— Странно. — Девушка рассматривала его с неожиданным любопытством; впервые за время знакомства она удостоила его очевидным вниманием.
— Почему вы на меня так смотрите?
— А что, нельзя? Странные мужчины пошли. Не смотришь на них — они обижаются, смотришь — тоже недовольны.
— Я не обижаюсь, — изрек Игорь.
— Вот и неправда. Я заметила, как вы бросали на меня косые взгляды…
— Вам показалось.
— Опять неправда. Вы что, так любите врать?
Игорь непринужденно рассмеялся, хотя и почувствовал нечто вроде замешательства. Подобная откровенность — на грани бесцеремонности — считалась моветоном в его привычном кругу, и ею пользовались только в крайнем случае, когда желали немедленно смять и уничтожить противника.
Между прочим, девушка была права: он действительно был недоволен, что Галина едва кивнула ему при знакомстве и отвернулась.
Он привык нравиться женскому полу и при этом не прилагал никаких усилий.
Подобное качество оказалось весьма ценным при выполнении некоторых деликатных заданий, и Игорь втайне был убежден, что расположению начальства он в не малой степени обязан именно своему необычному, неброскому, но при том неотразимому обаянию.
Как-то раз — было это года три-четыре назад — его приставили к известному адвокату в качестве секретаря; появились сведения, что адвокат проявляет нелояльность по отношению к высшим чинам государства и позволяет себе весьма вольные высказывания о партийном лидере.
Более того, в разгар фестиваля молодежи и студентов он даже пытался навести мосты с представителями некоторых государств, обещая предоставить документы, компрометирующие высшие органы СССР, в обмен на политическое убежище на Западе.
Впрочем, его так и не смогли поймать с поличным и как раз для этой цели привлекли к работе Игоря.
Адвокату было под пятьдесят, а его молодой супруге едва исполнилось двадцать пять: он был высок, сед и представителен и высоко держал свою красиво посаженную голову, произнося речи в суде.
Говорили, Алина вышла за него замуж по любви.
Вероятно, так оно и было; однако уже через три недели после того момента, как Игорь впервые переступил порог просторной квартиры в доме на Котельнической набережной, Алина заливалась краской с ног до головы, стоило ему только бросить на молодую женщину мимолетный взгляд.
Игорь до сих пор поражался, как этот факт мог ускользнуть от внимания адвоката; однако почтенный муж по-прежнему доверял своей супруге и безбоязненно оставлял ее наедине с красавцем секретарем.
Они вдвоем разбирали обширный архив адвоката, едва не касаясь головами; Игорь чувствовал: еще мгновение, и верная жена повалится без чувств от одного только осознания его близкого присутствия.
Будто невзначай, он взял ее за руки; она задрожала, как пойманная в силки птица.
Это было — как озарение; Игорь уже явственно понимал, что от замкнутого адвоката он так и не добьется опрометчивых откровений, и предчувствовал весомый выговор за проваленную операцию; в этой ситуации внезапная страсть Алины была для него счастливым спасением.
Он взял ее здесь же, на рассыпавшихся бумагах и судебных протоколах; целуя ее лицо, он чувствовал на губах соленые слезы стыда и раскаяния.
«Бедная девочка, — думал он, скользя ладонями по ее мелко подрагивающему горячему телу, — бедная моя девочка! Если бы она только знала!»
— Ты меня любишь?’— взахлеб шептала она, неистово прижимаясь к его груди. — Скажи только, что ты меня любишь!
— Люблю, — отвечал Игорь, стараясь придать голосу интонации страсти.
— Если ты меня разлюбишь, я не знаю, что с собой сделаю! Мне нечего терять!
Она выболтала все. Она даже показала ему тайник на веранде адвокатской дачи, где супруг хранил рукописные тексты статей для западной прессы, обвинявших Советскую власть в грабежах и массовых убийствах.
Этого было более чем достаточно для смертного приговора. Бугаев ликовал в предвкушении наград за удачно проведенную операцию.
Однако процесс по делу о предательстве так и не состоялся.
Адвокат выбросился из окна при обыске квартиры. Но — горькая ирония судьбы — вовсе не из-за того, что был разоблачен. Просто молоденький и ехидный лейтенант госбезопасности, проводивший обыск, смеясь, высказался насчет неверности супруги, и выражение лица ее, стоявшей рядом, было для адвоката самым лучшим и безжалостным подтверждением его слов.
Никто не ожидал от солидного человека такой прыти.
Он перемахнул через стол и, проломив телом оконное стекло, разбился внизу, на асфальте.
Дело замяли: адвокатскую вдову за закрытыми дверями осудили за недоносительство и пособничество в шпионаже и надолго отправили в лагерь строгого режима.
Игоря повысили в звании за успешно проведенную операцию по раскрытию империалистического диверсанта.
Смешно, но Алина при знакомстве тоже сказала:
— Вы похожи на киноартиста.
— … но на самом деле не киноартист, — прибавила теперь Галина. — Я знаю, кто вы.
Игорь рассмеялся, вновь смехом скрывая замешательство.
Интересно, что она могла знать, что имела в виду: что он гид или что только прикидывается гидом?
Никогда они не возвращались больше к этому разговору.
Вероятно, Галина узнала о роде его занятий от отца и потому не расспрашивала. Разве что капризничала, когда он в очередной раз отбывал в дальние и продолжительные командировки, и недоумевала, почему бы не выбрать себе работу покомфортнее, благо возможности имеются.
— Пожалуйста, не сердись, — попросил Игорь.
— Буду сердиться, буду! И никогда не прощу! — По тону девушки было понятно, что гроза миновала.
Игорь усмехнулся:
— Ну, тогда я схожу на кухню, горло промочу, а ты тут пока дуйся себе на здоровье.
— Папа привез сакэ, — не сдержавшись, сообщила Галина, и лицо ее осветила по-мальчишески хитрая улыбка. — Ты когда-нибудь пробовал сакэ, деревня?
— Никогда в жизни!
— Я и говорю: что бы ты без меня делал?!
Потянувшись, девушка соскользнула с дивана и направилась к встроенному в стену бару.
Этот зеркальный ларчик, игравший «Турецкий марш», едва створки его отворялись, был замечателен своим содержимым. Весь советский народ, от мала до велика, пришел бы в состояние столбняка, увидав пузатые прозрачные бутылки с заморскими этикетками и прозрачными жидкостями цвета драгоценных камней. Советский народ знать не знал, что на белом свете существуют подобные напитки и что пьют их не только за морями-океанами, но и в самом центре Москвы, на Ленинском проспекте. Впрочем, советскому народу этого знать и не полагалось.
— Папа сказал, что существует особый ритуал, как надо пить сакэ, но он ничего не запомнил, — сообщила Галина, снимая навинченную пробку с узкого бутылочного горлышка и наполняя рюмку бесцветной, как казалось издали, жидкостью. — Японцы сразу напоили папу, и он с непривычки захмелел, и хорошо, что дядя Боря из посольства незаметно увел его с приема и отвез в гостиницу. А то были бы неприятности, как пить дать! Попробуй.
Игорь взял протянутую рюмку, принюхался и, прежде чем опрокинуть содержимое, заговорщицки выпалил:
— Думаешь, удивила? Сакэ — это всего-навсего рисовая водка!
В первое мгновение Галина растерялась, а затем бросилась на него и принялась колотить в его широкую мускулистую под рубахой грудь кулачками. Игорь смеялся и шутливо пытался защититься.
— Бесстыжий! — кричала девушка. — Я с тобой больше не разговариваю, так и знай! Обманщик!
Вот скажу папе, пусть тебя с работы выгонят, тогда будешь знать!
Потасовка закончилась столь же быстро, как и началась.
Галина как бы невзначай прижалась к Игорю, он сжал ее в объятиях и прильнул к мягким губам.
С минуту было тихо — так тихо, что с улицы доносилось гудение троллейбусных штанг и гнусавые звуки автомобильных гудков.
Девушка наконец отпрянула от возлюбленного и, переводя дух после поцелуя, взъерошила его густую иссиня-черную шевелюру.
— Убить тебя, что ли? — прошептала она. — Чтоб никому не достался, кроме меня.
— Убей. Но все равно я только твой, — в тон отвечал Игорь.
— Врешь. А с циркачкой в Америке кто заигрывал, которая обручи вращает?
Ему стоило немалых трудов удержать на лице небрежное выражение:
— С какой еще циркачкой?
— Да ладно. Ты же понимаешь, я первая обо всем узнаю. Хоть ты там и прикидывался простым переводчиком.
— Не знаю никакой циркачки.
— Разумеется. Кстати, ты слышал, в цирке разбился кто-то. Какой кошмар! Говорят, прямо на глазах у зрителей…
Не ответив, Игорь извлек из бара бутылку французского коньяка и махом заглотнул добрые сто граммов под аккомпанемент «Турецкого марша».
Какое счастье, что ему хватило ума не взять с собой на представление Галину. То-то потом было бы неприятностей!
Казалось, девушка не обратила на его реакцию никакого внимания.
Она доверчиво прижалась к его плечу и, ущипнув губами за мочку уха, прошептала:
— У меня для тебя есть сюрприз. Во-первых, завтра в Доме кино американская картина, закрытый просмотр, мне принесли два билета. Во-вторых, папа сказал, на выходные дача целиком и полностью в нашем распоряжении. Он едет на охоту… с Никитой и остальными.
— Охота? — против воли удивился Игорь. — В такое время?
— Сколько тебе лет? — рассмеялась Галина. — Можно подумать, ты не знаешь, во что это выливается! Охотничий домик, стол, вино, банька… — Она сокрушенно покачала головой: — У папы последние пару лет сердце пошаливает, ему нельзя париться. Каждый раз боюсь, как бы там с ним чего-нибудь не приключилось. Это Никите хоть бы хны; папа говорит, у него такое здоровье, пахать можно!..
— Тс-с! — испуганно воскликнул Игорь, невольно оглядываясь по сторонам.
— Да ладно тебе, — беспечно взмахнула рукой девушка, — он и сам везде похваляется: мол, у них в роду Хрущевых все крепкие, он еще до коммунизма доживет. Я его на днях видела мельком, румянец во всю щеку, как у годовалого младенца. Ну что, ты рад?