Уже поздний вечер, когда я наконец начинаю обратный путь. Я напеваю про себя, радуясь теплой летней погоде. Я уже почти преодолела один из последних холмов перед домом, когда в нос ударил запах дыма.
Это отчетливый аромат — лесной дым, чистый и прозрачный. Но в нем есть что-то еще. Жгучий запах, от которого слезятся глаза.
На мгновение я снова оказываюсь перед бабушкиным костром. Огонь такой яркий, что почти забирает весь свет с неба. В воздухе стоит резкое жужжание — это магия, вырвавшаяся из мирских пут.
Ужас наполняет меня. Я нутром чую, что произошло, с ужасной, тонущей уверенностью. И все же я начинаю бежать, как будто могу как-то опередить эту судьбу. Это не может быть реальностью. Я отказываюсь хранить эту правду только в своем сознании. Мои глаза должны разделить это бремя.
Я взбираюсь на вершину холма, проносясь мимо тонких, одиноких деревьев, которые тянутся из темного леса лыкина. Там, вдалеке, находится мой дом — дом моих предков, дом, в котором я родилась, выросла и который унаследовала. Единственный дом, который я когда-либо знала.
И он пылает.
Глава
3
Я смотрю на него и не могу поверить своим глазам. У меня перехватывает дыхание. Душа уходит в пятки. Звуки вокруг пропадают, и я слышу только резкий вдох воздуха через нос.
Подавив крик, я начинаю бежать вниз по склону. Сапоги, которые я выменяла у сапожника, катятся вслед за мной. Я уже почти добежала до дома, как вдруг стены начали рушиться с оглушительным треском. Мне показалось, что сейчас сломаю позвоночник. Крыша рухнула, и меня накрыла волна жара.
— Аврора? Аврора! — кричу я, гадая, не наблюдаю ли я сейчас второй погребальный костер. Она ведь говорила, что бессмертна, не так ли? Значит, она должна была выбраться, верно? Как это вообще произошло? Фолост должен был… — Фолост!
Я огибаю смятое здание, взывая к духам, которые были, и все еще связаны со мной. К тем, за кого я отвечала. Которые были доверены мне для их защиты.
— Мэри, Фолост, Аврора… — Пошатываясь, я почти упала на край горящих остатков моего дома. Ощущение такое, будто это я сама горю; мою кожу пронзает пламя. Магия, заложенная в фундамент нашего дома, со вздохом испаряется в воздухе позднего вечера. Моя родословная и наследие — то, что бабушка доверила мне, — все в огне. — Бабушка… — задыхаюсь я. — Бабушка!
Уткнувшись лицом в руки, я рыдаю. Колодец на заднем дворе слишком мал. Ручей слишком далеко. И даже если бы это было не так, что можно сделать? Дом превратился в пепел, а вместе с ним и все, чем я когда-то дорожила.
Будь я более старой ведьмой, более сильной, живи в другое время, я бы смогла призвать к себе воду. Или, возможно, ко мне был бы привязан дух ветра или дождя, способный вызвать бурю. Но у меня нет ничего подобного.
И все же я поднимаю руки и протягиваю ладонь к огню, а другой хватаюсь за вышитую на плаще фигуру пламени.
— Фолост, прошу тебя, дай мне свою силу. — Я заставляю пламя выполнять мои приказы.
Но магия не приходит. Даже с небольшим духом пламени и любой силой Авроры, которая есть во мне, чтобы увеличить ее, я не могу повелевать пламенем. Поэтому все, что могу сделать, — это попытаться погасить огонь своим слезами от гнева.
Наконец-то огонь начал затухать, когда уже почти стемнело. Земля была слишком сырой, чтобы пламя могло перекинуться на траву. Деревья были слишком далеко. Все, что осталось, — это тлеющий квадрат почерневшей земли. Крошечные язычки пламени жадно пожирают последние остатки. Одно пламя поднимается выше остальных, как последний вздох, насмехаясь надо мной.
Но затем оно повторяется. Точно так же и в том же месте.
Я протираю глаза, чтобы убедиться, что мне это не привиделось. Ничего. Потом третья оранжево-красная лента. Мерцает. Угасает. Я не представляла себе двух золотых глаз, которые метнулись в мою сторону.
— Фолост? — Я подхожу к тлеющим углям. От них остались только круги. До ближайшего можно рукой дотянуться. Там из горшка, который упал, высыпались увядшие цветы.
Я резко вдыхаю и бросаюсь к колодцу, тут же достаю ведро и возвращаюсь так быстро, как только могу, не расплескав ничего. Медленно опрокидывая ведро, я с шипением гашу землю, остужая ее и прокладывая достаточно безопасную для меня тропинку к месту, где горит Фолост — осторожно, чтобы не намочить его при этом.
Земля в кольце Фолоста полыхает… но не так сильно, как все остальное. Пол, который я узнаю, покрыт почерневшей сажей. Маленький огненный дух был недостаточно силен, чтобы спасти дом, но он защитил то, что смог.
— Фолост, ты невероятен. — Я приседаю, вытирая лицо пятками ладоней. Горе проходит, его сменяет мотивация.
Горшок Мэри треснул и стал горячим. Она еле двигается. Она сморщилась от жары и теряет лепестки. Но я все еще чувствую ее присутствие.
— Держитесь. Вы оба. — Я осторожно извлекаю Мэриголд5 из горячей грязи, оставляя пока горшок. Отношу ее подальше от тлеющих развалин и укладываю на прохладную влажную землю. — Я знаю, что тебе нужна вода, но если я напою тебя сейчас, тебе будет хуже. Подожди немного, чтобы остыть, — говорю я ей, прежде чем вернуться к Фолосту. — Спасибо, что спас ее. С тобой все хорошо?
Два глаза появляются, потом исчезают, потом появляются. Моргание, как я понимаю. Одно моргание означает «да». Я почти чувствую, как это слово отдается во мне эхом гордости.
— Спасибо, что сделал все, что мог. — И хотя по моим щекам все еще текут слезы из-за всего, что я потеряла, я не упускаю из виду то, что у меня есть. Я думала, что все пропало. Но то, что было действительно важно, сохранилось: мои друзья, плащ на моих плечах, швейная сумка, надежно спрятанная под ней на бедре. — Это долг благодарности, который я никогда не смогу вернуть, Фолост.
Он горит чуть ярче и выше, как ребенок, надувающий грудь.
— Аврора выбралась?
Да.
Я вздохнула с облегчением, когда он моргнул глазами.
— Куда она пошла?
Языки огня указывают на лес, как будто их дует в том направлении неслышный ветерок.
— Это она… устроила пожар?
Моргание. Еще одно. Нет.
Еще один огромный вздох облегчения. Я боялась, что она мне не верит или не доверяет. Что она думает, будто я пытаюсь держать ее в такой же ловушке, как и Волчий Король.
— Она ведь тоже дух, верно?
Один раз мигает. Да.
— Между прочим, я не думала, что она лжет, — говорю я, бросая взгляд на Фолоста, грозя начать ругаться, если он когда-нибудь расскажет Авроре о том, что я вообще спрашивала. — Как начался пожар?
Маленькие язычки пламени становятся жесткими, колышутся и расходятся, маленькие и тугие. Четыре узких столба тянутся вверх, расходясь веером. Сначала я думаю, что Фолост показывает деревья. Что-то связанное с лесом? Нет. Истина становится ясной, как дневной свет, когда из задних лап вытягивается еще один кусочек пламени. Пламя превращается в морду и заостренные уши.
Волк.
Смятение заглушается яростью, подобной которой я никогда не знала. Веками моя семья соблюдала договор, заключенный с древними лыкинами. Мы сохраняли их земли, как было условлено, проводили обряды и поддерживали духов, как могли. Мы позволяли лыкинам охотиться в лесах, не вмешиваясь в дела людей.
Даже прошлой ночью, когда Король Волков следил за нами, он не смог преодолеть барьеры. А может, и мог, но предпочел этого не делать. Он хотел, чтобы я думала, что барьеры устояли, и чувствовала себя в безопасности. Этот поступок был вызван злобой — он хотел запугать меня и заставить тихо подчиниться.
Король Волков играл с нами, а потом разрушил мой дом и украл Аврору.
Я погружаю руки в пепел и сажу. Мокрое, обгоревшее дерево, хрупкое от пламени и моих попыток потушить пожар. Мой гнев переключается на лес.
— Я верну ее. Я не позволю им забрать ее. — Пристальный взгляд Авроры все еще стоит перед глазами. Я не могу бросить ее на произвол судьбы. Не сейчас, когда ее магия все еще во мне. Я дала ей обещание, которое намерена сдержать.
Волчий Король хотел подчинить меня. Чтобы я тряслась в страхе. Все, что он сделал, — лишил меня всех причин оставаться. Если барьеры не могут их сдержать, нет смысла их поддерживать. Если лыкины не заботятся о наших договорах и доброй воле предков, то и я не стану. Мне нечего терять и все можно выиграть, если я пойду за ним и Авророй.
Фолост нетерпеливо вздрагивает от моего заявления.
— Ты хочешь пойти?
Еще большее покачивание.
За спиной у меня яркий аромат цветущей календулы. Мэри укоренилась в земле, несомненно, черпая из нее влагу. Её лепестки раскинулись так широко, как только могли. Недостающие выросли заново.
— Ты тоже? — спрашиваю я ее.
Она выпрямляется.
— Ну что ж, хорошо. — Я легонько прикасаюсь к маленькому глиняному горшку Мэри. Он почти остыл, и его можно взять в руки. — Фолост, сначала мы подготовим тебя к отъезду.
Он исчезает, снова появляясь в остатках очага.
Большинство углей еще слишком горячи, чтобы перешагивать через них, не возвращаясь к колодцу, чтобы просушить путь. Но это и хорошо — сейчас я рассчитываю на тепло.
Я несу последнее ведро к остаткам очага. Один кирпич отличается от остальных: он сделан вручную и обожжен из той же речной глины, что и горшок Мэри. На нем также есть отпечаток большого пальца бабушки в центре.
— Фолост, уйди на минутку в другое место. Я быстро, — приказываю я. Он колеблется, оставаясь в очаге возле своего кирпича. — Обещаю, все будет хорошо. — Я надеюсь.
Поверив в меня, маленький огненный дух оживает в остатках дома. Вздохнув, я выливаю ведро воды на все еще пылающие кирпичи очага.
Как только прохладная вода соприкасается с раскаленным кирпичом, он издает почти визгливое шипение. В воздухе раздаются звуки треска. Я возвращаюсь к колодцу и повторяю процедуру еще раз, чтобы убедиться, что трещины проделаны хорошо и глубоко, а куски уже достаточно остыли, чтобы с ними можно было работать. Я рассматриваю их и нахожу один маленький осколок с отпечатком бабушкиного большого пальца.