ьно поглядывал поверх очков на каждой контрольной.
– Разве это законно? – кричит какая-то женщина. Рома останавливается на лестнице и прислушивается. – Моя дочь не должна учиться в классе с этим убийцей!
Кровь приливает к щекам Лисова.
– Вы в своем уме? Уберите этого монстра от наших детей!
– Мы требуем, чтобы вы исключили Лисова из школы! Если вы этого не сделаете, мы будем жаловаться!
Рома выглядывает в проем. Разъяренные матери толпятся вокруг Людмилы Михайловны. У нее под глазами мешки, еще более темные, чем обычно, но лицо каменное.
– Инцидент расследуется полицией. У ученика есть подтвержденное алиби, – холодно отвечает директор.
– Смотрите! Это он! – женщина из толпы показывает на Рому.
– Держите его! – командует другая.
Толпа движется к нему. Лисов отступает и едва не спотыкается на лестнице. Он удерживается, вцепившись в перила.
– Подождите, – Людмила Михайловна молниеносно загораживает его. – Мы ведь цивилизованные люди. Самосуд не приведет ни к чему хорошему. Я сейчас проведу с Лисовым беседу и подумаю, что делать дальше. О моем решении вас оповестит секретарь.
Директор хватает Рому за руку и проводит сквозь галдящую толпу. Они заходят в учительскую и скрываются за дверью ее кабинета.
– Садись. – Людмила Михайловна закрывает дверь на замок и выдыхает. – Это чтобы нас не отвлекали.
Внутри ничего не изменилось: тот же дубовый стол, кресло со всевозможными подушками под шею и поясницу, шкаф во всю стену с делами учеников и прочими документами. Когда-то Рома проводил тут много времени, и каждый раз директор сидела с ним до прихода мамы. Пока он был маленьким, они даже играли в настольные игры, чтобы скрасить ожидание. Теперь Людмила Михайловна постарела, жемчужное ожерелье с ее шеи куда-то исчезло, а пятисантиметровый каблук превратился в трехсантиметровый. Одежду она носила строгую: пиджак, блузку и брюки, но если раньше талию подчеркивали пояски, то теперь она скрывалась под свободным кроем. Темные пятна вокруг глаз лишний раз подчеркивали возраст директора.
– Вы меня исключите?
Директор – единственная из взрослых в школе, с кем он может общаться на равных.
– Нет. – Людмила Михайловна разглаживает седеющие кудри. Обычно она подкрашивает волосы в каштановый, но в этот раз корни отросли. В суете она забыла о них. – Вот что мы сделаем. – Постукивая по столу, она объясняет: – Пока память о трагедии слишком свежа, тебе лучше не ходить в школу. Побудешь на домашнем обучении. Староста будет высылать тебе конспекты, а мы со Светланой Александровной – заходить и проверять задания. Может, Михаил Сергеевич подключится, посмотрим.
– То есть вы позволяете мне ничего не делать?
– Этого я не говорила. Поскольку девять лет ты занимался чем угодно, кроме учебы, мы возьмемся за тебя и сделаем из тебя достойного человека. Иначе в городе и школе тебя загоняют. – Директор резко выставляет руку с указательным пальцем перед Лисовым. Тот невольно скашивает глаза на кончик пальца. – Я не для того столько лет боролась с твоими шалостями и выслушивала извинения твоей матери, чтобы все бросить и отказаться от тебя. Пока я жива, ты свою жизнь не загубишь.
– Почему вы так цепляетесь за меня? Я вам никто.
Директор откидывается на спинку кресла, массируя затекшую шею.
– Потому что это мой долг. Иди. Сегодня доучишься, а с завтрашнего дня сиди дома, пока я не разрешу вернуться.
Рома заходит в класс. Почти все ушли в столовую, за партами только спящая Неля и Зара Сухудян, выполняющая домашнее задание. Последняя легко получает пятерки по всем предметам, с учителями контактирует гораздо охотнее, чем со сверстниками.
Ее стремление к учебе удивляет Рому. Подперев голову, он наблюдает за увлеченной Зарой. Раньше ему тоже нравилось учиться, но, когда он подрос, его стало клонить в сон, стоило только открыть учебник или тетрадь.
– Скучаешь? – Яна протягивает ему шоколадный батончик. – Я тебе вкусняшку принесла, покушай.
– Э-э… Зачем?
– Я ведь уже говорила, что хочу с тобой дружить. – Соболева по-ковбойски седлает стул.
– Это тебя Федор Евгенич попросил? – Яна качает головой. – Тогда зачем ты ко мне лезешь?
– Я просто хочу, чтоб ты был моим парнем. – Ее глаза радостно блестят, и она берет его за руку.
– Чего…
– Ромочка, ну не тупи! Давай встречаться.
– Да не, – Лисов откашливается, – я имел в виду… с чего тебе встречаться со мной? Ты разве не желаешь мне смерти, как остальные?
– Остальные дурочки, они в тебе потенциала не видят.
– Какого еще потенциала?
Яна делает страшные глаза:
– Ну не могу же я тебе все на блюдечке преподнести! Должна же быть в женщине какая-то «безуминка», – и подмигивает. Пока он подбирает слова для ответа, Соболева придвигает к нему батончик. – Кушай, Ромочка. Ты у нас парень крупный, тебе силы нужны.
Навязчивое внимание Яны похоже на заботу. Лисов рассматривает шоколадку и позволяет себе раскрыть шуршащую упаковку. От одного батончика ничего не будет, да и завтра он в школу не придет. Соболева забудет о своем предложении, и ему не придется ей отказывать.
Выйдя из школы, Рома останавливается и выдыхает. Бесконечный день завершен, можно идти домой. Вот только что делать потом? Просто сидеть и пялиться в стену? Как именно будет проходить домашнее обучение? Нельзя просто свалиться маме на шею явно.
За воротами все еще караулят журналисты. Дернув щекой, Лисов заворачивает на школьный двор. Лучше сделать петлю и дойти как-нибудь до дома, чем попасть под обстрел компрометирующих вопросов. Не можешь ответить – молчи. Лучшего выхода еще не придумано.
– Эй, жируха, вали с нашего места, – раздается голос Самары.
Рома поворачивает голову. У них в классе разные девчонки, но он бы никого не назвал толстой. К кому она докапывается?..
– Ты что, глухая? Я сказала сгинь! – Ремизова бросает волейбольный мяч.
С глухим стуком он отскакивает от рыжеволосой головы. Очки Нели сбиваются набок, дужка с хрустом отламывается и падает в траву. Книга из ее рук скатывается на землю. Поспешно поднявшись, Ухтабова собирает вещи, кидает злобный взгляд на Самару и проходит мимо Ромы, прижимая «Анну Каренину» к груди и придерживая очки у виска.
Пока Самара занята общением с другими волейболистками и не замечает его, он перемахивает через забор и уходит, петляя дворами. Когда-то он пролезал между прутьев прямо во время физкультуры и «внезапно» появлялся перед учителем в конце урока. Потом Лисов вырос, и забор стал для него не преградой, а чем-то вроде «козла», через которого он прыгал в спортзале.
Может, то, что сейчас происходит, и есть очередной прыжок?..
10. Демьян
В прошлом году Демьян сидел за партой с Егором. В этом году пустующее место занимала Самара, но как только объявили о старте кружков и подготовке к соревнованиям, Ремизова начала пропускать занятия. Это обычная практика, когда спортсменов отпрашивают с некоторых «не особо важных» уроков, потому что в будущем им эти предметы все равно не пригодятся.
Их переписка становится все более однообразной:
Демьян: где ты?
Самара: в спортзале.
Д: ты где?
С: на тренировке.
Д: я скучаю
С: я занята.
И так день за днем. Постукивая ногтем по парте, Храмов неуютно поеживается. В пятом классе Самара повредила колено из-за Лисова, и с тех пор Демьян усиленно, но пассивно недолюбливал его. Но именно тогда Демьян получил шанс позаботиться о Самаре: помогал ей передвигаться по школе, подставлял плечо, чтобы ей было удобнее прыгать на одной ноге по лестнице, и таскал ее рюкзак. Кто знает, может, если бы Лисов тогда не толкнул Ремизову, она бы и не разглядела в Храмове своего будущего парня.
В голову пробирается ревнивая мысль: если Самара не сможет играть в волейбол, она снова станет уделять ему больше внимания. Летом она уезжала в спортивный лагерь, откуда приезжала загоревшая и с каждым годом все более красивая. А ведь в спортивных лагерях немало других парней, таких же атлетов, как она. Стоит одному такому маякнуть на горизонте, Ремизова сразу же увидит, насколько Демьян нескладный и худой.
На перемене Храмов подходит к открытому окну и выглядывает на улицу. Все как прежде. Люди за решеткой-забором куда-то спешат, младшеклашки гуляют со своей продленкой, а поодаль на углу курят старшаки. Погодите-ка… Демьян вглядывается. Рядом с уже знакомым ему Кусаиновым стоит Самара. Они курят, перекидываются словами. Ремизова смеется так же, как и всегда, громко, отчего по спине Храмова прокатывается волна гневливых мурашек.
Не глядя на часы, он выбегает из кабинета и, перепрыгивая через две-три ступеньки, вскоре оказывается на улице. Налетает на Самару с объятиями, стискивает ее плечи и спрашивает:
– Эй, ты чего тут забыла?
И оглядывает Кусаинова сверху вниз. Между ними сантиметров пять разницы в росте, и Демьян едва заметно ухмыляется. Он выпячивает грудь, стараясь казаться больше, и привлекает Ремизову к себе.
– Стресс вывожу. Дархан вот тоже курит, приятное совпадение, – она подмигивает однокласснику. Проследив за ее взглядом, Храмов натыкается на кадык Кусаинова.
Раньше Самара, лежа в его объятиях, часами разглядывала «адамово яблоко», касалась его пальцами, иногда целовала. Когда она призналась, что кадыки – ее фетиш, Демьян уже давно об этом знал.
– А ты зачем вышел? Скоро урок начнется. – Самара выпускает струйку дыма.
– Соскучился. – Он пытается поцеловать ее, но она уворачивается. Демьян невольно косится на Дархана. Тот докуривает сигарету с пустым, нечитаемым лицом. Будто всегда носит одну и ту же маску. Майкл Майерс, не иначе.
– Слушай, я ведь уже сказала, что мне некогда, – огрызается Самара и стряхивает пепел на кроссовку Демьяна. – Хватит меня доставать.
– Мне кажется, нам надо поговорить.
– «Мне кажется, нам надо поговорить», – передразнивает Ремизова. Сплюнув, она бросает сигарету на асфальт и придавливает. – Ты же знаешь, как для меня важны волейбол и отдых. Так какого черта лезешь ко мне?