– А когда я окажусь в полной темноте, вы отправите меня в разноцветную школу?
Мама и папа мгновенно замирают: они не знают, что ответить.
Равина сегодня безумно красивая. Она заплела косу, которая у нее почти до пояса, и нанесла ярко-синие тени. На ней простое красивое платье, а не сари, и оно пахнет церковью, хотя она не нашей веры. Оно пахнет, как белый дым, который идет от кадила во время службы.
Равина кидается мне навстречу, обнимает и тут же вручает подарок – плакат с изображением птицы, глотающей лягушку. Лягушонок уже лежит у птицы во рту, но птица не может его проглотить, потому что лягушонок вцепился ей в шею и держится изо всех сил. По виду птицы понятно, что она очень хочет съесть лягушонка, но у нее никак не получается. Под картинкой надпись: «НИКОГДА НЕ СДАВАЙСЯ».
– Что это значит?
– То и значит. Не стоит сдаваться. Нужно бороться, как этот лягушонок.
– Но ведь его уже съели!
– Вообще-то, нет, Мафальда. Пока не съели, – отвечает Равина, щелкая меня по носу.
– А когда борьба закончится?
– Когда кто-то из них проиграет.
– Как думаешь, кто сдастся первым?
Равина разглядывает картинку.
– На самом деле это не важно. Важно то, что нужно бороться.
Я подношу плакат как можно ближе к лицу, чтобы лучше его разглядеть.
Похоже, лягушонку приходится несладко: его голова уже где-то в клюве, а лапки неудобно свешиваются вниз.
– Да, похоже, плохи его дела.
– Значит, ты бы предпочла оказаться в желудке у птицы?
– Нет, ни за что!
– И что тогда делать?
– Все ясно! Нужно никогда не сдаваться! Спасибо. Вечером я повешу плакат у себя комнате!
11. Я знаю, что делать!
Мама надевает туфли на каблуках только два раза в год: на годовщину свадьбы (хотя обычно мы отмечаем ее у себя дома и мама готовит сама) и 31 декабря, то есть сегодня. Ну и еще когда мы идем к врачу. Я слышу, как она цокает туда-сюда по кухне, ставя на поднос бокалы и вазочки с закусками, которые они только что приготовили вместе с папой.
Мне дали бутылочку фанты и отправили в комнату одеваться. Мама вплела мне в волосы ленты со стразами и пшикнула своими духами. По мне, запах слишком резкий, но он все-таки мамин, и поэтому он мне нравится.
Уже в своей комнате я встала перед зеркалом и попыталась запрятать ленты в волосы. Я знаю, что мама и папа хотят поговорить о чем-то без меня, потому что они закрыли дверь и стали шушукаться. Мне хочется подслушать, о чем они говорят, хоть я и знаю, что это нехорошо. Я тихо крадусь к двери в кухню. Мамины каблуки все еще цокают по полу. Я замираю, прислушиваясь к голосам.
– Какое-то время нам всем будет тяжело, – говорит мама.
Слышится скрип стула, папа встает и тоже принимается ходить по комнате.
– Ты уверена, что так надо?
– Да, абсолютно.
– Может, подождем еще?
– Чего тут ждать? Очень скоро все станет совсем плохо. Я должна быть с ней весь день.
С ней – то есть со мной. Я слышу, как родители вздыхают. Все бокалы уже расставлены по местам.
– Ты сообщила начальству?
– Я им намекнула. Сказали, я и так часто отпрашиваюсь к врачам и нарушаю распорядок. На большее они не согласны. Говорят, они готовы выплатить мне неплохое выходное пособие, если уволюсь.
Уволюсь? Что это значит?
– Ну что ж, будем надеяться, так оно и будет. С какого числа?
– С первого февраля.
– Ну ладно. Наверное, так будет лучше. Придется мне поднапрячься. И, кроме того, пора уже подумать о переезде.
Что же затеял папа? Какой еще переезд? Мысли в моей голове проносятся, словно тысячи маленьких мотыльков, сорвавшихся с ветки черешни.
– Я сходила в агентство и записала несколько адресов. С понедельника можем смотреть квартиры.
– Ты им сказала, что нам нужно без лестниц?
– Да, и озвучила наш бюджет.
Тут я не выдержала и чихнула, а на кухне воцарилась тишина.
– Мафальда, ты готова?
– Да, мама, – отвечаю я и выхожу в коридор.
– Ну тогда пошли.
Уже двенадцать сорок пять. Меня уложили в тетину постель, а взрослые сидят в гостиной, пьют из стопок и о чем-то разговаривают. Я не сплю. Я все думаю о том, что услышала в коридоре. Значит, они хотят переехать! И что же мне теперь делать? Как мне жить, если из моего окна не будет видно Луны? Не будет видно старого бабушкиного дома, не будет знакомых соседей? А если Оттимо Туркарету совсем не понравится новый дом? Он уже привык здесь и может не захотеть переселяться в новое жилье. Я должна этому помешать.
Рядом с кроватью лежит мой рюкзак, в котором собраны вещи на завтра. Я положила туда пенал, альбом для рисования и плеер. Я нащупываю его в темноте, надеваю наушники и нажимаю круглую кнопку. Я выбираю любимую папину книгу.
Громкий, уверенный голос продолжает читать с того самого места, где остановился. Кажется, будто читает какой-то старик.
– Куда ты?
Через стеклянную дверь мы увидели, как он берет свою треугольную шляпу и маленькую шпагу.
– Куда надо!
Он помчался в сад.
Немного спустя мы увидели через окно, как Козимо взбирается на дуб[1].
Я нажимаю на паузу и вскакиваю с кровати. То, что надо! Я тоже должна уйти жить на дерево, как Козимо. Я залезу на черешню и из окна смогу следить за тем, что проходят на уроке. Я спрячусь в ветках, и никто меня не увидит.
Но нужно поторапливаться: совсем скоро я останусь в полной темноте и не смогу принести к черешне все необходимое. Мне нужен план.
Я беру листок бумаги, достаю пенал и снова включаю запись.
Одет и причесан он был со всей тщательностью, ибо по требованию отца в таком виде обычно являлся к столу, несмотря на свои двенадцать лет: треугольная шляпа, напудренные волосы, завязанная лентой косица, кружевной галстук…
Я нажимаю на паузу и начинаю составлять список. Надо посмотреть, что значит «напудренные волосы». Лент у меня сколько хочешь. Переходим к следующему пункту.
Сорок метров
12. Увидеть, какой я стану, когда вырасту
Котелок для готовки;
матрас для ночевки;
плеер;
бабушкино одеяло;
ручки;
тетрадки;
карандаши;
зонтик на случай дождя…
– Мафальда, ты что там делаешь?
Я прячу листок со списком нужных вещей в тетрадь. Учительница прекрасно все видит, ведь я сижу на первой парте, но она делает вид, что ничего не произошло. Она просто говорит, что я должна быть внимательней на уроке. Я беру карандаш с ластиком-динозавром, который мне подарила доктор, и притворяюсь, будто собираюсь писать, а учительница вновь отворачивается к доске.
«Мышечные волокна подразделяются на длинные и короткие…»
Мышечные волокна. Кому какое дело, короткие они или длинные. Я уже не слушаю, но краешком глаза все еще смотрю на учительницу, чтобы себя не выдать, и мысленно повторяю свой список.
Котелок для готовки…
Ну вот, я совсем не подумала о том, как буду питаться. Для начала можно прихватить небольшой запас. Вторая проблема – как спать. Нужно затащить наверх какой-нибудь матрас и разместить его на соседних ветках. У Кьяры есть хороший матрас. Ее родители купили его, когда ездили на озеро. Конечно, прошло уже немало времени, но, надеюсь, он никуда не делся. Может, они даже новый прикупили. Они очень богатые. Не знаю, правда, согласится ли Кьяра его отдать. Вряд ли. Мы уже не такие близкие подруги. Придется одолжить без спроса. Робин Гуд ведь тоже так делал? Он грабил богатых, чтобы поделиться с бедными. У Кьяры полно всего, а у меня, считай, почти ничего нет: ведь я буду жить на дереве совсем одна.
Будь я постарше, я могла бы сама все купить, но я не могу ждать, пока подрасту, потому что темнота растет быстрее меня. Я оглядываюсь по сторонам и пытаюсь понять, кто еще из моего класса достаточно богат, чтобы я могла что-нибудь у него одолжить. Приходится обернуться, но учительница занята рисованием мышц. Одноклассники не замечают, что я за ними подсматриваю: все тоже что-то рисуют, но могу поспорить – они не срисовывают мышцы с доски.
У Кевина, который сидит прямо за мной, в руке не красный карандаш, а зеленый: наверняка он рисует своих любимых драконов и змей. Он мечтает завести змею, но ее не так просто купить. И денег у него нет.
Я уже не различаю лиц за ним, но чувствую, что на задних рядах что-то происходит. Там какое-то оживление. Кажется, Кьяра и Мартина в шутку сказали, что поцелуются с мальчиками с передней парты, Кристианом и Лоренцо, и все захихикали.
Кристиан, кстати, богатый. У них есть бассейн, и каждый год он приходит в класс с новым модным рюкзаком.
За партой у окна кто-то громко чихает.
«Какая гадость! Ты обслюнявил мне тетрадь!» – визжит Франческа, которая год назад приехала в наш в город с Сицилии. Бедняга. Ей не повезло. С ней сидит Альбертино, по кличке Чиччо, – низенький и толстый мальчик, красный, как воздушный шар. Он постоянно что-то жует. Даже мне отсюда видно, что на тетрадь Франчески попали крошки хлеба, кусочки салата и пятна майонеза. Да уж, чихнул так чихнул.
Учительница подходит к парте и требует, чтобы Чиччо убрал за собой. Она отчитывает Чиччо за то, что тот ест на уроке, и достает из-под его парты красивую коробочку для завтрака. Все принимаются хохотать.
Коробка такая же красная и гладкая, как и он сам. Я уже видела такие коробочки – в них еда долго сохраняется теплой; папа ходит с такой на работу, но у него она не красная, а зеленая. Такая коробочка очень пригодится на дереве. Но я не могу взять папину: ему же нужно ходить на работу и как-то питаться. Придется одолжить у Чиччо – а жаль: ведь он совсем не богатый. Но зато он уже не будет есть во время урока.
Учительница все еще отчитывает Чиччо. Отлично, я могу снова вытащить листок со списком и записать то, что придумала за время урока.