1
Спустя несколько недель, когда я уже отчаялся чего-то добиться от Клаудии, она вдруг заявила:
– Духи говорят, что должна в вас верить.
– Ясно. Я им весьма признателен.
– Дэн, я серьезно. Они говорят, что вы не сделаете мне ничего дурного и меня из-за вашей книги не отправят в тюрьму.
– Это я вам твержу уже больше года.
– И я вам откроюсь. Обязательно. Эта книга для меня очень важна.
Клаудия ждала, что я отвечу, но я молчал, не рискуя подобрать слова.
Она вдумчиво разглядывала мое лицо, словно ища в нем подсказки.
– Я знаю, вам нелегко поверить, но я превосходная актриса. Мы, актрисы, собираем воедино все детали происходящего, а потом даем представление. Вот откуда подробности в моем признании. Когда Дено Политиса арестовали, его много допрашивали. Потом он рассказал нам с Бобби все, что узнал про дом, про убитых и про улики. А я, услышав его рассказ, решила, что это он убил Микки и Крисси – из ревности.
– Клаудия, я ведь слышал запись вашего признания, в это трудно поверить…
Она схватила меня за руку, обрывая на полуслове.
– Я не договорила! Это не все. Вы не знаете, но после того как нашли тела, по улицам поползли слухи. Люди обсуждали, как выглядело место преступления. Когда Говард Чемп меня допрашивал, он подсказывал и давал советы, и его слова наложились на историю Дено. Я слепила себе фантазию: что, мол, я и есть убийца. Дэн, вы же знаете, я в принципе неспособна поднять на человека руку. Даже мухи не обижу.
Я согласился, что убийца из нее неважнецкий, но все эти байки я уже слышал и прежде, поэтому не купился.
– Хорошо. Давайте я поговорю с Дено.
– О нет, ни в коем случае! – ахнула Клаудия, схватив меня за руку. – Он слишком опасен. Однажды он убил человека. Я встретила недавно его бывшую подружку, она сказала, Дено в жизни не станет с вами общаться. Она просила передать, что он меня простил, и сама она готова с вами встретиться. Однако с ним говорить не вздумайте!
Возвращаясь тем вечером домой, я крутил в голове недавние слова Клаудии. Пугала сама мысль о том, чтобы пойти по следу такого крутого и опасного типа, как Дено Политис. Но если я хочу все-таки понять, что происходило в жизни Клаудии в то время, когда она общалась с ним и Бобби, одной только ее версией происходящего не обойтись.
Несмотря на советы Клаудии и Стекмана, я должен хотя бы попытаться.
Прежде всего я решил встретиться с подругой Политиса, потому что, если вдруг найду его, а тот будет настроен предвзято, он вполне может помешать нашему с ней разговору.
В сентябре тысяча девятьсот восемьдесят третьего года я наконец дозвонился до Элси Мэй Бенсон, и она дала согласие на интервью. Встретиться мы условились у нее в квартире на юго-западе Колумбуса. Заезжая на стоянку рядом с домом, я мельком заметил, что из-под соседской машины торчат ноги – кто-то ремонтировал движок. Я припарковался, перешагнул через разбросанные по дорожке инструменты и нажал кнопку звонка.
Элси Мэй – высокая, привлекательная, так и пышущая здоровьем девушка – пригласила меня войти. Она была настроена весьма дружелюбно и охотно делилась воспоминаниями о событиях, связанных с убийствами.
С Клаудией она познакомилась за пять лет до этого – обе работали в баре «Сангрия Норт». Два года спустя Элси Мэй встретила Дено, у них завязался роман. Он в то время делил квартиру с Клаудией и Бобби Новатни.
– Я по уши в него влюбилась. Просто без ума была. Мы съехались, и отношения у нас были весьма бурными. Даже очень.
– Что значит бурными? – уточнил я.
– Мы часто ссорились. Он очень упрямый. Любит, чтобы все было, как он скажет. Ну, вы понимаете, такой властный тип. А нас обоих в прошлом здорово потрепало. Вот я, наверное, и стала понемногу отдаляться. Так мы прожили вместе года три.
– Отношения сейчас поддерживаете?
– Теперь мы просто друзья. Он помогает – например, чинит мне машину. Время от времени мы видимся. Он изредка заглядывает.
– Там во дворе машину кто-то чинит, – спохватился я. – Вы же не хотите сказать…
– Нет-нет! – она засмеялась. – Я бы с вами так не поступила.
Я рассмеялся вместе с ней.
– Хорошо. Вы сказали, он очень упрямый и отношения у вас были бурными. Что же вас в нем манило?
– Думаю, заурядное физическое влечение. Большой брутальный парень…
– Вы таких любите? – не удержался я от шпильки. – Больших и брутальных?
Она хихикнула.
– Наверное. В те времена. Не знаю. Он правда мне нравился. Но он был очень ревнивым. А я этого терпеть не могу.
Я спросил, что она думает про Клаудию.
– Клаудия мне нравится, – ответила девушка. – Хотя она была не в себе.
– Почему вы так считаете?
– Она говорила одно, а уже через минуту совсем другое. Словно жила в мире фантазий. Однако пару раз меня поддержала. Мы с Дено тогда крепко поссорились. Я выпила, пошла в бар и выплакалась ей в жилетку.
– Дено когда-нибудь обсуждал с вами убийство Маккана?
– Он лично знал Маккана и Кристин Хердман и был потрясен. Как-то раз даже повез меня туда, где все случилось. Мне-то самой никакого дела не было, но Дено почему-то очень хотел показать мне тот дом на Онгаро-драйв. Наверное, полиция за нами следила, потому что меня потом спрашивали, что мы делали возле места преступления. А Дено в ту же ночь арестовали.
Я спросил, как она восприняла новости про арест Клаудии, Новатни и Дено.
– Ушам своим не поверила. Была в шоке. Я-то знала, что Дено находился со мной каждую ночь и просто физически не мог этого сделать.
– То есть вы – его алиби?
– Да.
– Вас допрашивали?
– В тот день, когда арестовали Клаудию, еще до ареста Дено, полицейские приехали в трейлерный парк, где я тогда жила. Дено там не было. Они показали свои значки и попросили выйти – им якобы надо поговорить про какие-то неоплаченные дорожные штрафы. Я сказала: «Ладно, если я могу чем помочь, поехали». По дороге в участок мне сказали, что они из отдела убийств, и тут я задумалась, при чем тогда штрафы? А потом я захожу, и мне так: «У нас в соседней комнате сидит Клаудия Яско, она призналась в убийстве Маккана, а Дено и Рэй – ее сообщники». У меня буквально челюсть отвисла.
Элси Мэй рассказала, что детективы продержали ее в участке восемь часов, допрашивая про Дено и про их отношения: чем они занимались, где бывали.
– В какой-то момент они спросили, не хочу ли я поговорить с Клаудией, и я такая: «Ну естественно!»
Этого я прежде не знал.
– О чем вы говорили?
– Первым делом, с самого порога… как сейчас помню, захожу я и спрашиваю: «Клаудия, что, черт возьми, вообще происходит? Ты что творишь?!» А она такая: «Элси Мэй, я не знаю, зачем я это сделала».
– Так и сказала? «Я не знаю, зачем я это сделала»?
– Да, и взгляд у нее при этом был жуткий. Как будто пустой.
Элси Мэй добавила, что ее вызвали для дачи показаний перед судом присяжных, и она рассказала им о том, как они с Дено бывали в гостях у Новатни с Клаудией, и Политис во всех подробностях пересказывал им слухи, ходившие по улицам.
– Я сто раз потом говорила Дено, что твердила присяжным о его невиновности. Боюсь, он мне так и не поверил…
В этот момент разговор прервался: распахнулась дверь, и в дом вошел рослый мускулистый мужчина с рыжими волосами в джинсах и свитере, заляпанном машинным маслом. Он смерил нас хмурым взглядом, затем покосился на кофейный столик, где стоял включенный диктофон, и темные глаза под тяжелыми веками вконец почернели, уставившись на меня с явной угрозой.
– Я только воды попью, – бросил он, направляясь на кухню.
Еще до того, как Элси Мэй в страхе прошептала: «Это он!», я понял, что ноги, торчащие из-под машины во дворе, и впрямь принадлежали Дено Политису.
Когда он возвращался через гостиную, я решил признаться, кто я такой и что здесь делаю. Я встал, а он уставился на меня голодным львом. В голову полезли дурацкие сравнения со святым Даниилом, угодившим в львиное логово.
– Я профессор Киз, – представился я, прикрываясь регалиями на манер щита и стараясь не замечать, как колотится сердце.
Политис с немым вопросом перевел взгляд на Элси Мэй.
– Я пишу книгу про Клаудию Яско, – продолжил я. – И…
В его глазах тут же появилось презрение, и Дено с громким «Ха!» вышел, хлопнув дверью.
– Простите, что так получилось… – залепетала Элси Мэй. – Я и знать не знала, что он… Он если и приезжает чинить мне машину, то не раньше восьми…
– Как думаете, он рассердился? – я нервно хохотнул. – Не хотелось бы его злить.
Она покачала головой.
– Он просто не хочет с вами разговаривать. Я же говорила, он очень упрямый.
Я решил, что на этом пора откланяться. Завершил интервью, собрал свои бумаги, диктофон и принялся прощаться.
– Вам за это ничего не будет? – спросил я.
Элси Мэй пожала плечами.
– Обращайтесь, если надо.
Когда я вышел, из-под машины по-прежнему торчали ноги. Я зашагал к своему автомобилю, припаркованному рядом, положил в багажник сумку с диктофоном и постоял немного, обдумывая, как теперь быть. Если я хочу все-таки взять интервью у Политиса, другого шанса может и не выпасть. Это глупо, безрассудно, да и просто опасно, но я обязан хотя бы попытаться.
Я встал возле машины с полуразобранным двигателем на колени, наклонился и крикнул:
– Дено, послушайте. Если хотите рассказать свою версию событий, чтобы люди знали, что вы тогда пережили, я был бы рад ее выслушать.
Он выбрался из-под машины, вытащил из кармана тряпку и принялся оттирать масло с рук.
Торопливо, пока он не опомнился, я заговорил:
– После сегодняшнего дня я больше не стану вас искать. Но если вы решите рассказать миру правду о том, что тогда случилось – не только версию Клаудии или детектива Чемпа, – то обещаю, что обязательно включу вашу историю в книгу. Раз Бобби Новатни умер, вы теперь единственный, кто способен прояснить, что тогда творилось у Клаудии в голове.
– Его звали Рэй, – буркнул он.
– Что, простите?
– Рэй – второе имя Бобби Новатни. Близкие так его называли.
– Ясно…
– Вы записываете? – спросил Дено.
Я похлопал себя по груди.
– Нет. Диктофон остался в машине.
– Ну если я и вздумаю с вами поговорить, то не ради себя.
– Само собой…
– Потому что никто не знает того, что известно мне.
К моему удивлению, Политис принялся торопливо рассказывать о том, как за ним гнались в ночь ареста и нарочно слепили фарами, ожидая, что он сорвется и будет повод его пристрелить. Выходило, что это Клаудия виновата в смерти Рэя. Политис говорил очень оживленно и эмоционально, минуты три. Угрюмый на вид и неразговорчивый человек, много лет хранивший молчание, теперь и впрямь хотел излить душу.
– Вашу версию событий тоже надо озвучить, – повторил я. – Пусть люди знают…
– На людей мне плевать, пусть думают, что хотят.
– Конечно…
– У вас есть карточка?
– Простите?
– Ну, визитка. С вашим именем и номером телефона.
Я порылся в бумажнике и достал визитку.
– Дено, как я уже говорил, звонить вам или еще каким-то образом надоедать я не буду. Но если вдруг захотите поговорить, звоните мне в любое время.
– Я проверю, кто вы такой, – предупредил тот.
– Да, разумеется. И не забудьте – если надумаете, обязательно позвоните.
Я сел в машину и рванул с места. Кровь бурлила от адреналина. Может, стоило пригласить его пропустить по стаканчику в ближайший бар? Хотя нет, это было бы глупо. Я же не знаю, вдруг у него после пары рюмок алкоголя напрочь сносит голову. С другой стороны, нет никаких гарантий, что он позвонит мне, а сам я обещал ему не навязываться.
Через несколько недель я окончательно утратил надежду взять интервью у Дено Политиса.
2
Я связался с одним адвокатом из соседнего округа – не ради интервью, а чтобы узнать, известно ли ему, где искать копию допроса Делайн. Я знал, что существует стенограмма: она упоминалась в одном из протоколов судебного заседания, на нее ссылался прокурор, заявив адвокату защиты: «Вы держите ее в руках». У меня уже были выдержки из стенограммы с косвенными цитатами, но хотелось бы сверить текст с оригиналом.
Адвокат сказал, что по просьбе судьи первой инстанции документы по допросу Делайн Стекманом были опечатаны и переданы в архив вместе с другими бумагами. Тот судья уже умер, поэтому мне предложили обратиться к его преемнику с просьбой предоставить к ним доступ. Поразмыслив, я решил себя не утруждать – сгодится и усеченная версия.
Наш разговор подошел к концу, и я уже собирался повесить трубку, как мой собеседник вдруг обмолвился, что своим арестом Гэри во многом обязан именно Делайн.
И после долгой паузы добавил:
– Это я предложил Гэри смошенничать в «Вулко», чтобы его поймали.
– А он хотел, чтобы его поймали?! – поразился я.
– Хотел…
Только теперь я заподозрил, что это тот самый адвокат, о котором рассказывал Стекман, отказавшись назвать его имя. Изначально я подумал на другого человека, но, видимо, зря.
Моему собеседнику, похоже, не терпелось поведать о своей роли в этой истории.
Он согласился на встречу. Однако когда я приехал, проделав путь в полторы сотни километров, он просто не пришел. Во второй раз – тоже. Потом связь с ним вовсе прервалась: на мои телефонные звонки отвечала секретарша – и говорила, что он в суде или берет показания у клиента. Она уверяла, что меня вовсе не избегают, но, увы, никак не могла сказать, когда же мне удастся застать ее начальника на месте.
После очередного междугороднего звонка я в десять часов вечера набрал домашний номер. Адвокат ужинал и попросил перезвонить позднее. Следующие два часа линия была занята, и я заподозрил, что на другом конце провода просто сняли трубку.
Наконец я пробился сквозь гудки, и мне ответили, но на сей раз от интервью наотрез отказались. Я пообещал не называть имен, использовать любой псевдоним, и лишь после этого мой собеседник рассказал все, что было ему известно.
Субботним вечером девятого декабря, через пять дней после убийства Джозефа Энника, адвокат Гарри Боулз устроил в своем загородном доме прием. Он пригласил два с половиной десятка приятелей и коллег; большую часть публики составляли юристы, прокуроры и судьи.
Около восьми вечера у него зазвонил телефон.
Это была Делайн Левингдон, крайне взволнованная.
– Ты не вовремя, – сказал Боулз. – У меня полон дом гостей.
– Откладывать нельзя, – настаивала та. – Я уже говорила тебе, в чем дело. Ты послал меня в полицию Киркерсвилла, потом велел слушаться их и рассказать все Полу Шорту из управления шерифа, только никто и пальцем о палец не ударил!
Боулз, много лет знавший Делайн, понимал, что творится у нее в душе.
– Давай ты завтра ко мне приедешь?
– Нет. Тут рядом мой муж, он хочет с тобой посоветоваться. Думает сдаться, но боится, что тогда Чарльз убьет и меня, и детей. Гарри, поговори с ним. Он тебя послушает.
– Ладно, – решил Боулз. – Не вешай трубку. Я сейчас эту положу, а возьму другую, у себя в кабинете.
Он торопливо перешел в нужную комнату и взял телефон.
– Меня слышно? Сейчас я могу говорить. Давай сюда мужа.
В трубке раздалось приглушенное бормотание, и наконец мужской голос негромко произнес:
– Мистер Боулз, это Гэри Левингдон. Ди вам уже все рассказала. Как думаете, что мне делать?
– Вы действительно хотите сдаться?
– Да. Иначе его не остановить.
Боулз на минуту задумался.
– Итак, вы оба боитесь, что, если правда выплывет наружу, ваш брат может убить Ди и ее детей…
– Именно.
– Есть у меня одна мысль. В газетах писали, что у Джозефа Энника пропал бумажник со всеми кредитками и водительскими правами. Они у вас?
Левингдон замялся.
– Да.
– Вот что я сделал бы на вашем месте. Пошел бы в магазин и по карточкам Энника купил всяких товаров. Подарки детям, например. Ходил бы из магазина в магазин, пока где-нибудь не заметят, что кредитка краденая. Тогда Чарльз решит, что попались вы по сущей глупости, что вы сдались не нарочно. И Ди с детьми он трогать не станет. После ареста, когда разрешат сделать звонок, звоните мне. А теперь дайте поговорить с Ди.
Та взяла трубку, и Боулз велел:
– Иди с ним и проконтролируй. Пока он с Чарльзом не окажется за решеткой, ни тебе, ни детям не будет покоя.
Гарри Боулз сказал, что, выплыви правда наружу, возник бы повод отобрать у него адвокатскую лицензию. Как должностное лицо он обязан был сдать Гэри Левингдона властям. Однако, по его словам, он понимал, что показаний одной Делайн не хватит, чтобы упрятать братьев – даже одного из них – за решетку. Доказательств никаких не было. Делайн, рассказав полиции про Таддеуса Чарльза, подвергла опасности и свою жизнь, и жизнь мужа – если бы старший Левингдон узнал о предательстве, то убил бы обоих.
Когда Делайн впервые пришла к нему и сказала, что Чарльз и есть Убийца с двадцать вторым калибром, Гарри ей сперва не поверил. Однако, в отличие от шефа Уэса Андерсона и лейтенанта Пола Шорта, он не считал Делайн дурой. Она была очень хваткой и смекалистой женщиной.
– Зная Делайн, могу с уверенностью сказать, что она не просто ни в чем не повинная свидетельница. Делайн Левингдон из тех, кого надо воспринимать всерьез.
Повесив трубку и убедившись, что диктофон, подключенный к телефону, работал исправно, я какое-то время оторопело сидел на стуле. Ни Стекман, ни кто-либо другой, причастный к аресту, не мог и предположить, что накануне жена Гэри Левингдона позвонила адвокату и согласовала с ним план поимки Убийц с двадцать вторым калибром. Арест вовсе не был чистой случайностью, как говорили Чемп и Стекман. Гэри нарочно расплатился карточкой Энника, потому что так велел ему адвокат жены.
Удачный телефонный звонок поставил на место недостающий кусочек мозаики. Вот бы мне повезло так и с Клаудией!..
3
Когда я десятого декабря тысяча девятьсот восемьдесят третьего года позвонил Рассу Миллиону в техасский Остин, чтобы обсудить с ним его участие в расследовании «Плейбоя», разговор, в частности, зашел про Дено Политиса.
– Знаете, парнем он был довольно-таки рисковым, – сказал Миллион. – Все это понимали. Даже полицейские мне говорили: «Ты с ним поаккуратнее».
– Вы с ним встречались?
– Дай свел нас через какого-то типа. Мы договорились встретиться в четыре. А чуть позже он позвонил: «Я в четыре не могу. Давайте ближе к семи». Я ответил: «Ладно, перезвоните мне, я буду у Дая». И вот он звонит в семь и предлагает встретиться в каком-то трущобном баре около полуночи.
Миллион хмыкнул.
– Надо было ответить, наверное: «Слушай, кому из нас двоих эта встреча нужнее?» Но я просто сказал: «Если хочешь, мы встретимся в «Макдоналдсе» в десять утра. В трущобы – на твою территорию – посреди ночи я не поеду».
– Что было дальше?
– Мы так и не встретились.
– Он не приехал?
– Нет.
Когда Дено Политис позвонил мне в начале января, спустя четыре месяца после нашего случайного знакомства, я, мягко говоря, был обескуражен.
– Все еще хотите со мной поговорить? – спросил тот.
Я ответил согласием.
– Тогда давайте встретимся, – предложил он. – Хотя ничего не обещаю.
Вспомнив предостережение Расса Миллиона, я твердо решил, что ночью в захолустный бар не поеду.
– Откуда вы звоните? – спросил я.
– Из главного филиала городской библиотеки Колумбуса.
Видимо, он все-таки решил меня проверить, как и обещал.
– Отличное место для интервью, – сказал я.
Правда, сам я никогда не был в городской библиотеке, поэтому Дено пришлось объяснять мне дорогу. Мы условились встретиться там в следующий четверг, в шесть часов вечера.
– В вестибюле есть скамейки. Буду ждать вас там.
Он повесил трубку, а я остался сидеть на стуле, попытался представить, как это вообще – брать интервью у Дено Политиса в публичной библиотеке. Хотя, если ему там не понравится, он вполне может предложить перенести наше общение куда-нибудь в другое место… «Нет, что за глупости, – подумал я. – Уж если такой умудренный опытом сыщик, как Расс Миллион, не захотел встречаться с Дено на его территории, мне-то и подавно стоит выбросить это из головы».
Я позвонил в библиотеку Колумбуса, сообщил, что работаю над книгой, и спросил, нет ли у них отдельного помещения, где можно взять у человека интервью.
– Есть, – ответили мне и предложили зарезервировать конференц-зал.
Морозным утром двенадцатого января тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года я приехал в Колумбус загодя, чтобы разведать обстановку и заодно удобнее припарковать машину. Я осмотрелся в выделенном мне помещении, уточнил, что библиотека закрывается в десять, и попросил охранника заглянуть к нам незадолго до закрытия. К шести часам вечера я спустился в вестибюль, уговаривая себя не расстраиваться, если Дено вдруг не придет.
Однако он меня удивил: явился в срок, в хорошем костюме и длинном кожаном плаще. Когда я пригласил его к лифту, поднявшему нас в отдельный конференц-зал, он скептически хмыкнул:
– А вы неплохо ориентируетесь для человека, который никогда здесь не бывал.
У меня вспотели руки.
Почти полчаса Дено не давал мне включить диктофон. Нервный и подозрительный, он выдвигал то одно требование, то другое, стоило только протянуть руку к кнопке. Во-первых, он строго-настрого запретил называть в книге его девушку по имени. Я согласился, и мы сошлись на псевдониме Элси Мэй Бенсон.
Второе условие заключалось в том, чтобы включить в книгу его историю целиком – без купюр и помарок. Я заявил, что это невозможно, поскольку при работе над текстом какие-то фрагменты неизбежно приходится выбрасывать.
Дено сообщил, что рассказал о нашей встрече приятелю, и, прежде чем говорить под запись, должен с ним посоветоваться.
Пока мы ждали приятеля, Политис спросил, о чем именно будет идти разговор. Я сказал, что кое-какие подробности из показаний Клаудии подтвердились рассказом Мэри Слэтцер и признаниями Гэри Левингдона. Хотелось бы уточнить, все ли было так на самом деле.
– Например?
– Например, Клаудия сказала Чемпу, что незадолго до убийства вы с Бобби ходили осматривать дом Маккана, потому что собирались его ограбить.
– Верно, – кивнул Дено. – Так и было.
– А Мэри Слэтцер рассказывала, что за неделю до убийства Микки кто-то разбил окно в подвале. Поэтому Микки его заколотил. Левингдоны, по их словам, не смогли попасть в дом, как планировали, через подвал, вот им и пришлось взламывать заднюю дверь.
– И? – буркнул Политис.
– Вы говорите, что ходили с Бобби туда на разведку. Это вы разбили окно?
– Да. Мы хотели ограбить дом.
Пальцы так и тянулись к кнопке диктофона. Я сомневался, что Политис повторит свое признание под запись. Хотя главное сейчас – его разговорить.
– Расскажите подробнее, – попросил я.
– Рассказать? Знаете, что я вам расскажу? Да ни хрена! На кой черт мне вообще с вами разговаривать?!
– Что?
– Вся эта хрень про то, что мы с Бобби шлялись возле дома Маккана… Я сказал это лишь затем, чтобы посмотреть, что вы сделаете. И вы доказали, что я прав. Вы видите во мне обычного преступника!
Я опешил. Выходит, Дено искусно загнал меня в ловушку. Пришлось извиняться. Оправдываться. Краснеть. Взывать к рассудку. Не помню всего, что я тогда наговорил, но сердить Дено мне очень не хотелось – и тем более его упускать.
К счастью, тем временем подоспел приятель Дено и убедил его остаться и поговорить. Тем не менее каждый раз, когда я включал диктофон, Дено требовал выключить запись. Я подумывал уже обойтись вовсе без техники, но решил, что лишнее доказательство не помешает на тот случай, если он вдруг вздумает отказаться потом от своих слов.
Дено велел прислать ему кассету, чтобы он ее прослушал. Я обещал сделать копию. Потом он запросил огромный гонорар и процент от продажи книги. Я объяснил, что так не работаю и за интервью не плачу. Когда требования и аргументы иссякли, он наконец смилостивился и позволил включить запись.
– Хорошо – заговорил я, решив начать с обычного для себя вопроса. – Расскажите о вашем прошлом. Откуда вы?
Дено взглянул на диктофон.
– Он работает?
– Да, видите, красная лампочка горит…
– Выключите.
Я послушно нажал кнопку, и он сказал, что говорить о своем прошлом не желает. Мы сошлись на том, что ограничимся событиями, связанными с Рэем и Клаудией, а также арестом за тройное убийство.
– Ладно. – Я снова включил диктофон. – Расскажите, как вы узнали, что вас собираются арестовать?
– Я сразу все понял. Когда Клаудию взяли, ее адвокат, Лью Дай, выступил по телевизору. Он уже тогда показал на меня пальцем и заявил, что все затеял я.
Дено бросил взгляд на красный огонек и неодобрительно покачал головой.
– Потом они взяли Элси Мэй. Заставили ее описать мой пистолет, который она ни разу в глаза не видела. Тыкали в него пальцем и твердили: «Может, все-таки этот? А?» У меня был пистолет, который хранился у приятеля, тридцать второго калибра, а они описали его как немецкий «люгер»… тот самый, из которого стреляли [убийцы]. Когда ее повели в суд, то напомнили, чтобы она указала на нужный им пистолет, – если, мол, она не подтвердит свои слова перед присяжными, то ее отправят в Мэрисвилл за лжесвидетельство. Ее мучили, как хотели, потому что она простая девчонка, не то что эта Клаудия, крепкий орешек.
В итоге я все-таки вынудил Дено рассказать немного о себе: он родился и вырос в Колумбусе, к западу от реки Сайото в Днище. Дено признался, что у него была репутация крутого уличного бойца. После развода он попытался начать жизнь с чистого листа, организовал небольшой бизнес. У него был грузовик и инструменты, поэтому он частенько получал мелкие заказы по ремонту и мог высылать немного денег одиннадцатилетней дочке и отцу-старику – единственным, кто в этой жизни был для него важен.
– Я никогда никому не доверял и никого не любил, – сказал Дено. – Пусть весь мир хоть огнем горит, мне плевать.
Он рассказал про кражу бараньих отбивных. На его лице при этом явно читалось смущение. Дено тогда был пьян; с ним только что рассчитались по крупному заказу, и в бумажнике лежали два чека на кругленькую сумму – целых одиннадцать сотен долларов. В общих чертах его история не расходилась со словами Тони Рича, хотя в исполнении Дено стало ясно, что на кражу он решился по глупости и ему до сих пор стыдно.
Однако потом он замотал головой.
– Не хочу, чтобы об этом писали в книге.
– Люди и без того уже знают, – сказал я, оправдываясь. – Вас ведь поэтому и арестовывали.
– Ну… Глупо все так вышло. Я даже пытался заплатить, но мне не позволили. – Он ткнул пальцем в диктофон. – Вы что, снова включили эту штуковину?!
– Уже давно. Я не пытаюсь вас обмануть. Я еще по телефону предупреждал, что будет запись.
Я призвал в свидетели его приятеля, и тот, к счастью, подтвердил, что диктофон работает давно. Дено утих и принялся рассказывать историю дальше.
– Я тогда совсем дураком себя выставил. Вышло еще хуже, чем когда меня обвинили в убийстве.
Я попросил рассказать, как он познакомился с Кристин Хердман.
– Как-то раз увидел ее в баре, года за три до убийства. В «Поинт-холле». В тот день там была жуткая скукота. Мы поболтали, я спросил, какие у нее планы на вечер. Договорились о свидании. Потом задумались, чем бы убить время. Я спросил: «Эй, не хочешь пойти развлечься?» А она такая: «Почему бы и нет». Ну, мы и пошли…
– Какой она была? – спросил я.
– С красивой фигурой. И мордашка что надо. Волосы темные, длинные. Только взгляд такой тяжелый, ну, хмурый. Роста среднего.
Он сказал, что встречались они всего три раза.
Потом зашла речь про арест, и Дено буквально рассвирепел:
– Они полторы недели меня гоняли! Обложили как зверя, хотя знали, что все равно упрячут за решетку.
– Почему вы так решили?
– Потому что Клаудию уже арестовали, и Элси Мэй сказали, что я следующий. Нарочно, чтобы я был в курсе. За мной устроили слежку. Даже грузовик пришлось спрятать, когда мои инструменты пропали. Я так взбесился, что на все уже было плевать.
Наконец Дено арестовали по обвинению в убийстве.
И выяснилось, что у него железное алиби. В тот вечер он играл в карты, что могли подтвердить одиннадцать свидетелей, включая владельца бара, его жену и детей, а также одного полицейского. Теперь стало понятно, почему судья отпустил его под подписку о невыезде.
– Когда я им сказал про алиби, Говард Чемп захлопнул блокнот и заявил: «Почему же ты раньше не сказал этого своему адвокату?» А я ему: «Потому что у меня на адвоката нет денег, и я вообще не пойму, на кой он мне». А Чемп такой: «О’Грейди считает, что улик на тебя навалом, а я свою работу сделал».
– И каково вам пришлось в окружной тюрьме?
Дено взглянул на меня:
– Начинается эта ваша хрень про психологию, да?.. Я только через три дня понял, что не сплю. Постоянно представлял, каково это – сдохнуть на электрическом стуле. Просыпался весь в поту. Все снилось, что я в камере смертников… Ну вот, видите, я вконец расклеился. Терпеть этого не могу…
– Все нормально, – заверил я. – Это важно.
– Я боялся за дочку. И за отца… каково ему? О друзьях не думал, знал, что они все равно в этот бред не поверят. Порой даже боялся, вдруг я напился тогда и по пьяни впрямь всех порешил…
Я спросил про проверку на полиграфе.
– Накануне я всю ночь не спал, гадал, как оно будет… А когда пришло время, ответил на все вопросы, кроме одного. Они сказали, что я все-таки был в доме Маккана, когда его убивали. Я тогда так испугался, аж сердце замерло. Вроде взрослый мужик, тридцать один год – и надо же, расклеился… чуть не помер там.
Дено изливал свою горечь еще два часа. По его признанию, в какой-то момент он наконец понял, зачем полицейские приехали на машине к его трейлеру задолго до самого ареста. Его хотели подставить.
Приятель, до того слушавший молча и лишь изредка побуждавший Дено говорить, теперь тоже решил высказаться:
– Я с самого начала заподозрил, что копы нарочно обложили его и не собирались брать живым… Хотели спровоцировать его и пристрелить. Показания Клаудии есть. Главный подозреваемый – покойник, оправдаться уже не сможет. Вот и все. Дело закрыто!
– Именно так! – взволнованно подхватил Дено. – За этим они и слепили меня фарами. Понимаете, я тогда был пьян и…
– Они знали, что он буйного нрава, – продолжил его друг. – И полицию не любит. Его наверняка хотели подставить. Хотя это всего лишь предположение…
– Никакое не предположение! – настаивал Дено. – Все так и было.
– Позвольте-ка уточнить, – сказал я. – Вы считаете, что это была провокация, потому что если бы вас застрелили при задержании, то оставались только слова Клаудии, и…
Дено хлопнул ладонью по столу.
– Именно!
– Сами посудите, – заговорил его друг. – Обычно, если кого-то надо арестовать, за ним не таскаются хвостом всю неделю и не караулят возле дома. С их ресурсами полиции раз плюнуть, чтобы узнать местонахождение человека – достаточно расплатиться в магазине карточкой, и они будут тут как тут…
Понимал ли это Дено в момент задержания, я сказать не могу. Но за последующие годы эти двое успели поверить, что полицейские планировали сделать из него козла отпущения.
Мне ужасно хотелось поговорить и с приятелем Дено, расспросить его подробнее, но я решил не испытывать удачу.
Я зачитал им отрывки из показаний Клаудии, где она описывала, как Дено держит пистолет и убивает людей. При этом следил за реакцией Политиса.
– Ну… сами понимаете. Все и без того ясно, – сказал он.
– Я просто хочу знать, что вы чувствуете. Вашу реакцию.
– Что я чувствую… Что чувствую, значит?.. Что полиция от души постаралась! – с горечью бросил он. – Вместе с этой вашей «Диспатч».
– Расскажите.
– Ага, они тоже так говорили. Только навесили на меня клеймо убийцы, не дав и рта раскрыть.
– Расскажите про ваше обращение в редакцию «Диспатч».
– После того как нас выпустили, на Клаудию тут же налетели журналисты. На Рэя тоже. А про меня будто забыли. Поэтому я сам позвонил в «Диспатч». Мне не нравилось, что в газетах до сих пор пишут о нас как о преступниках, ведь это неправда. Я позвонил в газету и попросил связать меня с автором тех статей. Ее не было, и парень, что взял трубку, спросил: «А кто ее спрашивает?» Я ему: «По личному вопросу». А он такой: «Представьтесь, пожалуйста, и сообщите цель звонка». Ну, я и ответил: «Я Дено Политис, хочу рассказать, как эти ублюдки нас подставили… Рассказать то, о чем вы не пишете».
Он покачал головой.
– На следующий день я звоню своему адвокату. Я каждый день должен был ему звонить, отмечаться. А он и спрашивает: «Дено, какого черта?» Я такой: «В чем дело?» А он: «Ты что вообще творишь?» А я: «Да ничего особенного». А он: «Ты что, совсем идиот тупой, в тюрьму обратно захотел или сразу на электрический стул?» И дословно повторил все то, что я говорил парню из газеты.
На взгляд Политиса, все было очевидно.
– Есть только одно объяснение: тот тип из газеты позвонил в прокуратуру, а те – моему адвокату и велели унять своего клиента.
С каждым словом он злился все сильнее, и я – вместе с ним.
– А как вы восприняли новости про арест Левингдонов?
– Взбесился. Если бы полиция не маялась дурью, а делала свое дело как следует, целых семь человек осталось бы в живых!
– Вы разозлились на полицейских?
– Не на всех. Только на управление шерифа. В целом они меня не бесят. Только управление шерифа… и прокуратура. Потому что они все и затеяли.
Дено вдруг улыбнулся, и я спросил, чему он радуется. Он ответил, что вспомнил самый приятный момент того года – когда Джордж К. Смит проиграл выборы на пост генерального прокурора штата Огайо. Дено тогда выгреб из кармана последнюю мелочь и отправил ему телеграмму с поздравлениями.
Открылась дверь, и в зал заглянул охранник – сообщить, что библиотека скоро закрывается.
Когда я спросил у Дено, как он относится к Клаудии теперь, тот пожал плечами.
– После этого я видел ее лишь раз. И сказал, что не держу на нее зла. Вот Рэй – тот обиделся. Он ее возненавидел. Я говорил ему, что она, в общем-то, ни при чем, что она больная, не знала, что творит. Это все полиция виновата.
Завершив интервью, мы спустились на первый этаж. Я хотел было открыть дверь, но Дено вдруг протянул руку, поправил мне воротник пальто и вышел в морозную январскую ночь первым, придержав для меня дверь. Мы разошлись на парковке в разные стороны. Перед тем как сесть в машину, он неожиданно обернулся и с улыбкой помахал мне на прощание.