, например. А то получается, что какие-то умные люди вывели некие умозрительные законы со своей системой измерений, после чего заявили, что им известны правила, по которым существует Вселенная.
– Вы что же, хотите оспорить законы физики? Математики? Химии? – Постольский недоверчиво уставился на него.
– А дальше вы скажете что-то вроде: «Вы казались мне разумным человеком»? – ответил вопросом на вопрос Владимир. – Нет, я ни в коем случае не собираюсь оспаривать законы. Более того, они мне часто помогают в работе. Просто демонстрирую вам, что все ваши знания о мире основываются на правилах, значительную часть которых вы не можете зримо подтвердить. Помните, в экипаже я сказал, что моя задача – объяснить необъяснимое? Так вот, то, что вы считаете невозможным или, скажем, потусторонним, для меня реально. Я понимаю и принимаю незримые законы, которым эти явления подчиняются. Поэтому, чтобы не затевать здесь философских диспутов, я просто прошу вас: пока мы находимся в стенах этого дома, отриньте свой скепсис. Тем более подозреваю, что в ближайшее время вы еще не раз получите доказательства моей правоты. К сожалению.
– Ну, пока вы не пытаетесь убедить меня, что земля плоская и стоит на трех слонах верхом на ките…
– Вообще-то черепахе, – с серьезным видом поправил его Корсаков. Постольский очень быстро понял, что его дурачат, поэтому ограничился вопросом: – Итак, вы думаете, что этот дом опасен?
– Да, и мне бы хотелось как можно быстрее его покинуть, – признался Корсаков.
– Но в таком случае вы же можете сказать Нораеву, когда он вернется, что у вас ничего не получилось, и выйти отсюда.
– Сдается мне, что ваш ротмистр – хитрый лис. Его не проведешь, прикинувшись дурачком. Но даже это не главная наша проблема. Вот она.
Он вновь обернулся к столу и обошел его по кругу, внимательно вглядываясь в постепенно бледнеющие контуры ритуальных фигур на полу.
– Что вы пытаетесь там разглядеть? – спросил поручик.
– Пытаюсь понять, оказался ли ритуал полностью неудачным, что и стало причиной гибели его участников, или им удалось все же призвать что-то с той стороны. Они явно рассчитывали на успех. Если кто и мог бы провернуть такой фокус – это Нейман. И он здорово подготовился. Даже убедился, что без его участия призванный дух не сможет покинуть дом.
– Не буду притворяться, что в этом разбираюсь, но разве духи не бесплотны? – подал голос Постольский. – В таком случае как их могут удерживать стены дома?
– О, это очень обширная тема для обсуждения, – закатил глаза Корсаков. – Но в нашем случае Нейман нанес вдоль стен защитный круг, подобный тому, что вы видите вокруг стола. Пока он не разомкнут, духи остаются запертыми здесь. Поэтому сразу должен предупредить – что бы вы ни делали, не нарушайте целостность круга.
– Это так важно?
– Вы же у нас призваны с кем бороться? Со всякими террористами-бомбистами? – Корсаков добавил в вопрос куда больше раскатистых «р», чем подразумевалось на бумаге.
– Ну да.
– Вот и представьте, что один террорист-бомбист открыл секрет изготовления взрывчатки – в кратчайшие сроки, дешево, буквально из подручных средств. Не надо возиться ни с химией, ни с испытаниями. Что он сделает дальше?
– Если идейный – то поделится со своими товарищами по борьбе.
– А потом?
– А потом мы будем иметь дело с десятками и сотнями новых бомб по всему Петербургу, а затем – и по всей стране.
– Отлично. А теперь представьте, что один покойник нашел лазейку и проник из загробного мира обратно к нам. Это существо – уже не человек. Оно чуждо нашей реальности, которая стремится его отторгнуть. Само его присутствие – как гангрена, которая распространяется и поражает здоровую плоть. Сейчас оно может быть заперто здесь, в этом доме, совсем рядом с нами. Но если мы не выясним, как оно сюда попало и открыта ли еще дверь на ту сторону, то очень скоро столкнемся с десятками и сотнями подобных существ, которые готовы на все, чтобы поменяться с нами местами.
В пустом доме раздался зычный бас ротмистра, призывающего Корсакова и Постольского к себе.
17 октября 1880 года, ранний вечер перед ритуалом, Санкт-Петербург, Большая Морская улица
– Пути назад нет. – Назаров бросил последний взгляд на сгущающиеся за окном сумерки и задернул занавеску.
– Что вы сказали? – Олег Нейман отвлекся от изучения лежащей перед ним книги и посмотрел на товарища министра. Они находились в гостиной, которую освещал неверный свет множества свечей – не то чтобы в них была какая-то необходимость. Никаких препятствий для использования газовых светильников Нейман не видел, но Назаров не хотел рисковать. На подготовку помещения к ритуалу ушло несколько дней. Самым физически сложным было закрепить огромное зеркало над парадным столом. Но затраченные усилия не шли ни в какое сравнение с напряженной работой по составлению ритуала из десятков обрывочных упоминаний в древних книгах; по приготовлению необходимых напитков для каждого участника; по начертанию на полу символов, призванных сфокусировать силу семерки оккультистов.
– Я сказал, что пути назад нет.
– Пока еще есть. – Нейман обвел глазом все приготовления, еще раз мысленно сверяясь со списком необходимого. – За последние несколько сотен лет никто не пытался совершить то, что нам предстоит. Малейшая неточность, малейшая ошибка может стоить нам жизни. И это лишь при самом благоприятном исходе. Не говоря уже о том, какую роль вы отвели…
– У тебя появились угрызения совести, Олег? – вкрадчиво поинтересовался Назаров.
– Вы платите мне достаточно, чтобы распоряжаться и моей совестью, и моей душой, – криво ухмыльнулся Нейман. – Я просто напоминаю, что никто не в силах предсказать последствий. Вы все еще хотите рискнуть?
– Я приношу самую большую жертву из всех. Если бы не был готов рискнуть… – договаривать Назаров не стал.
– Кто-то еще в курсе? – уточнил Олег.
– Нет. Подробности знаешь только ты. В том числе за это я и плачу тебе столько, чтобы купить со всеми потрохами. – Нейман поморщился от ощутимого пренебрежения нанимателя, но смолчал. – Мои доверенные люди знают свою часть. Твои, с позволения сказать, коллеги – свою. Уверен, что никто из них не догадался?
– Нет. Они талантливы, но не способны видеть дальше своего носа. Моих объяснений им хватило. Помогло и то, что с каждым мы работали в отдельности, так что полной картины нет ни у кого. Вот только… Когда все случится, они поймут. И я не поручусь…
– Я поручусь. О последствиях предоставь думать мне. Внешний барьер установлен?
– Да, пока его не разомкнут, ни один дух не сможет покинуть этот дом или проникнуть в него без приглашения.
– Тогда беспокоиться тебе не о чем. Проведи ритуал. Убедись, что он сработал как должно. Разомкни круг, позволив ей выйти, а затем впусти моих людей. Сделаешь это – и ты волен идти на все четыре стороны, дабы распорядиться вознаграждением так, как считаешь нужным.
В дверь гостиной постучали.
– Войдите! – бросил наниматель.
В комнату заглянул обезьяноподобный подручный Назарова. Его одежда была насквозь мокрой и запачканной комьями грязи, словно мужчина долгое время копался в сырой земле. Хотя… Почему словно?
– Хозяин, мы готовы.
– Хорошо, несите ее сюда, – голос Назарова дрогнул то ли от волнения, то ли от внезапного испуга. Подручный скрылся, а наниматель повернулся к Нейману: – Говорил же тебе, пути назад нет. Гости скоро прибудут.
Колокольчик, который он не выпускал из рук, тихонько прозвонил.
19 октября 1880 года, Санкт-Петербург, Большая Морская улица
– Чертовщина какая-то! – дрожащим голосом констатировал Решетников.
Околоточный и Нораев нашлись в очередном гостевом салоне на втором этаже, расположенном рядом со спальней, где полгода назад нашла свою смерть баронесса Ридигер. Это была узкая комната, оформленная в зеленых тонах. Окна, как и везде, занавешены тяжелыми гардинами. Мебель состояла из удобных кресел и диванов, расставленных в порядке, подразумевавшем оживленное общение.
Четверо мужчин стояли перед большим зеркалом. В нем отражался салон – со всей мебелью, бархатом, подушками на диванах, гардинами и даже фортепьяно в углу. А вот чего в отражении не было – так это их самих. Зато на кресле в центре, которое располагалось как раз за их спинами, в зеркале восседала полупрозрачная девушка. Казалось, что она просто дремлет.
– Господи Иисусе, – пробормотал Решетников, медленно проведя рукой перед собой, словно надеясь, что этот жест развеет морок – мужчины появятся в отражении, а призрачная дама, наоборот, исчезнет. Звонкий смешок Корсакова заставил его вздрогнуть.
– Сергей Семенович, для человека, видящего кругом шарлатанов, вы пугающе легковерны! – объявил Владимир. – А меж тем данное явление куда ближе к вашей гипотезе, чем к моей.
– Объяснитесь, – приказал Нораев.
– Avec plaisir [21]. Если бы глубокоуважаемый господин Решетников не был так поражен дивным образом в зеркале, он бы мог обратить внимание, что эта гостиная, даже на вид, в два раза меньше соседней комнаты, что наводит нас на определенные мысли…