— Ну и хорошо, значит гид вам не нужен. Уже где-то остановились?
— Да, с этим всё нормально, — Рогожин решил не уточнять, что он остановился в гостинице. Сивохин ему пока не внушал доверия.
— Небось, помните, какое тут у нас предприятие было… блеск… А сейчас вот разруха и запустение, — Сивохин тоскливо посмотрел в частично затянутое утренней изморозью окно, — несмотря на календарную весну по ночам морозы «давили» за десять градусов.
Рогожину показалось, что начальник снабжения тянет время, говоря обо всём, только не о конкретном деле, о котором руководителями завода и фирмы была достигнута предварительная договорённость, правда, чисто условная, на уровне телефонных переговоров.
— А вы значит сейчас в Москве?
— Да, работаю там, — ответил Рогожин тоном давая понять, что не желает развивать данную тему, так как в глазах хозяина кабинета читалась откровенная зависть. — Насколько я понял конкретно нашим вопросом будете заниматься вы лично, и потому хотелось бы сразу, так сказать, внести полную ясность.
— Вы, видимо, хотите выяснить, насколько я уполномочен вести с вами переговоры? — Сивохин натужно усмехнулся.
— Вот именно… Вы меня извините, но мой директор по телефону договаривался с вашим директором и я думал, что буду иметь дело с ним, либо… Если конечно вы им уполномочены…
— После того разговора наш директор вызвал меня, и я ему сообщил, что конденсаторов, которыми вы интересовались, у нас нет, — понизив почти до шёпота голос, сообщил Сивохин.
— Не может быть… Тогда зачем же вызвали представителя фирмы!? — Рогожин изумлённо взирал на начальника снабжения, не понимая, что всё это значит.
— Это я вас вызвал, без ведома директора… просто подсмотрел ваш факс и… А на проходной предупредил своих людей, чтобы, как только появится человек из Москвы сразу ко мне вели, а не к директору. Извините, я вам сейчас всё объясню… Дело в том, что сейчас во главе завода казахи, и директор, и его зам. У нас с самого развала Союза идёт национализация руководящих кадров. Вам это конечно без разницы, но понимаете, с ними вы всё равно каши не сварите, они же совершенно не компетентны, но ужасно подозрительны и тщеславны… Помурыжат и отфутболят, потешив свою калбитскую гордость тем, что русские из Москвы к ним приползли, а они им отказали.
— Я всё-таки вас не понимаю Пётр Петрович. К чему все эти разговоры в пользу бедных, если вы утверждаете, что у вас нет того, что нужно нам!? — всё более злился Рогожин.
— Официально нет, по документам они не проходят, но если поскрести, то можно и найти, — вновь заговорщицки понизил голос Сивохин.
— И сколько вы там наскребёте, грамм сто-двести? — пренебрежительно спросил Рогожин. У него возникло невесёлое предположение, что вся его затея, в которую он втравил своего директора, провалится, и командировку придётся оплачивать из своего кармана.
— Ну, это зависит от того, как мы с вами договоримся. Если ваши условия окажутся приемлемыми, то найти можно килограммов сто пятьдесят, — Сивохин с издевательской улыбочкой наблюдал как вытянулось лицо собеседника.
— Сколько!?… — не поверил Рогожин. — И это всё у вас нигде не числится!? Ну и ну… И как же это вам удалось… с бумагами то!? — он уже смотрел на Сивохина чуть не с восхищением.
— Вы не могли бы говорить потише… не в наших интересах, чтобы нас услышали, — предостерёг начальник снабжения чересчур бурно выражавшего свои чувства Рогожина.
— Ну, а всё-таки, поделитесь секретом, я ещё не разу не встречал, чтобы такое количество ценных деталей, шло «мимо кассы»? — уже тише вопрошал Рогожин.
— Никакого здесь секрета нет, я же говорил, нынешнее руководство не петрит, думают, раз завод стоит, так любой бывший обкомовец справится, деньги с арендаторов собирать. Ну, а таким как я старым работникам грех рот разевать… Я ведь здесь двадцать лет на снабжении, на складах знаю, где какая гайка лежит… Ну не я, так кладовщики мои. А бумаги… я какую хотите могу бумагу из любого дела и из любой картотеки изъять, или задним числом сделать. В общем, вам беспокоиться нечего… Давайте лучше займёмся подсчётами, — он встал из-за стола, подошёл к двери и запер её. — Какую цену вы предлагаете?
Рогожин на несколько секунд замер и спокойно, обыденным тоном произнёс:
— За зелёные, КМ пятые сто двадцать долларов за кило, а за коричневые, КМ шестые — сто.
Сивохин с улыбкой покачал головой:
— Владимир Николаевич, я знаю, что в Москве вы перепродадите зелёные не менее чем за триста, а коричневые за двести шестьдесят. Я также понимаю, что кроме вас я здесь никому такое количество конденсаторов не продам… Давайте не считать друг друга за идиотов. Вы согласны?
— Согласен, — слегка покраснел и опустил глаза Рогожин. — Назовите вашу цену.
— Сто пятьдесят и сто тридцать.
— По рукам.
Цена, предложенная Сивохиным, была более чем приемлемой, а учитывая количество товара, сделка сулила самое малое двадцать тысяч «зелёных» чистого барыша. Потому Рогожин согласился не торгуясь.
— Что ж, прекрасно… очень хорошо, — Сивохин, довольно потирая руки, ходил по кабинету.
— Надо всё-таки сначала посмотреть товар, взвесить, — Рогожин хотел полностью исключить возможность покупки «кота в мешке».
— С этим проблем не будет, люди, которые участвуют в деле, все заинтересованы. Так что не беспокойтесь… Есть правда тут ещё одна сложность, — только что сияющее лицо начальника снабжения омрачилось.
— Что ещё? — довольно грубо спросил Рогожин, подумав, что торг не кончен.
— Нет, нет, дело не в цене, не беспокойтесь … — тут же всё поняв, успокоил его Сивохин. — Это уж чисто моя проблема.
— Надеюсь, мы её преодолеем? — спросил Рогожин.
— Я тоже надеюсь…только боюсь здесь наскоком не взять, — недовольно морщил лоб Сивохин. — Есть тут у нас ещё один человек, кто знает о существовании этих конденсаторов… ну, кроме моих людей… Понимаете? Плохо то, что мимо него, ну никак не проскочить.
— А кто он?
— Главный инженер… Не поставить его в известность я не могу, он меня потом похоронит.
— А почему вы с ним раньше не согласовали? — удивился Рогожин.
— Я не был уверен, что мы с вами так легко договоримся, и вообще.
— Так чего тут думать, возьмите его в долю и всего дел.
— Тут не в деньгах дело.
— А в чём, он что казах?
— Да нет, русский, как и я старый заводчанин… А может вдвоём мы его скорее уломаем? Давайте так, сейчас у нас обед, а после я его приглашу, и мы попробуем прийти, так сказать, к консенсусу, — шегольнул горбачёвским канцеляритом Сивохин.
Главный инженер Глазков Виталий Сергеевич, оказался совершенно седым, худощавым мужчиной с бледным морщинистым лицом. Уяснив суть дела, он сразу же стал испепелять негодующим взглядом Рогожина:
— Так значит вы из Москвы… приехали с целью нажиться на халяву?!
— Сделка взаимовыгодна, у вас стоит производство и эти старые конденсаторы всё равно уже никогда не будут востребованы, — попытался урезонить его Рогожин.
— Да плевать я хотел на вашу выгоду. Я не согласен и не позволю…
На помощь Рогожину поспешил Сивохин:
— Подожди Сергеич, дело то стоящее. Действительно они у нас мёртвым грузом лежат, а по документам я всё что угодно списать могу, ты же знаешь… Неужто, будем дожидаться, пока эти калбиты прознают про них, и сами догадаются куда-нибудь толкнуть?
— А мне всё равно, но москвичам не отдам и тебе не позволю. Хватит, и так ползавода растащил со своей компашкой. Только попробуй… ты меня знаешь! — Глазков угрожающе потряс пальцем перед лицом мгновенно побагровевшего Сивохина.
— Это чем же вам так москвичи насолили? — с усмешкой осведомился Рогожин.
— Чем?! — Глазков резко повернулся к откинувшемуся на стуле оппоненту, в его сузившихся глазах плясало бешенство. — Вы… вы нас тут бросили… как собак… под калбитов подложили… хоть бы признали сволочи, а то ведь вид делаете, что нет миллионов русских, которых унижают все эти «хозяева страна»!.. Так нет, наших страданий мало, вам надо ещё что-то с нас поиметь!..
— Да брось ты Сергеич, при чём здесь человек-то, он, что в Кремле сидит что ли? Он же почти местный, служил здесь, обстановку знает. Тебя послушать, так вся Россия теперь виновата… Нельзя так, политика политикой, а дело делом, — Сивохин, несмотря на обидные высказывания в свой адрес старался выглядеть рассудительным.
— Нет… я не позволю… и не советую действовать в обход меня! Ты меня знаешь, я такое могу устроить, мало не покажется! — с этими словами Глазков покинул прохладный кабинет, хлопнув напоследок дверью.
По тому как скис Сивохин Рогожин понял, что дело дрянь.
— Неужто, к директору побежит? — спросил он упавшим голосом.
— Да нет, это исключено. У него есть другие возможности нам помешать… Вот что Владимир Николаевич, боюсь, вам придётся задержаться, пока мне удастся его уломать.
— Что-то я сомневаюсь, что такое возможно, и чем это он тут вам угрожал, мафия что-ли?
— Мафия не мафия, но кое— что есть… Он состоит в некой организации, которая борется за образование славянской автономии в Казахстане, — объяснил Сивохин.
— Тогда почему же он нам препятствует? — недоумевал Рогожин.
— Он на Москву в страшной обиде, просто ненавидит… Мне бы вас предупредить, чтобы вы спектакль разыграли, что де с другого места, не из Москвы приехали… Эх, от радости, что так быстро договорились, я совсем забыл о его аллергии на Москву.
— А чем она вызвана-то, аллергия эта?
— В прошлом году он со своими единомышленниками, борцами этими, черт бы их побрал… В Москву они ездили, просить официальной поддержки, моральной, а главное материальной. Собирались по телевидению российскому выступать, рассказать, как тут нас притесняют… В общем, планы наполеоновские, ну а на выходе пшик получился. Ваши главковерхи не захотели с Назарбаевым отношения портить и делегацию эту бортонули. Вот он с тех пор и бесится…
Автобусы ходили настолько плохо, что Рогожину пришлось идти пешком от завода до пункта междугородней связи. Он позвонил в Москву шефу, сообщил, о возникшей задержке, и о «клондайке», обнаруженном им на заводе. Получив указание не упускать «добычу» и оставаться в Устье сколько потребуется, он стал долго и упорно дозваниваться к себе домой в Подмосковье…