Вечером этого дня получили приказ отойти на отдых. Нас сменило другое танковое подразделение.
Рота участвовала после этого еще в нескольких атаках. Экипажи всегда были полны решимости любой ценой достичь успеха. Танкисты не жалели ни сил своих, ни самой жизни. Каждый был готов погибнуть, но с честью выполнить боевой приказ.
Герой Советского Союза М. НовиковКрасное знамя над дотом
Наши части уже стояли перед укрепленным районом, когда я вместе с другими младшими командирами прибыл на фронт. Около полутора месяцев, пока наш полк находился в землянках, я занимался со своими красноармейцами. Разумеется, эти полтора месяца дали мне возможность познакомиться с бойцами, а бойцам — со мной.
11 февраля утром, глядим, везут боеприпасы, хлеб, сухари, ветчину — давай, получай!
А тут началась артиллерийская подготовка. Ох, сильно взяли!..
Двинулись мы вперед. Наш взвод прикрывал правый фланг батальона. Снег, мороз. Где-то впереди уже завязался бой. А нас, шедших во втором эшелоне, белофинны, видно, старались оттеснить и остановить огнем. Здорово били. Но мы продвигались. Нас поддерживал взвод станковых пулеметов.
В одном месте с короткой дистанции застрочил по нас белофинский пулемет. Я приказываю своему легкому пулемету открыть огонь, а у пулеметчика задержка — ничего не получается. Схватил я сам пулемет, гляжу, а он весь снегом забился. Быстро прочистил пулемет, дал очередь по белофинну и уничтожил его.
В это время ранило моего командира взвода, командование взводом перешло ко мне.
Продолжаю движение.
Так мы достигли проволочной сети противника перед дотом. Здесь было указанное нам исходное положение. Мне удалось довести взвод без потерь в людском составе. Но связи с командиром роты я уже не имел. Провод, который мы тянули за собой, был порван огнем.
Белофинны вели ураганный огонь: и пули, и снаряды, и мины. Но через некоторое время огонь, замечаю, начинает стихать. Думаю, нельзя упустить случая.
Я приказал зарядить оружие, приготовить гранаты (гранат у нас было по две, по три, по четыре штуки на бойца) и, улучив момент, поднял взвод:
— Встать! За мной, ура!
Мы бросились через бреши, проделанные в проволочных заграждениях артиллерией, и чуть не с головой провалились в снег. Противотанковый ров!
Карабкаясь, выбрались на твердое место и с криком «ура» побежали вверх по скату высоты к доту. Дот уже подвергался перед этим артиллерийскому обстрелу и бомбежке. Он был оголен, но действовал. А траншеи в районе дота частью были уже захвачены нашей пехотой, но частью еще удерживались белофиннами, так что атака моего взвода была встречена огнем.
Это, однако, нас не задержало. Мы ударили так дружно, что белофинны стали разбегаться из траншей.
Я быстро добежал до амбразуры дота, метнул туда одну гранату, другую. Потом забежал сзади дота, бросил две гранаты внутрь через дверь (дверь была открыта, финны разбегались) и водрузил над дотом красное знамя.
Забрали пленных — кого еще с пистолетом, кого уже с пустыми руками.
— Чего, — говорим, — воюешь? Чего тебе надо?
А они руками разводят:
— Маннергейм… Маннергейм…
На другой день, углубившись в расположение противника, я со взводом выполнял задачу по блокированию дерево-земляных укреплений.
Взвод действовал совместно с танками. Было два пушечных танка, и я разделил взвод на две части. Танки пошли по лесу, проламывали дорогу, мы — за ними. Чем ближе мы подходили к белофиннам, тем яростнее они вели огонь.
Одно было спасение от огня — не отставать ни на шаг от танка, идти вплотную к нему сзади.
Но вот — противотанковый ров. Надо разведать дорогу. Мы — бух в снег и поползли. Стены у рва были отвесные, но в одном месте оказался отлогий переход. Им мы и воспользовались…
Уже кончился лес. Уже видны земляные укрепления. Идем на ближайшее, что в три амбразуры.
Танк примял колючую проволоку. Мы перешли через нее. Танк повел огонь. Белофинны начали швырять из траншей горящие бутылки с бензином, чтобы поджечь танк. Но мы выползавших подстреливали из винтовок.
Подойдя к укреплению, танк закрыл собой центральную амбразуру. Я с гранатами — к двери. Толстая деревянная дверь. Вышиб ее.
— Кто есть, выходи!
Стали вылезать пленные. Тех, кто еще пытался обороняться, мы уложили.
В дотах у них были устроены печки, нары. Но хлеба мы не находили. Рассмотришь, бывало, брошенный убегавшими паек: кусочек масла, кусочек колбасы. Бедновато, конечно.
Переночевав в этих укреплениях, пошли дальше.
А. ЕжовВсегда с пехотой
Вплотную прижимаясь к разрывам своих снарядов, прорывая в снегу канавки, наши бойцы метр за метром упорно продвигались вперед. Батальон старшего лейтенанта Чекрачева находился в низине. Справа от нее белела высота, названная «Огурцом», влево шел ров, упирающийся в другую высоту. На «Огурце» — железобетонная долговременная огневая точка, на других участках — дерево-земляные укрепления, а впереди всего этого — минные поля, проволочные заграждения, завалы.
Пехотинцев поддерживал дивизион Героя Советского Союза старшего лейтенанта Большакова. Война сдружила Чекрачева и Большакова, они стали поистине неразлучны. Лишь иногда командир дивизиона вырывался немного вперед, чтобы «самому увидеть кое-что новое». После таких «вылазок» он еще энергичнее выполнял заявки своего друга.
Там, где недавно высилась темная стена леса, начали появляться большие просветы. Но Большаков знал, что враг залег в свои звериные норы, что он отсиживается до поры до времени. Стоит артиллерии прекратить огонь и пехоте пойти вперед, как белофинны выползут из блиндажей, застрочат из пулеметов, встретят наступающих перекрестным и кинжальным огнем. Значит, надо стрелять так, чтобы враг не мог снова подняться. И батареи все усиливали и усиливали огонь. От разрыва снарядов стонал вековой лес.
— Ну, как, помогает? — обращался Большаков к Чекрачеву, закуривая очередную папиросу.
— Помогает! — отвечал командир батальона и добавлял: — Давай еще!
Смуглое, худощавое, чисто выбритое лицо комбата было спокойно. Он отличался поразительной выдержкой, умением быстро и точно оценивать обстановку, мгновенно принимать правильные решения.
Не уступая Чекрачеву в хладнокровии, Большаков радовал товарищей теплой шуткой.
— Дам, дам огонька! — говорил командир дивизиона и потирал раскрасневшиеся руки. Перчаток он не носил, его согревал, какой говорил полушутя, полусерьезно, «неукротимый боевой азарт».
Командир 6-й роты младший лейтенант Поляков, находившийся на правом фланге, сообщил, что расположенная напротив долговременная огневая точка подает признаки жизни.
Белофинны обосновались на выгодном рубеже и простреливают местность впереди и с флангов. Пехотинцы пробовали подойти к точке, да пока ничего не вышло.
Комбат передал сообщение Большакову, тот подал команду на батареи. Над вражеским дотом стали вздыматься столбы земли и снега.
— Ну, как? — справился через несколько минут Большаков.
— Живет, подлая!
Мгновенная тень пробежала по лицу командира дивизиона.
— Живет! — повторил он. — Не пронимает, значит. А ну, попробуем другим способом.
И связист стал передавать приказ:
— Командиру батареи младшему лейтенанту Балякину. Выкатить одно орудие на опушку леса и вести огонь прямой наводкой.
Не теряя ни минуты, артиллеристы подвезли орудие на лошадях, потом потащили его на руках. Дьявольски трудное было дело. Снег — по пояс, дороги нет, на каждом шагу — пни, сучья, сваленные деревья. Но политрук Кострикин, старшина Соловьев, младший командир Сергеев и другие старались в поте лица и вскоре установили гаубицу.
Наводчик Биличенко прильнул к панораме.
— Готово!
— Огонь!
Грохнул выстрел. Из ствола орудия вырвалось пламя. На высоте «Огурец», где находился дот, взвихрился снег.
— Теперь подействует! — рассмеялся Большаков.
— Да, похоже! — улыбнулся и командир батальона.
Бруствер окопа начали лизать пули. Противник ожесточился. Наши артиллеристы несли ему гибель, и он стремился предотвратить ее.
Люди в окопах еще плотнее пригнулись к земле, но наблюдение не прекратилось.
— Смотри, смотри, перебегают! — крикнул Чекрачев Большакову.
Белофинны действительно группами выскакивали из дота и бросались влево, в ров. Крепко досталось им от «гостинцев» Большакова.
Комбат кинулся к телефону и приказал:
— В атаку!
Командир 6-й роты Поляков мгновенно передал приказ взводам. Политрук Алексеев крикнул:
— Вперед, за нашу Родину!
Почти одновременно бойцы услышали голос красноармейца Голубева:
— Бежим, ребята! Бей врага!
Отделения поднимаются и, поддержанные шквальным огнем пулеметчиков, мчатся вперед. Командир дивизиона переносит огонь артиллерии на следующий рубеж. Вот, натолкнувшись на огонь, роты залегли. Однако всем ясно, что врагу нанесен чувствительный удар и сопротивляются лишь жалкие остатки его. Чекрачев снова командует:
— Вперед! Вперед!
Идут танки. Они рвут проволочные заграждения. За танками бегут, увязая в снегу, бойцы. Враг не выдерживает, пускается наутек. Его накрывает огонь дивизиона старшего лейтенанта Большакова, бьют красные пехотинцы. Они врываются в белофинские траншеи, перескакивают через трупы вражеских солдат, через поваленные снарядами деревья и бегут вперед, вперед.
В тот день стрелковый батальон старшего лейтенанта Чекрачева, круша и уничтожая врага, прошел несколько километров. Потом — небольшой перерыв. Надо подтянуть артиллерию, чтобы ее огнем снова прокладывать пехоте путь вперед. Штаб батальона разместился в просторной финской землянке.
Иззябший и проголодавшийся Чекрачев приказывает принести обед.