- Но, но если ему нужно свое, то, что у него украли?!
- И Вы уже судите, а какое у Вас есть право на суд?..
- А у вас?!
- Мы судим открыто, Вы же великолепно знаете, за что именно и как мы судим, но от вас - от вас всего можно ожидать, а если бы принимали законы нашей игры...
- Общество, народ должны сами устанавливать себе законы, а кучка людей...
- Плохих?
- Плохих! людей, считающих, что им все дозволено!..
- Чем же вы тогда лучше нас, ваши площадные выходки...
- С нами правда!..
- Кто решил? кто взял на себя смелость решать такие вещи?
- Мы: люди, народ!
- А Бог?
- А что, Бог?
- Да уже ничего... Особенно в декабре прошлого года. Это ведь не Лена Сахарова под этим делом уговорила Вас клеить листовки? Постеснялись бы...
- Да при чем здесь к черту Лена, это Турбинс с этим, как его, блядь....
- Блядь? А что, приятно общаться в наше смутное время с девушкой, у которой столь одиозная фамилия, а вот, кстати, Адамов, фамилия не менее одиозная - и ничего...
- При чем здесь...
- А что пили? "Портвейн", да?
- Блядь, ну это Олежка Дропкин с Турбинсым, Берта они братки!..
- Берта, который со Смирновым из "Контркультуры"?
- Из "Урлайта". Ну и чего?
- Тогда еще Шмуллера Марка Андреевича сдать надо.
- Да никого я не сдаю... этого Шмуллера... достали!
- Что Вы такой нервный? Не нужен мне Ваш Шмуллер. Марк Андреевич один, вас - много. И Лена Ваша совсем здесь не при чем.
- Да не моя она!
- А Дробкин смешной... Все бегает. Но Вы меня запутали, право. А помните, Павлик, "дон Кихота"? бедные селяне, трактирщики, дворяне не были виноваты в том, что некий благородный и доверчивый идальго, начитавшись книг, которые казались ему правдивыми, стал сражаться, бороться... знаете что, а ведь ваши распрекрасные законники - просто рыцари "печального образа", они достаточно милые, но, поймите, когда вы воюете с ветряными мельницами - это способно, может, вызвать восторг, умиление, восхищение... когда же вы начинаете протыкать бурдюки с вином, ломать мебель, освобождать преступников - вы уже опасны для этого самого общества, помните мальчика: "не спасайте больше меня, сеньор рыцарь..." помните? Но это Вы еще добрый, мягкий, а если, не приведи Господь, Вы ожесточитесь? можете себя представить эдакого дон Кавалерова у власти, это, знаете ли, такая чистка начнется, Кавалеров же будет вымещать на ни в чем не повинных людях свои былые претензии, амбиции... Вы не слушаете меня?
- Зачем Вы все это рассказываете?..
- Да чтоб Вы поняли: идеи хороши для юношей и стариков, и в том и в другом случае речь идет об иждивенцах, они могут себе позволить, нацепив доспехи, размахивая листовками, мотаться по стране и бороться за справедливость, наслушавшись проповедей какого-то выжившего из ума еврея, но Вы же человек, а не сухое дерево, у Вас должна быть семья, дом, дети... Сейчас девушка-то у Вас есть?
- Это мое дело.
- Шучу я, шучу, неужели Вы думаете, что ознакомился с Вашими школьными сочинениями, но не ознакомился...
- Что вы с ней сделали?!
- Ничего не сделали, и, в отличие от Вас, она не здесь, а дома и, между прочим, думает, что Вы ее бросили... в таком положении.
- В каком положении?! она... она что?...
- А, так Вы не в курсе, впрочем, да, конечно, мы Вас взяли раньше, чем это было бы заметно...
- Вы врете, вы...
- Справка гинеколога Вас убедит?
- Вы врете! Вы нарочно!!
- Ну, как знать... знаете что? мучайтесь теперь, думая над тем, правда это или нет.
- Козел...
- Я так понимаю: Вы не хотите, чтобы я был Вашим крестным?
- Убью!
- Вот скукотища-то... сидеть, мальчик; сидеть и думать: как, зачем и почему замели меня совки, кажется так вы нас называете? так вот, думайте, господин анархист, думайте! статья в конституции очень Вам помешала! а знаете, какая у меня есть идея? - как только человек начинает бороться против властей, а, даже не важно против кого, он сразу же должен: во-первых кастрировать себя, во-вторых - отречься от родителей, в-третьих - стать совсем бессеребренником и аскетом, а то... Вы посмотрите на себя, Вы пьете, постоянно ругаетесь с родителями, из дома вот сбежали, добрые порядки в государстве надо начинать с уборки, кстати, в своей комнате... Да и с девушкой своей черт знает как себя ведете! а ведь она ребенка ждет, Вашего ребенка между прочим... или, может, вы хотели аборт сделать, а я тут Вас держу, какая незадача, а? незадача, да?.. ну, что же Вы теперь молчите? думаете, да? ну думайте, думайте... я просто почему-то хочу, чтоб Вы был счастливы.
- Я заявление сделал?
- Да, но разве...
- Записали?
- Да все мы записываем, пора бы знать уж...
- Так мне можно идти?
- Как, уже? не посидите, не побеседуете? нет, если Вы утомились, или мысли какие возникли, из тех, что думаются лучше в одиночестве... я, кажется, говорил, например, что читал Ваши школьные сочинения, полет у Вас фантазии, но, вот к слову, право же, обозвать Пушкина секс-символом критического реализма, это, знаете ли... как бы Вы сказали - "круто"; а что, Вы в самом деле серьезно считаете себя декадентом, нет, извините, я несколько заработался... столько дел сегодня... диссидентом, конечно же, диссидентом, а, Пашенька? ты как, какал сегодня?
- Вы же пидер!
- Как? это все, что Вы мне хотели сказать, после такой беседы!
- Козел...
- Ну тогда - иди сюда, милый, я тебя поцелую.
- Не смейте!..
- Ты видишь, я сильный, активный, значит; а ты, не качался, а наоборот - стихи писал, листовки клеил, пассивный, сам козел, значит, осознаешь диспозицию?
- Пустите...
- Но поцеловать-то тебя можно? а, сука! испугался?
сентябрь-ноябрь 1996
Разговоp Седьмой.
"О том, как сложно."
- Илри... можно я буду Вас называть так?
- Да, пожалуй, да. А Вас, кажется... м-м...
- Юля. Давайте только...
- Да, давайте, а то у меня мало времени... Мне еще успеть надо собраться там, сложить все...
- О'кей, Илри, тогда первый вопрос: вот я сейчас была на Вашем концерте...
- Спасибо.
- Пожалуйста, но...
- Нет-нет, постойте, только не говорите мне, что Вам понравилась, там, как я себя держу перед микрофоном, или еще что... Вы знаете, что обычно спрашивают?
- То есть?
- Ну вы, журналисты, о чем вы спрашиваете? - о разных глупостях: нужны, там, или не нужны президентские выборы, какое женское имя мне больше всего нравиться, что я понимаю под лозунгом "энтропия - спасет"... и так далее, нет?
- Не совсем, хотя, это тоже интересно; а Вы не любите журналистов?
- Нет.
- Учитесь быть "звездой"? не любить журналистов - среди "звезд" это принято.
- Какие к Морготу "звезды"! я вообще не люблю журналистов, журналистов и врачей тоже еще не люблю, вот, скажем, Булгаков...
- А что - Булгаков?
- Ну, как же... "за мной, читатель, я покажу тебе настоящую любовь!" тьфу!
- Хм, однако...
- Что никогда не видели человека моего возраста, которому не нравиться Булгаков? я так скажу: есть у меня такая повествушка "ДНД на БД", так вот, там - одно из самых страшных проклятий это - "да полюбит тебя Маргарита".
- Маргарита-то чем Вам не угодила?
- Эта гордая непманша? бесящаяся с жиру мещанка, которая встретила талантливого человека и довела беднягу сперва до дурки, а потом до смерти! хороша любовь, нечего сказать! без сомнения, на балу она была к месту, ну и дался потом ей несчастный писатель, вот решила перед Воландом "любовью" своей побравировать, впрочем, ее наиболее связный диалог с мастером, помните? - "ты бы хоть запахнулась - плевала я...", ага, влюбленная, уж не знаю, где тут Булгаков высмотрел настоящую любовь, или она, по его мнению, всегда сопряжена с унижением мужчины?
- Но Маргарита спасла рукопись!..
- Толку-то! Читатели ее так и так не прочли. Да и к тому же - кто ее просил? автор? это как у Дюма в "Монте-Кристо": одна дамочка закопала младенца, думала, что умер он, а его выкопали, и вот это дитятко после является и говорит, здравствуй, мол, мама, я здесь... картинка та еще.
- Но ведь речь идет о том, "что рукописи не горят", о божьем суде творчества...
- О каком? Мне как-то всегда казалось, что литература
- это для людей, пишут ее люди, читают - люди, какой же тогда к
Манвэ лысому "божий суд"!.. Знаете что, есть в нашей литературе два высказывания, которые я ненавижу лютой ненавистью, это - "рукописи не горят" и "поэт в России больше, чем поэт"; из второго умозаключения мы выводим, что для поэта, а эту фразу сказал человек, себя поэтом считающий, есть что-то большее, чем просто поэт... это для поэта-то! а что касается не сгорающих рукописей, то, мне кажется, художник волен распоряжаться своим творчеством по своему усмотрению: пишет так пишет, жжет так жжет, на то он и творец! у меня, например, есть пяток песен, которые, хоть и дороги мне, мною не исполняемы, и никакие силы ада и рая меня не смогут заставить вернуть к жизни то, что было мною раз уничтожено, по-моему, так.
- Так, постойте, Вы вообще все это к чему?
- Не знаю... Какая разница? а что?
- Ну ладно, но вообще-то Булгаков не только одного "Мастера" написал.
- А, остальное не лучше, плоско, как в комиксах или репортажах; журналист плюс врач, обе профессии - порядком едкие.
- Чем же?
- Эти врачи, они копаются, лица у них серьезные, как будто они занимаются "важным делом", а сами - копаются, копаются...
- Между прочим, они людей лечат.
- И - что?
- То есть?
- Я думаю так: к хорошему человеку болезнь не пристанет, а коль уж она сморит плохого, то туда ему и дорога!
- А кто, интересно, решает: плохой человек или хороший?
- Так болезнь сама и решает, ну, божий суд, так сказать, карма, фатум.
- То есть, Вы против вмешательства в природу?