Потребовав и получив должные гарантии для защитников острова, 15 августа 1309 года Родос сдался. Скоро рыцари захватили и другие острова: Халки, Сими, Телос, Нисирос, Кос, Калимнос и Лерос на севере и северо-западе. Кастель-Россо также сдался им, но, готовясь к атаке на Касос и Карпатос, они быстро оттуда убрались — как только в эту историю вмешалась Венеция. Рыцарям не нужны были проблемы в этом районе.
Историки говорят о том, что именно после того, как Орден захватил Родос, а также унаследовал обширные владения переставших существовать тамплиеров, в нем начались медленные, но неотвратимые перемены. Накопленные богатства, считают некоторые, постепенно подрывали моральные устои. Мирские интересы вступили в бой с духовными.
Во всяком случае очевидно, что Фульку де Вил-ларе было уже недостаточно полномочий Великого Магистра, и после завоевания Родоса он начал вести себя как суверен. Рыцари не замедлили воспротивиться и уже в 1317 году попытались захватить его во время путешествия по острову. Некоторое время его осаждали в крепости Линдоса, решили, что его надобно сместить; но компромисс был все-таки найден, поскольку и его преемники обладали на Родосе почти такой же властью, что венецианские дожи.
Ну а самим жителям Родоса присутствие Ордена принесло неоценимую пользу. Турки больше не осмеливались нападать на их земли; в судах царило правосудие; расцвела торговля. В портах острова купеческие корабли теперь без опаски могли встать на якорь. Орден теперь без труда получал огромные займы за границей — среди крупных банковских домов, сотрудничавших с рыцарями, был, конечно же, дом Перуцци. Частые налеты на турецкие корабли, курсировавшие по акватории Леванта, приносили им огромную добычу, с лихвой покрывавшую дефицит бюджета, иногда такое случалось из-за расходов на укрепление островных фортификаций. Родос купался в этом преходящем покое и изобилии. Виньоли теперь без всяких проблем занимался разбоем — доверху нагружая каперы золотом и серебром, драгоценными камнями и шелками, захваченными у турок, и возвращаясь домой с любой плавучей добычей, не ведая ни малейшего стыда. Разве турки не были нехристями? Разве не был он христианином?
Рыцарей все это ничуть не смущало, и они со спокойной душой пользовались любой возможностью, чтобы казнить пленных антихристов. На их совести — или из-за отсутствия таковой, это как посмотреть, — сотни изуверски загубленных. История тех давних лет слишком изобиловала разными событиями, поэтому мы лишь вскользь ее коснемся.
За стенами сада Ордена госпитальеров начали твориться беззакония. Устав предписывал рыцарям жить во имя служения бедным и защиты истинной веры. Они должны были соблюдать три обета: целомудрия, бедности и послушания. Но мы подошли к тому моменту, когда Орден (по слухам) был богаче всех прочих церковников вместе взятых и многие рыцари владели огромными состояниями. Они начали роскошно одеваться, не жалели денег на золотую и серебряную посуду, на богатые занавеси и ковры, привезенные торговцами с материка. Конюшни были полны лошадей под дорогими чепраками. Они охотились с ловчими птицами. Они напрочь забыли про бедняков. Правда, время от времени издавались законы о налоге на предметы роскоши, но ясно, что подобные излишества, не менее чем сама пленительная атмосфера Родоса, пагубно влияли на их характеры. Иначе откуда взялись эти довольно туманные, но подтвержденные свидетельствами истории о том, что рыцари и сами не брезговали пиратским разбоем? Случалось, что они вместе со своими подчиненными переодевались в турецкое платье и нападали на венецианские торговые караваны; всего за несколько лет до осады 1522 года[77] было выдвинуто обвинение, что один из капитанов, состоявших на службе у испанского морского разбойника, был рыцарем.
Тем не менее подобные отступления от кодекса праведника пока еще не ослабили их воинской доблести, о чем свидетельствуют две великие осады. И вне всякого сомнения, для простых горожан Орден все еще оставался прежним — оплот сплоченных железной дисциплиной бойцов, поднявшийся над бушующим морем. Недаром говорят, что тяготы избранной ими жизненной стези были так велики, что лишь один из двадцати доживал до пятидесяти лет. Молодость многих рыцарей была весьма примечательна. В Орден можно было вступить в четырнадцать, это давало право жить в крепости и носить полное орденское облачение, но доспехи и оружие им вручали не раньше восемнадцати. Сыновья знати и дворянства тоже могли быть приняты в Орден — в качестве учеников — и пройти обучение военным наукам.
В мирной жизни облачение членов Ордена было черным с восьмиконечным белым крестом, введена эта форма была до печального изгнания рыцарей из Палестины. В бою они носили красное облачение с прямым белым крестом, о чем свидетельствуют многие картины старых мастеров. В их мрачных крепостях простое, предельно скромное одеяние, должно быть, излучало тепло христианского утешения, столь необходимого пациентам, которыми были переполнены их огромные больницы. Полумонашеский устав Ордена произвел на жителей острова невероятное впечатление, ибо по-военному строгая дисциплина поддерживалась неукоснительно и постоянно. Сам замок бдительно охранялся днем и ночью. Даже в дни народных гуляний не было никаких послаблений, во время карнавала ни один человек в маске не имел права войти на территорию крепости Родоса. Да и самим рыцарям почти не разрешалось отлучаться в город, кроме как верхом или подвое. В госпитале Родоса приор и капеллан отвечали за пополнение складов, обращенных фасадами к Морским воротам. Врачи обязаны были посещать больных не реже двух раз в день. Два хирурга, подчинявшихся им, должны были находиться поблизости, дабы провести любую необходимую операцию. Еще сему лечебному заведению полагалось постоянно иметь в наличии большой запас трав и лекарств, а пациентов кормить разнообразной и полезной пищей. Но игра в кости и шахматы, а также чтение хроник, историй, романов и прочей развлекательной литературы были запрещены.
Мертвых выносили в город четыре человека в черных одеждах, специально хранившихся для церемонии погребения. Горожане смотрели, как они выходят из ворот Святой Екатерины с торжественно-серьезными лицами, озаренными пляшущим желтым светом факелов, возможно, под мерный тягучий звон одинокой литавры — живые символы веры, относившейся к смерти так же серьезно, как к жизни на земле. Встретив подобную процессию, крестьянин крестился и вздыхал, глядя на этих железных людей, восхищаясь их милосердием и праведностью и одновременно испытывая отвращение к чрезмерной строгости и упорядоченности их жизни. Ах, куда ушли старые добрые дни Византии, когда у каждого было свое мнение — если имелся кинжал, чтобы подкрепить его!
Орден состоял из представителей разных наций, в общей сложности подразделений (так называемых «языков») было восемь, и защита крепости передавалась то одной национальности, то другой, в зависимости от ее численности и доблести. Поначалу среди госпитальеров преобладали французы, поскольку рыцари Прованса и Оверни тоже были, в сущности, французами, как и французские рыцари. Но в 1376 году Великим Магистром был избран испанец[78]. Он продержался у власти двадцать лет, и оба его преемника были испанцами. Преемники всячески старались усилить испанское влияние, за счет Кастилии и Арагона. То был важный шаг, поскольку при голосовании в Совете учитывалось не количество рыцарей, а число представленных национальностей.
Вот такая организация была теперь в ответе за Родос и его жителей. Хроник и исследований той бурной и обильной событиями эпохи полным-полно, и хотя Торр, проанализировавший источники этого периода, считает, что авторам этих хроник не хватает вкуса и объективности, в общем — «фактологической достоверности», для моих собственных задач тех сведений, что имеются, вполне достаточно и они вполне меня устраивают. Нет нужды сочинять очередное краткое изложение, столь модное сегодня, ради того, чтобы перекинуть мостик между потными жизни страницами Бозио[79] и любым из десятка исследований, с тех пор опубликованных.
Две великих турецких осады, занимающих центральную часть картины Средневековья, впечатляют не меньше, чем осада Деметрия; но они требуют столь сочных, буйных, столь разнообразных красок, что было бы жестоко посвятить им главу, а не целую книгу. С этим придется подождать. Пока же замечу только, что Орден, так долго противостоявший не только божеству острова, то есть «гению места», но и препонам самой истории, в конечном итоге пал. В декабре 1522 года, после жестокой битвы, в которой погибло три тысячи солдат гарнизона и двести тридцать рыцарей, Родос сдался неверным.
Условия капитуляции были не такими уж тягостными. Рыцарям было позволено забрать оружие и вещи и удалиться; сам султан [80] помог им снарядить корабли. Любое гражданское лицо могло по желанию покинуть Родос в течение трех последующих лет, взяв собой все имущество. Тех, кто оставался, на пять лет освобождали от всех податей, а их дети также навеки освобождались от военной службы в качестве янычаров. Им была гарантирована свобода христианского вероисповедания.
Итак, в первый день нового, 1523 года рыцари взошли на корабли своего посрамленного флота и снова отправились на Кипр.
Мало что сохранилось до наших дней, кроме ряда разрушенных крепостей и названий знаменитых сражений, постепенно тускнеющих под патиной времени в книгах по истории. Культура, наследниками которой были рыцари, пустила неглубокие корни и прожила после их ухода очень недолго. Она так и не проникла в сердцевину средиземноморского жизненного уклада, сдобренного смесью из суеверий, минутных побуждений и мифов, которыми тут же обрастает все, привнесенное на остров со стороны, ибо остров стремится приручить чужие обычаи. Пейзаж, подобно незримой нимфе, заключает в свои объятия и обычаи, верования, и сам образ мышления, и они постепенно опутываются тонкой сетью его ласк. И вот уже тропинки теряются в траве, колодцы заваливает обрушившаяся ограда, крепости серебрит мох. Упадок насаждает свой собственный хаос. Поэтому сегодня, стоя на какой-нибудь куче камней, глядя, как пастух доит коз, слушая, как ударяют о ведро струи молока, которым вторит жужжание вьющейся над ним мошкары, гадаешь, кому эта куча камней принадлежала. Франкам или микенцам, византийцам или сарацинам? И чаще всего напрашивается ответ — им всем. Но только взгл