Я злюсь, но не за его слова о моем транжирстве.
Мне больно и обидно, что всё, что его теперь волнует – это деньги. И ни слова о чувствах ни ко мне, ни к детям.
– Ты забыл, как в церкви клялся мне в любви и обещал быть до самой старости? Видимо, для некоторых венчание – пустой звук.
– В любви, Дина? – начинает злиться Антон и сжимает челюсти, и я даже с трех метров слышу хруст. – Когда это было? Много воды с тех пор утекло. Я изменился. Ты изменилась. Ты давно смотрела на наши свадебные фото? Там ты была красивая утонченная тростиночка, а сейчас что?
Он замечает альбом на полу и подходит, поднимая его и суя мне под нос. Словно хочет унизить еще больше.
Я вся скукоживаюсь, так как слышать подобное от некогда любящего и любимого мужа неприятно. Хочется спрятаться в своей скорлупе и не вынимать оттуда головы, но я продолжаю стоять напротив Антона и видеть его пылающее негодованием лицо. Но больше всего меня задевает не его гнев.
Нет.
Меня ломает то омерзение, которое проскальзывает в его взгляде, когда он смотрит на меня.
– Ты только посмотри на себя. Ты похожа на корову. Я не хочу тебя обидеть, просто кто, как не я скажет тебе правду в лицо.
К лицу приливает кровь, и я тяжело дышу. Обидно до слез и рваного дыхания, но я держусь из последних сил, чтобы не расплакаться.
– Ты пустослов, Антон, так что грош цена всем твоим клятвам. И засунь себе алименты в… – я осекаюсь, не желая опускаться до брани. Я выше этого. – Мы прожили с тобой в браке двадцать лет, так что не думай, что сможешь уйти и строить свою счастливую жизнь, как тебе вздумается. Я обдеру тебя при разводе, как липку, так что можешь катиться к своей Фаине с богом, но спокойного развода ты не получишь. Я возьму всё, что причитается мне по праву. А за корову…
Я делаю паузу, подхожу ближе и залепляю ему хлесткую пощечину.
– … тебе отдельное спасибо, век не забуду. Имей в виду, что камеры в нашем доме записывают со звуком. Будь уверен, я воспользуюсь записями в суде.
Я ухожу, чувствуя, как от унижения и обиды горит лицо, но когда открываю дверь, вижу напротив Фаину.
– Не устраивай скандал, Дина, – качает она головой, словно я тут единственная истеричка. – Подумай о репутации, тебе еще дочь растить в этом городе. И не переживай, я буду относиться к детям по-прежнему тепло в роли мачехи.
Глава 4
– … Я буду относиться к детям по-прежнему тепло в роли мачехи…
Фаина продолжает двигать ртом, словно что-то говорит, но я ее не слышу.
Ничего не слышу.
В ушах звон и стук сердца.
Лишь спустя, казалось, целую вечность слух ко мне возвращается, и я впиваюсь пальцами в косяк двери.
Фаина поднимает руку и касается пальцами шеи, и я снова замечаю этот чертов браслет. Тот самый, который должен был принадлежать мне.
– Уйди с дороги, Фаина! – цежу я сквозь зубы и хочу толкнуть ее, но не двигаюсь, продолжая держать себя в руках.
Боюсь, что если сделаю то, о чем мечтаю, больше не смогу сдерживаться и устрою драку с мордобоем. И я знаю, чью сторону займет муж и кого будет ограждать от ударов.
Не меня.
Такого унижения я уже не смогу пережить.
Достаточно и того, что он назвал меня коровой. Никогда в жизни я и представить себе не могла, что муж, который должен быть поддержкой и опорой, станет тем, кто первым кинет в меня камень.
– Ты такая жестокая, Дин. Неужели тебе так сложно… – стонет Фаина, из ее глаз текут слезы, а затем она закрывает рот ладонью, явно прикусывая кожу зубами.
– Жестокая? Я жестокая? – едва не шиплю я и опускаю руки, стискивая ладони в кулаки. – Разве я увожу чужого мужа из семьи? Разве я сплю со старшим братом своего покойного мужа на дне рождения моей дочери? Ты бы хоть извинилась передо мной, Фаина. Не знала, что ты такая двуличная стерва. Будь проклят тот день, когда я попросила тебя стать крестной матерью моей Светы.
Вопреки тому, что я выговариваюсь и спускаю пар, легче мне не становится.
Наоборот, с каждым произнесенным словом мне всё тяжелее дышать, и я уже не могу сдерживать слезы.
Фаина, как назло, лишь хлопает глазами, словно не понимает, почему я так сильно злюсь.
Не знай я ее столько лет, решила бы, что она, действительно, невинная жертва, не осознающая последствий своих поступков, но ей сорок шесть, и она – деловая женщина, построившая успешную карьеру в архитектурном бизнесе. Ну не может взрослая тетка быть такой наивной.
Именно на таких и западают мужчины, встают перед ними на задние лапки и холят и лелеют их до конца жизни, – вдруг с горечью осознаю я, видя, что она жалобно смотрит поверх моей головы на Антона, который всё это время молчит, но его присутствие я ощущаю нависшей надо мной тенью, готовой разорвать меня из-за слез Фаины в любой момент.
– Не говори так, Дин. Мне правда очень жаль, что тебе больно, но и ты пойми нас. Мы с Антоном любим друга друга с самого детства. Ты же знаешь, что расстались мы по глупости. И были бы вместе, если бы ты не… Ой…
Она кидает виноватый взгляд на Антона, и я медленно оборачиваюсь. Мои ладони потеют, а тело обдает испариной. Я вижу выражение лица мужа, и всё внутри меня падает.
– Если бы я “не” что? Договаривай, Фаина, раз уж начала.
Антон стискивает челюсти и качает головой, намекая ей, чтобы она замолчала, но она опускает голову и обхватывает себя руками за плечи. Трясется, будто стебелек на холодном ветру, и Антон дергается, явно подавляя в себе желание подойти и обнять ее. И сдерживает его лишь мое присутствие.
Я же с горечью хмыкаю и встаю лицом к Фаине, не желая больше видеть мужа. Как же мне хочется, чтобы он сейчас просто исчез, словно его никогда и не было, но я мысленно даю себе оплеуху.
Нельзя позволять, чтобы мысли заводили меня в подобные дебри. Тогда бы у меня не было ни Светы, ни моих близняшек Тимофея и Аделаиды. Сейчас они – мой свет в окошке, ради которых я должна держаться изо всех сил и не опускать руки.
Я должна отстоять всё то, что должно принадлежать им по праву рождения.
То, чего Антон хочет их лишить в угоду своей любовницы.
Больше я не могу воспринимать Фаину, как тетю моих детей и родственницу. Она хищница, которая лишает моих детей отца, а меня – мужа.
Венерина мухоловка, которая всю жизнь притворялась моей подругой, а в итоге оказалась змеей.
– Я не хотела, чтобы ты знала, Дин, всю жизнь держала рот на замке, – шепчет вдруг Фаина и прикусывает губу.
– Так говори, не держи больше этот секрет в себе! – выплевываю я и морщусь, чувствуя, как сводит скулы от напряжения.
Фаина тяжко вздыхает, будто ей сложно откровенничать, но я буквально вижу ее насквозь. Вижу, что она хочет вывалить правду и уничтожить меня. И как я не замечала раньше, что она меня ненавидит всей душой?
– Когда моему Семену исполнилось три года, я отдала его в садик и устроилась работать в архитектурное бюро. Там как раз тогда работала наша свекровь. И однажды, когда Антон забирал ее с работы, мы столкнулись с ним, на нас нахлынули былые чувства, но он уже встречался с тобой, и я не хотела разрушать твое счастье…
Я чувствую внутри себя невыносимую боль, раздирающую меня на части, и никак не могу ослабить стягивающий узел у шеи, мешающий мне дышать.
– Но сейчас, когда Игорь погиб, я осознаю, что все свои сорок с лишним лет живу для других. Ты пойми меня, Дин, я ведь тоже живой человек. Мне тоже хочется счастья, о котором я не смела всю жизнь и мечтать. Да, мне стыдно перед тобой за то, что мы делали это за твоей спиной, но Антон сам сделал свой выбор. Он был моим первым, так что я не могу украсть того, кто и так был всегда моим.
– Хочешь сказать, что это я украла тебя у него? – сиплю я, едва сдерживая желание обхватить горло рукой. Но я не привыкла показывать на людях слабость, не по мне это.
Семену, ее сыну, сейчас двадцать четыре года, а Тиму и Адель двадцать. Мне несложно сложить два плюс два, чтобы понять, к чему она клонит.
Еще до того, как она заговаривает снова, я уже знаю ответ. Вот только правду мне говорит не она.
Сзади звучит гробовой голос Антона, который убивает во мне всё то светлое, что еще сохранилось к нему. Пусть он и оскорбил меня в порыве гнева, он по-прежнему оставался для меня отцом моих детей. Но когда он говорит мне то, что скрывал более двадцати лет, я осознаю, что вся моя жизнь – обман. Ложь, отравившая всё то хорошее, что было в моей жизни.
– Я не мог бросить тебя, Дина. Не после того, как ты сунула мне под нос тест на беременность. Я не подлец.
Мне кажется, будто вокруг эхо, и я слышу повторяющиеся слова мужа снова и снова, и с каждым разом они причиняют мне всё больше боли, хотя мне казалось, что моя агония уже за гранью разумного.
– Сунула? Я его тебе подсунула? – наконец, выдыхаю я, и мой голос напоминает мне скрежет металла о металл. Неприятный и режущий до боли в глотке.
– Ты поняла, что я хотел сказать.
– Позволь тебе напомнить, Антон, что в зачатии детей участвуют двое. Мужчина и женщина. Так что не скидывай сейчас всю вину на меня. Боже. Слышали бы тебя близнецы. Никогда бы не подумала, что их появление на свет ты считаешь ошибкой и ношей, заковавшей тебя в кандалы.
– Не драматизируй. Я никогда не снимал с себя ответственности, иначе бы не женился на тебе.
Именно сейчас я познаю все грани боли. Если измена всего лишь подкашивает меня, то вот откровение мужа, который признается в том, что женился на меня только из-за моей беременности, ломает меня.
– Я детей люблю, а ты не смей настраивать их против меня, Дина, – добавляет достаточно жестко Антон и с громким стуком ставит стакан обратно на стол.
– Даже и не думала, – шепчу я, готовая в любой момент расплакаться, но я не могу себе этого позволить. Не в присутствии Фаины.
Воцаряется тишина.
Антон наливает себе в стакан воды и делает несколько жадных глотков, а вот Фаина отходит к дивану и присаживается на него. Ноги, как обычно, наклонены набок и скрещены в лодыжках. Ее фишка, позаимствованная у королевских особ. Я вижу, как взгляд мужа скользит к ее ногам, и мое лицо начинает гореть от стыда и унижения. Мог бы не так явно демонстрировать собственный интерес, когда мы говорим о нас и нашем разводе.