Далеко не всем мистикам, лишь некоторым из них, была дарована эта особая способность – временами или даже постоянно видеть своего «ангела-хранителя». К таким мистикам принадлежала и Мечтилд Толле (Mechtild Thaller) (1869–1919), сообщения которой донес до нас шевалье Фридрих фон Лама[523]. Она подробно и захватывающе описывает разные категории ангелов. Самое интересное тут то, что такие встречи с ангелом-хранителем бывали у нее практически ежедневно, ангел ее ободрял, поучал, просил кому-то что-то на словах передать… Однако, как мне кажется, описания эти невольно искажают наличествующую в самом ходе мысли спонтанную и подсознательную символизацию, плохо ее передают и часто неверно толкуют.
Если мы внимательно вчитаемся в «Диалоги с ангелом», в разбросанные в разных частях книги сведения об ангелах-хранителях, то увидим, что существует удивительная близость и родственность между ангелом-хранителем и тем человеком, кого он хранит. Гитта Маллац, слушавшая, как ее ангел-хранитель устами Ханны передает ей сообщения, признала его своим «внутренним господином». У нее есть стойкое ощущение, что они с ним хорошо знакомы, но при этом из подсознания никак не всплывет четкое воспоминание. Она остается «на грани воспоминания»[524]: вот-вот вспомнит. Постепенно она начинает осознавать, что за этим кроется тайна, и даже старается ее сформулировать. В конце концов, она говорит своему ангелу: «Итак, я и есть ты». Ангел, через Ханну, улыбнулся и ответил: «Пока еще нет». А в другой раз ангел сказал ей: «Ты глубже всех совпадаешь со мной», или еще: «Если ты веришь, что я – это ты, то я буду тобой». И наконец, самое пространное объяснение:
«До рождения – прежнего – мать и ребенок составляют одно целое. Когда ребенок рождается – они разделяются надвое.
Нас двое. – Когда мы родимся, мы станем одним».
Отныне их судьбы связаны: «Либо мы вместе с вами погибнем, либо вместе с вами очистимся»[525].
Мы затронули здесь очень древнюю тему, еще в иранской мифологии она прозвучала в образе фравашей. Мы знаем, что само понятие ангела пришло к нам из древней Персии, через ассиро-вавилонскую культуру и через иудейский Ветхий Завет. Что, однако, не исключает и того, что другие культуры могли разрабатывать те же самые образы и идеи совершенно независимо, потому что стоящие за ними феномены универсальны. Фраваши – это как бы небесное дополнение к нам самим, наш двойник, наше второе Я. Изначально даже у ангелов были свои фраваши. Но ангел в «Диалогах» утверждает, что для самого ангела Серафим будет тем же, чем ангелы являются для нас[526]. Однако в традиции маздеизма эта тема связана, главным образом, с теми, кто вошел в материю. Анри Корбен проследил, как проходит эта тема через Библейский рассказа о Товии (а в том, что он написан под персидским влиянием, сейчас уже никто не сомневается), через манденский гнозис и манихейство, через комментарии Плотина к некоторым текстам Платона и особенно через некоторые Упанишады[527].
Сведенборг, утверждавший, что он множество раз бывал в мире ином, рассказывает, что среди прочего видел там и своего двойника, небесный «образ» человека, труднодостижимый на земле, и вел с ним долгие споры[528].
Мне кажется, стоит сопоставить все это с тем, что композитор Ф. Лист объяснил Розмари Браун по поводу реинкарнации. Если честно, для меня в его речи до сих пор не все прояснилось, даже если от приблизительного французского перевода обратиться здесь к англоязычному оригиналу. Кажется, что местами текст сам себе противоречит. Но в целом, этот текст мне представляется крайне важным:
«Реинкарнации, как ее обычно представляют, не существует… На земле вы считаете себя целостными существами. Но на самом деле там проявляет себя лишь часть вашего существа через физическое тело и мозг. Остальное находится в духе, но при этом связано с вами, вместе с этой остальной частью вы и образуете единое целое… Он объяснил мне затем, почему один человек не может два раза вернуться на землю. И показал очень подробно, почему именно это невозможно».
Но он признал также, что здесь нет общего, универсального для всех закона:
«Существует бесконечное поле возможностей и нет категорических принципов».
«Лист объяснил мне также, что в реальности до “целостности” нам довольно далеко. У каждого человека душа состоит из множества аспектов. Однажды он объяснил мне это в научных терминах:
“Подумайте об атоме”, – сказал он, – “Он состоит из протонов и нейтронов, а те, в свою очередь, образуют ядро, окруженное электронами. Это очень похоже на строение души. Такие разделенные части удерживаются вместе в ядре. Но каждая часть может быть изолирована, и, если можно так выразиться, заметными в вашем мире оказываются как раз изолированные части ядра души, проявляющие себя в форме различных личностей”»[529].
Может быть, стоило бы в этой связи еще раз обратиться к теории «объединения» Принстонского гнозиса? Над квази-сознанием частицы есть квази-сознание атома, а над ним – квази-сознание молекулы, еще выше квази-сознание органа, и наконец уже наше сознание, правящее над всей этой совокупностью сознаний, хорошо ли, плохо ли, но пытающееся синтезировать в одно целое все вписанные в наших генах предрасположенности и гармонизировать деятельность разных зон нашего мозга. Но может быть и над нами есть еще некое сверх-сознание, образующее новую и более сложную ступень общности, в которую и мы входим как просто элемент?
Артут Кёстлер развивал ту же идею другими словами. Он называет «холонами» такие объединения, которые состоят из частей и сами, в свою очередь, с другими холонами того же уровня, образуют другие объединения, или холоны, более высокого уровня. Такую иерархию холонов, как матрешки, входящих один в другой, он называет «холархией»[530]. А Руперт Шелдрейк предпочитает для этого выражение «морфическая единица»[531].
Может быть, как раз всему этому и соответствует странный опыт, пережитый Робертом Монро и описанный им, как Место II, параллельный нашему, но, похоже, чуть менее развитый мир, где он встречался со своим вторым Я, с которым при каждом попадании туда соединялся в одно целое[532]. Может быть, там-то мы и найдем знаменитых «двойников», о которых моим люксембургским друзьям говорила Свен Сальтер. Сюда же, возможно, относится и упомянутый нами опыт Жанны Гесне, которой удалось на краткий миг почувствовать, что она проживает две, а то и три жизни одновременно, в разных местах и в разных эпохах.
Все это, похоже, подтверждает и Ален Гюйо, французский журналист, девять месяцев бывший пленником в Кабуле, мы о нем уже говорили. Но паранормальные феномены, пережитые им в этом плену, отнюдь не прекратились по выходе на свободу, совсем наоборот! Его общение с миром иным продолжается и сейчас, в частности, общение с матерью. Полученные от нее сообщения собраны им в первой части его новой книги[533].
Его мать родилась в Индокитае, и в роду у нее было две линии предков, французско-католическая со стороны отца, и буддийско-японская со стороны матери. Она рассказала сыну, Алену, как же она была удивлена, когда, попав после смерти в мир иной, встретила там своих родителей, дедушку и бабушку, тех друзей, что умерли прежде ее самой, и даже совершенно незнакомых ей людей:
«Я обнаружила мать, отца и еще множество незнакомых людей, вернее, я думала, что их не знаю. Некоторые из них делили со мной мое существование, кто полностью, кто отчасти. Они были мной, я был ими, просто, не подозревала об этом»[534].
Тогда она поняла, что через нее они продолжали жить, с ней они любили, ненавидели, совершенствовались.
«Здесь люди, вернее, души, ждут тебя, чтобы разделить все нажитое тобою… И по сути, их право на свою долю в твоем урожае вполне справедливо, ведь они помогали тебе, покуда ты был на чужбине. Ты возвращаешься “оттуда”, ты был их реинкарнацией, как же им не поучаствовать в приобретенном?»[535]
Мы никогда не остаемся одни, говорит она: «По эту сторону Духа, с большой буквы, чье владычество здесь рассеяно и размыто, находятся те, кто нас “сопровождает”, ангелы-хранители, возвращающиеся через тебя, собирающие благодаря тебе опыт, какого им недоставало»[536]. Так она узнает, что была их «реинкарнацией». Но слово это она здесь употребляет в противоположном нашему привычному пониманию смысле, и правильно делает, потому что в глубинах смысла время уже не играет роли.
«Я ощущала в себе новую, маленькую душу, вырвавшуюся из земной материи… и свои старые “реинкарнации”, души, которые жили до меня и затем стали мною»[537].
Она поняла также, что многими из своих внутренних конфликтов обязана как раз присутствию в ней ее предков, еще не пришедших к полной гармонии. Попав в мир иной, она с ними вместе решила еще разок вернуться на землю: «Чтобы еще раз кому-нибудь послужить, совершить, так сказать, еще одну “реинкарнацию”»[538]. И вот поэтому они все «интегрировали» в душу Алена. Он, в свою очередь, тоже стал их «реинкарнацией»: «Мы быстренько объединились в маленькую команду, взявшую тебя в оборот с самого твоего рождения. Это было нетрудно, ведь все они были “наши”»