– Неплохо бы добавить, – произнес Петрович,
– Да уж…
– Я говорил, надо три брать.
– На свежем воздухе алкоголь быстро выветривается.
Собутыльники приуныли.
– Я знаю тут один круглосуточный лабаз, – наконец сказал Петрович.
– Где?
– На набережной Мойки.
– Ты предложил, тебе и идти.
– Один не пойду.
– Ладно, пошли вдвоем. Не каждый день все-таки зарплату выдают.
Друзья поднялись.
– Переодеваться будем? – Степаныч посмотрел на свой служебный халат темно-синего цвета. Такой же был на Петровиче. Пиджак Степаныча и куртка Петровича остались в подсобке.
– На кой нам переодеваться? До магазина и так дойдем, – сказал Петрович.
Сказано – сделано. Работники Эрмитажа спустились вниз и, миновав вахту служебного входа, вышли на Дворцовую площадь. Группа иностранных туристов стоя возле музея, о чем-то лопотала на своем языке.
– Вон твои французы, – показал рукой Степаныч.
– Это финны.
– Думаешь?
– Точно тебе говорю.
– Черт с ними, показывай свой лабаз.
Собутыльники направились на набережную Мойки. Минут через семь они оказались возле небольшого круглосуточного магазина.
– Здесь, – сказал Петрович.
– Вижу.
Друзья зашли в магазин и окинули взглядом витрины. Не долго думая они вновь взяли водку, колбасу и лук и, выйдя из магазина, побрели в сторону Эрмитажа.
Пока Петрович и Степаныч ходили за покупками, на вахте произошла смена. К работе приступила вахтерша, только вчера поступившая на службу в музей. Женщина лет шестидесяти пяти, с крупной фигурой и строгим взглядом, она еще не успела познакомиться с Петровичем и Степанычем, поэтому остановила их, когда они попытались пройти в здание.
– Вы куда? – поинтересовалась вахтерша.
– На работу, – ответил Петрович.
– На какую такую работу?
Только сейчас собутыльники сообразили, что их служебные удостоверения находятся в одежде, оставленной в подсобке.
– Да мы, бабуся, здесь работаем, – сказал Степаныч, – видишь, на нас рабочая форма.
Вахтерша с недоверием осмотрела работников Эрмитажа, взгляд ее остановился на сетке в руках Петровича, где находились выпивка и закуска.
– Где, вы говорите, работаете?
– Здесь, где же еще.
– Грузчиками!
– Вот что, грузчики, предъявите свои удостоверения.
– Они у нас в подсобке.
– В какой подсобке?
– В подвале.
Вахтерша начала терять терпение.
– Значит, так, если вы сейчас же отсюда не уберетесь, я вызову охрану…
Между тем белая ночь окутывала город неповторимыми красками и звуками, создавая у горожан, гулявших по улицам, лирическое настроение. Одним из ночных прохожих был журналист Юрий Епифанов. Работник прессы не спеша шагал по Дворцовой набережной, обдумывая рецензию па выставку эротической фотографии, проходившую в те дни в выставочном зале Союза художников. Как всегда, Епифанов собирался отразить впечатление от увиденного в газетах разной политической ориентации.
Для газеты «Петербургская правда» требовалась ругательная статья, в которой необходимо было разоблачить морально вредную выставку, приехавшую к нам с Запада, чтобы растлить и без того распущенную отечественную молодежь. Шагая по набережной, Епифанов подбирал словосочетания для будущей статьи: «свалившаяся к нам неизвестно откуда выставка», «набор безвкусных снимков», «похотливый взгляд камеры». Думая о статье для газеты «Петербургский либерал», Епифанов подбирал другие слова и выражения: «давно в нашем городе не проводилась эротическая выставка такого масштаба», «о качестве некоторых снимков можно спорить», «определенный вклад в раскрепощение нашего общества». Что касается газеты «Желтый попугай», для статьи в это издание необходимы были более хлесткие выражения: «арбузные груди и персиковые попки», «разжигает воображение и возбуждает желание», «секс продолжает оставаться главным занятием в нашей жизни».
Епифанов любил обдумывать статьи на ходу. В кармане журналиста всегда находился блокнот, в котором он набрасывал тезисы будущих публикаций. Идя по набережной и глядя на спокойные воды Невы, газетный работник время от времени останавливался и, сделав пометки в блокноте, продолжал дефилировать дальше.
Свернув с набережной на Дворцовую площадь, Епифанов зашагал вдоль Эрмитажа…
Петрович и Степаныч между тем продолжали препираться с вахтершей на служебном входе в музей.
– Мамаша, мы здесь работаем! – воскликнул Петрович.
– Мы картины каждый день с места на место перетаскиваем! – поддержал коллегу Степаныч.
– Где же ваши документы?
– Мы же говорим, забыли с собой взять.
– В магазин пошли, а документы в штатской одежде остались.
– Да ты, бабуся, спроси у кого угодно! – не выдержал Петрович. – Тебе каждый подтвердит.
Терпение вахтерши лопнуло. Она вышла из кабинки вахты и, уперев руки в бока, встала перед непрошеными гостями.
– Во-первых, ты мне не тычь, во-вторых, я тебе не бабуся, и в-третьих, считаю до трех, если не уберетесь, сдам обоих в милицию!
Последняя угроза подействовала на собутыльников. Поняв, что спорить с вахтершей бесполезно, они вышли на улицу. Между тем желание продолжить застолье нарастало с каждой минутой.
– Дай-ка мне бутылку, – сказал Петрович.
Степаныч достал из сетки водку.
– Держи.
Петрович ловким движением отвернул крышку и, сделав жадный глоток, передал бутылку Степанычу. Тот последовал примеру приятеля.
– Вот что, Петрович, – сказал Степаныч, – ты по водосточным трубам в детстве лазил?
– Ну лазил.
– Улавливаешь, к чему я это?
– Улавливаю.
– В этом деле самое сложное наверх залезть, но вниз-то мы по лестнице спустимся, когда документы заберем.
– Чего только не сделаешь из любви к искусству.
– Я один раз видел, как какой-то парень по отвесной стене пятиэтажки за пять минут с первого на последний этаж забрался.
– Ладно, не свисти!
– Ей-богу! Потом оказалось, что пятиэтажка женским общежитием была, а парень тот альпинистом.
– Чего стоять, пошли трубуч подходящую искать.
– Пошли.
Товарищи зашагали вдоль стены.
– Вон, чем тебе не труба? – сказал Степаныч.
– Нет, эта слишком хлипкая.
– Пошли дальше.
В конце концов подходящая труба была найдена.
– Ну, давай еще по глоточку, – сказал Петрович.
– Давай.
Петрович взял в руку бутылку.
– За удачное восхождение! – Сделав глоток, он передал водку Степанычу.
– Чтоб не упасть, – поддержал друга собутыльник.
Епифанов продолжал дефилировать вдоль стены всемирно известного музея. Отдельные строчки еще не написанных статей крутились в голове журналиста. Белая ночь окрашивала будущие произведения автора в фантастические тона.
Вдруг Епифанов остановился. То, что увидел журналист, заставило его вспомнить собственные публикации на криминальные темы. Два человека карабкались вверх по водосточной трубе Эрмитажа.
– Что за черт, – произнес журналист.
Несколько мгновений он неподвижно наблюдал за происходившим, затем, придя в себя, выхватил из кармана мобильный телефон и набрал номер милиции.
– Дежурная часть, – услышал Епифанов.
– Я вам звоню с Дворцовой площади. Здесь двое грабят Эрмитаж.
– Вы что, пьяны?
– Я не пью.
– Что там происходит?
– Два человека лезут по стене Эрмитажа, вероятно, собираются проникнуть в здание через окно.
– Ваша фамилия?
– Меня зовут Юрий Епифанов.
– Оставайтесь на месте.
Дежурный связался по рации с машиной ПМГ, находившейся неподалеку от Дворцовой площади. Через пять минут милицейский автомобиль подъехал к музею. Епифанов подбежал к машине.
– Это я звонил вам, – обратился он к молодому милиционеру.
– Что случилось?
– Смотрите туда. – Он показал рукой на карабкавшихся по водосточной трубе бомжей.
– Все ясно.
Два милиционера вышли из машины и подошли к зданию.
– Немедленно спускайтесь! – крикнул Петровичу и Степанычу один из стражей порядка.
Собутыльники замерли.
– Что будем делать, Петрович?
– Они не имеют права, мы здесь работаем.
– Спускайтесь, или будем стрелять! – услышали музейные работники.
– Не стреляйте! – крикнул Петрович.
– Спускаемся.
Через пару минут они оказались возле милиционеров.
– Ребята, мы здесь работаем, – попытался объяснить Петрович.
– Мы пропуска в подсобке забыли.
Работники правопорядка даже слушать не стали не удавшихся верхолазов и препроводили их в «упаковку».
– Спасибо вам, гражданин… – произнес милиционер.
– Епифанов Юрий Денисович, – подсказал журналист.
– Если бы не вы, случилось бы ограбление Эрмитажа.
– Как истинный петербуржец, я не мог этого допустить.
Милиционер пожал руку работнику прессы.
Петровича и Степаныча доставили в ближайшее отделение милиции. Выяснение обстоятельств дела было отложено до утра, а работников музея поместили в «обезьянник». Войдя в него, друзья увидели старого знакомого бомжа Померанцева, который курил, лежа на нарах.
– Гляди, Петрович, мы тут не одни, – сказал Степаныч.
– Вижу.
– Проходите, осваивайтесь, – отреагировал Померанцев.
– Я смотрю, ты уже освоился.
– Я здесь как дома. Жаль, завтра утром выходить придется.
– За что тебя?
– Выпил с корешами и заснул в Михайловском саду.
– Нашел место, где спать, там сейчас полно туристов, – сказал Степаныч.
– Позоришь наш город перед всем миром, – добавил Петрович.
– Ладно, позоришь… Я там десятки раз ночевал, просто незнакомая смена попалась. А вас с чем повязали?
Петрович махнул рукой:
– Ни за что погорели.
– Пострадали на рабочем месте.
Музейные работники изложили Померанцеву историю своего задержания. Выслушав ее, бомж ехидно захихикал.
– Вы хоть водку успели допить?