И наконец, самое жуткое — «этого просто не может быть». Тот разговор техников. Скутеры не разваливаются в воздухе просто так.
Нет, я не готов рассказывать обо всем этом Сай и ребятам.
— Все нормально, — сказал я, — просто устал.
И улыбнулся.
— Кстати, ты не знаешь случайно, кто у нас в колонии есть из ОЗ?
Цзиньши, «Черное время»
«Постапокалипсис в довоенное время стал модным жанром. Принято было считать, что выживших после ядерной войны постигнут новые бедствия — от безумно-фантазийной нежити вроде зомби до экзотических антиутопий. И авторы пророческой фантастики оказались не так уж неправы: послевоенный мир настиг кошмар тоталитаризма.
Никому в страшном сне — даже Оруэллу в его горячечном бреде о трех социалистических империях — не могло привидеться тоталитарное, каждую букашку контролирующее государство без границ на бОльшей части земного шара. Насилие, превышающее все мыслимые границы, сопровождало рождение этого государства — Союза Трудовых Коммун. Кровавый красный террор, не щадивший даже маленьких детей, даже они причислялись к классовому врагу. В предыдущих главах мы рассмотрели появление зловещего КОБРа. Ничтоже сумняшеся, комитетчики перестреляли миллионы ни в чем не повинных людей, одно поколение кобристов сменяло другое — и тут же уводило предшественников в расстрельные подвалы. Далее мы еще увидим, как КОБР сменился известной КБР, и градус по крайней мере внешнего насилия, того, что было видно снаружи, — вроде бы снизился.
Но в это время у человечества был еще шанс. Государства северной Америки и западной Европы, более развитые и до войны, сумели бы еще подняться. Они уже ведь почти смогли — почти достроили свободное и гуманное общество, где достоинство человека — на первом месте. Но были погребены, в результате новой войны, под пятой железной всемирной диктатуры.
Тебе, читатель, конечно, покажется, что я передергиваю, сгущаю краски. Какая диктатура? Ты ведь свободно трудишься на обязательной государственной отработке — так называемой Службе, тебе это нравится, не так ли? Нравится, видимо, и тем, кто прокладывает новые магнитные дороги, выгребает грязь из Мирового океана, трудится целыми днями, на износ, на монотонных тяжелых работах в Системе. Ты участвуешь в видеоконференциях и заседаниях советов и разнообразных организаций, что создает у тебя иллюзию демократии. Якобы ты можешь на что-то повлиять. Тебе представляется, что твое потребление ничем не ограничено — но на самом деле тебя просто научили подавлять значительную часть своих потребностей. Например, сексуальных. Тебя приучили к мысли, что часть твоей личности — недостойна и должна быть подавлена. Делается это значительно тоньше, чем делалось в первые десятилетия после революции. Детей отбирают у родителей поголовно. Ты возразишь, что общение родителей и детей сохраняется, что и забирают-то в интернаты лишь поэтапно — вначале обычный детский сад, потом ночевки в школе… Все это отговорки. Родителям позволяют выполнить самую тяжелую часть ухода за детьми — не спать ночами, менять подгузники. Но как только ребенок становится личностью, как только способен воспринять именно твои жизненные ценности, стать твоим духовным наследником — он неизбежно оказывается в интернате, где жестким и даже жестоким коллективным воспитанием из него выдавливают все живое, все индивидуальное. Гражданин Союза оскоплен уже в детстве — и искренне считает, что у него ничего не отняли, и что его потребности удовлетворяются полностью. Да только уже эти потребности ограничены и усечены! Впрочем, о «школах-коммунах» мы поговорим в отдельной главе.
Но все это не главное. Под марксистский тезис об отмирании государства была уничтожена последняя, хотя бы слабая, хотя бы тираническая опора законности — уголовный и административный Кодексы. Были уничтожены даже ЗИНы, заменившие обычные тюрьмы (о реальном ужасе ЗИНов, где погибли миллионы, и где твоя жизнь ничем не защищена, мы поговорим в отдельной главе). Внешне все выглядит так, как будто современному человеку вообще не грозит ничего. Наказаний вроде бы просто не существует! И даже известные возможности психиатрии по пресечению антисоциального поведения ныне весьма ограничены.
На самом же деле отмена системы законов и наказаний — колоссальный шаг назад по сравнению с нормальным состоянием общества. Фактически мы вернулись к тому беспределу, который существовал в дремучие времена первобытных охотников — когда самый крикливый, кому удалось стать вождем, единолично решал судьбы соплеменников. Но у нас все еще хуже — эти, берущие на себя право решать, даже не выходят на свет, они скрыты, они не несут никакой ответственности.
Но ведь все решает коллектив, возразишь ты, читатель, и решает с опорой на Этический Кодекс. Это верно с одной стороны. Но вдумайся! Коллектив имеет в сущности неограниченные полномочия. В Уголовном Кодексе прошлого зачастую отменялась смертная казнь. Юридическая система кажется тебе даже жестокой по отношению к человеку — но она становилась все гуманнее, все более смягчалась, она давала не только гарантии кары за преступление — но и гарантии, что кара не будет слишком суровой.
Сегодня по сути трудовой коллектив может все. Его полномочия бесконечны. Он может буквально уничтожить человека — и не только морально, но и физически — и никто не понесет ответственности. Мы вернулись во времена кроманьонцев, когда стая решала, жить человеку или не жить, остаться в пещере или уйти в лес на верную гибель. Во времена охоты на ведьм и линчевания, когда безумная толпа определяла судьбу действительного или мнимого преступника.
Знаю, что это звучит дико. Ты скажешь, что сейчас и преступлений-то как таковых практически нет, есть лишь сложности человеческих взаимоотношений, а психические отклонения отслеживаются уже на начальном этапе. И никто не станет убивать — сама мысль о насилии современному человеку претит. Травоядность и гуманизм гражданина СТК кажутся гарантией ненасилия. Но что будет, если обстановка изменится? У нас нет законов, обязательных для исполнения. Нет контролирующих структур. Где гарантия, что не поднимется волна убийств, кровавых расправ? После так называемого «освобождения» такие расправы были нормой — обезумевшие толпы не думали о том, убивают ли они угнетателя и негодяя — или же просто обычного человека, даже гуманиста и филантропа. В Зоне Развития убивали священников и монахинь, членов миссий, убивали благотворителей, отдающих свое состояние и свое время в помощь беднякам.
Была убита принцесса Швеции Арнхильд лишь за то, что она посмела приехать в Намибию в лагерь, где собственноручно распределяла помощь — выделенную из ее личных средств — среди умирающих от голода. Эти умирающие изнасиловали женщину и повесили ее, вместе с пятнадцатью работниками гуманитарной миссии. В Мали семи миссионерам католического центра «Каритас» отрезали головы и выставили их на всеобщее обозрение, выложив частокол из голов во всемирную сеть. Таким случаям несть числа. Да, сегодняшний высокообразованный и гуманный гражданин СТК — не чета тем полудиким варварам, он голову отрезать не станет, но никаких гарантий у нас по сути нет. Кстати, и те варвары зачастую не несли никакого наказания. Допустим, банде в Мали не повезло — она не вписалась к коммунистическую доктрину со своим воинствующим исламизмом, и была казнена КБР. Но например, за убийство принцессы Арнхильд никто не понес наказания. Ее ведь убили социально близкие отморозки, их не наказывают.
При любом ухудшении жизни, катастрофе, которые все еще вполне вероятны, при любом всплеске негатива мы можем столкнуться с бессудными расправами трудовых коллективов над неугодными членами — и никто не сможет этому противостоять, у нас просто не осталось таких механизмов.
Да уже и сейчас это происходит в разных уголках мира. Творятся страшные вещи, о которых ты никогда ничего не услышишь. В Кейптауне довели до самоубийства молодую девушку — она не была виновна абсолютно ни в чем. Работала на пищефабрике и всего лишь угостила продукцией своих родственников, приехавших издалека. Собрание коллектива, травля, угрозы, безысходность — и вот девушка летит с крыши высотного здания… Заметим, никто рук не замарал, и принципы гуманизма и человеколюбия не нарушены.
А что творится вокруг темы сексуального насилия? Это просто беспредел. В штате Миннесота молодой человек проводил домой подвыпившую коллегу, та кидалась ему на шею, но из предосторожности мужчина аккуратно оттолкнул женщину и ушел. На следующий день — разбирательство по поводу якобы изнасилования. Коллектив научного центра энергетики решил изгнать из своих рядов якобы мерзкого насильника — плевать, что до сих пор он ни в чем подобном не был замечен. Работу он смог найти только на стройке — в других местах не принимали, ведь подобные вещи легко становятся достоянием гласности. Но бывает и хуже — иногда мнимые насильники просто исчезают, как это случилось с талантливым кибернетиком Юсуфом Хаесом в Дубае. И на самом деле со многими другими — просто в случае Хаеса было найдено его тело с ножевыми ранениями, в море, и стало понятно, что бессудная расправа — дело рук брата якобы изнасилованной женщины, который после происшествия тоже исчез в неизвестном направлении. Отсутствие нормальной судебной и полицейской системы открывает широчайшие возможности для личной мести.
В следующей главе я перечислю многие случаи подобных расправ, имевшие место совсем недавно — в гуманном, как ты полагаешь, читатель, и высокоразвитом обществе. Почему ты никогда не слышал о них? Потому что ты спишь. Это жестоко — но факт, ты спишь и не знаешь о многих вещах, творящихся в мире. Проснись, и ты увидишь то, что вижу я и другие — те, кто еще не оболванен коммунистической пропагандой.
Но все это еще пустяки по сравнению со зловещей организацией под краткой аббревиатурой ОЗ (история сокращения аббревиатур — КОБР, КБР, и вот наконец, ОЗ — это история ухода в тень самых омерзительных, кровожадных садистских хищников человечества).
ОЗ — это та же самая силовая структура, ее сотрудники проходят соответствующую подготовку, но ответственность за свои действия несут только перед самой ОЗ. Никто не контролирует эту организацию. Общественная Защита! Я бы перевел эту аббревиатуру как Опасность Зарваться или Общество Закулисы. Члены ОЗ даже не профессионалы, как правило, ведь ОЗ — это не служба; они все служат где-то в обычных коллективах, но суд могут вершить тайно, по личной инициативе или приказу сверху.