Юрий Германович Вебер
Разгаданный секрет
ОТ АВТОРА
Завод…
Всякий раз, как вступаешь на территорию большого завода, неизменное чувство подъема и какого-то волнения возникает при виде этой широко раскинувшейся картины производства.
Асфальтовые дороги растекаются в разные стороны. Обширные здания стоят величаво, с окнами почти во всю стену, со сводами стеклянных крыш. Это заводские корпуса. Там, за этими стенами, под стеклянными крышами, размещаются производственные цехи, службы, заводские лаборатории, конструкторские бюро… Глухо доносится оттуда какой-то шум, слышен металлический всплеск, отдельные удары. Идет работа. Заводская работа.
Она бесконечно разнообразна, эта заводская работа. Очень несхожи между собой разные заводские профессии, и различен труд работающих здесь людей. Один берет деталь для обработки лишь с помощью подъемного крана, другой захватывает деталь пинцетом и мудрит над ней, как часовщик, с лупой в глазу. Один облачается для работы в толстый брезент и темные очки, защищаясь от жгучего, расплавленного металла, другой засучивает рукава халата, чтобы даже краем материи не поцарапать нежной поверхности своего изделия. Один занимает свое место в ряду весело стрекочущих станков, другой - в тихом уединении за железной оградой, где происходит почти немая работа по закалке токами высокой частоты…
Заводские профессии бывают «тяжелые» и «горячие», «тонкие» и «чистые». Для одной требуется больше силы и смелости, а в другой главное - это терпение и расчет. Но все это заводские профессии.
Какая же лучше? Какая интереснее?
Чем ближе узнаёшь людей завода, их труд и особенности этого труда, тем яснее становится простая истина: нет неинтересных профессий. Каждая работа таит что-то свое, особенное, что может захватить человека, дать ему удовлетворение и радость. В каждой работе можно открыть что-то новое, такое, чего никогда еще не было и что никому не приходило в голову. Наблюдательность и выдумка могут все повернуть иначе, сделать любую вещь и работу над ней более совершенными. Придумывать, создавать - для этого на заводе простор необъятный.
Юные читатели! Вероятно, многим из вас придется работать на заводе или на фабрике. На вашу долю выпадет развивать наше производство, открывать новое в технике, в труде. И как ни малой или будничной может показаться сначала кому-нибудь его работа, пусть помнит он, что нет в труде такого малого, над чем не стоило бы подумать, к чему не стоило бы приложить свою сноровку.
Бывает «труден первый шаг и скучен первый путь». Но кто сумеет преодолеть эти первые трудности, к тому вместе с опытом и знанием приходят мастерство, радость новых открытий, большой интерес к своей работе.
Мне хочется рассказать вам одну историю, которая произошла в нашей заводской жизни. Я узнал о ней, познакомившись близко с людьми большого завода - участниками и свидетелями описываемых событий. Это история с маленькими металлическими пластинками, которые называют часто попросту и коротко: «плитки». Пожалуй, вы не обратили бы на них внимания, увидев их впервые где-нибудь в цехе или в лаборатории. А между тем за внешней простотой плиток кроется целая эпоха в развитии нашей техники.
Я сохранил подлинную обстановку, подлинные имена действующих лиц и стремился в изображении их дел, их поступков следовать возможно вернее тому, что было в действительности. Думается, что эти люди, простые люди нашего производства, и дело, которое они совершили, заслуживают того, чтобы об этом узнал читатель.
КЛЮЧИ ТОЧНОСТИ
За двойной стеной
Плитки!
На заводе это простое, короткое слово произносят с каким-то особенным выражением. Завод выпускает измерительные инструменты высокой точности, чувствительные приборы, замысловатые контрольные автоматы, и все же в этом мире самой изысканной техники так называемые плитки пользуются репутацией исключительной.
- Вы были на участке плиток? - спросят у вас и при этом обязательно покажут пальцем куда-то вверх, будто вы должны были побывать на седьмом небе.
И действительно, подымаясь на верхний этаж заводского корпуса, туда, где находится участок плиток, вы совершаете восхождение на вершину современной измерительной техники.
Участок защищен двойными стенами от общего движения и шума цеховой жизни, и никто из посетителей не может проникнуть за эти стены, пока не будет дано распоряжение директора завода: пропустите!
Пройдя первые двери, вы попадаете еще не на самый участок, а в то помещение, которое здесь называют в шутку «санпропускник». Здесь вам предлагают надеть чистый белый халат и знакомят с правилами производственной гигиены. Старший мастер, Виктор Иванович Дунец, терпеливо объясняет мне, чего я не должен делать. Я не должен касаться машин и приспособлений. Я не должен брать руками эти самые плитки, которые здесь увижу. Я не должен близко наклоняться к рабочим местам и дышать на плитки… Целый кодекс правил поведения на участке!
А он был там, этот участок, за второй перегородкой, за стеклом и манил к себе своей строгой непонятностью. Там было много света, выкрашенные светлой краской машины, люди в белых халатах. Я открыл дверь и ступил на чисто выметенный, протертый цементный пол. Остановился и прислушался.
Каждое производство отличается своей музыкой работы. Тяжелый грохот кузницы. Гудение печей в термических цехах. Жужжанье токарной обработки… А тут, на участке плиток, сразу поражало именно отсутствие привычных цеховых звуков. Почти полная тишина. Только тихий металлический шелест мягко плыл над светлыми машинами. И люди здесь говорили негромко, невольно понижая голос, как обычно говорят в музеях или в библиотеках, чтобы не нарушить царящей в таких местах атмосферы несколько торжественной сосредоточенности. Еще бы! Здесь, на участке, совершается один из самых тонких, сложных процессов, какие только знает наука обработки металлов: процесс рождения точнейших мер длины.
Вот они лежат на столах машин, эти плиточки, сверкающие зеркалом тонкой отделки. Простой прямоугольной формы, как маленькие стальные кирпичики или пластинки. Самый скромный вид.
Старший мастер Виктор Иванович берет осторожно одну из них и, держа в растопыренных пальцах, произносит многозначительно:
- Концевая мера! Инструмент высшей точности!
В поисках единицы измерения
Чтобы понять смысл слов Виктора Ивановича, нам надо на время оставить этот цех московского завода и перенестись в другой город - в Ленинград, в ту его часть, где на широком проспекте, за оградой, в отдалении от уличного шума стоят в молчаливой тишине массивные здания, одетые, точно в шубу, в тяжелую каменную облицовку. Часовая башня с круглой шапкой как бы стережет царящий здесь строгий, незыблемый покой. Это одно из интереснейших научных учреждений страны - Всесоюзный институт метрологии имени Д. И. Менделеева. Великий Менделеев был во главе этой ученой палаты, когда создавал для России подлинно научную систему точных единых измерений. Теперь эта палата превратилась в крупнейший исследовательский центр, который стоит на страже непогрешимости всех мер и весов, обращающихся в нашей жизни.
Здесь хранится самое точное время. Самый точный вес. Самые точные показатели температуры. Единицы света, электричества, магнетизма, радиоактивности…
Здесь хранится и основная единица длины - метр.
Единица длины! Долго и мучительно искала ее наука.
Не такую случайную, зыбкую меру, как старинные локоть, фут (нога), пядь, дюйм (сустав пальца), а меру вполне устойчивую, заложенную в самой природе. Земля, вращаясь вокруг оси, повторяет свои сутки по строгому закону; отсюда единица времени - секунда. Вода замерзает и кипит при определенной температуре; отсюда постоянный ее показатель - градус. Всякая окружность путем деления ее на триста шестьдесят частей дает нам математически точную меру углов - угловой градус. Ну, а мера длины? Где ее природная основа?
Конец XVIII века. Время Великой французской буржуазной революции. Наступая на феодальную раздробленность в стране, деятели революции пожелали покончить и с раздробленностью мер и весов. Тогда-то ученые в своих поисках и обратились к величине земного шара, к тому, что считалось в природе неизменным. «Наша грешная планета должна дать непогрешимую меру длины», - выразился один из ораторов того времени.
Так появился первый метр - одна сорокамиллионная часть земного меридиана. Платино-иридиевый стержень, покоящийся в футляре, на подстилке из красного бархата. Семь лет самых кропотливых измерений и вычислений ушло на то, чтобы определить эту метрическую единицу длины. «На все времена для всех народов», - как гласил текст на учрежденной по этому случаю медали.
Но спустя некоторое время повторные измерения меридиана не подтвердили совершенной точности метра. Во второй раз он получился чуть меньше. На какую-то ничтожную, десятитысячную долю, но отклонение все же было. Может, в этом виновата наша Земля, оказавшаяся не такой уж неизменной, или неточность приборов, а может, и сама чрезмерно сложная, громоздкая процедура измерения.
Ничего лучшего предложить наука все же не могла. Тем более что другая попытка установить естественную меру длины, предпринятая в Англии, оказалась еще менее утешительной. Англичане стремились обставить свой опыт наиболее строго: мерой длины должна была стать длина маятника, который совершал бы на широте Лондона, в вакууме, на уровне моря одно колебание в секунду. Но по этому рецепту сами же англичане не в состоянии были получить двух одинаковых результатов.
Так «земной метр» и остался принятой единицей длины. Пусть это не одна сорокамиллионная меридиана, не та естественная, природная мера, о которой мечталось, а всего лишь условное расстояние между двумя штриховыми отметками на платино-иридиевом стержне, но что поделать! Точность научного исследования пришлось заменить добрым согласием: считать этот стержень по-прежнему метром. Важно только сохранить его неизменным.