— И что, по его словам, произошло? — спросила Каплан.
— Деталей я еще не знаю, — ответил Блэкберн. — Но суть его жалобы в том, что Мередит вчера вечером делала ему сексуальные закидоны у себя в кабинете, он ее отверг, и теперь она ему мстит.
Гарвин тяжело вздохнул.
— Вот дерьмо, — сказал он, — именно этого я и боялся. Это может стать опасным…
— Я знаю, Боб.
— А она это делала? — поинтересовалась Стефани Каплан.
— Боже! — воскликнул Гарвин. — Да кто может в этом разобраться? — Он повернулся к Эвертсу. — Сандерс к тебе с этим подходил?
— Еще нет, но думаю, что не заставит ждать.
— Мы должны не допустить огласки, — сказал Гарвин. — Это крайне важно.
— Да, это важно, — согласилась Каплан, кивнув. — Фил должен обеспечить гарантию того, чтобы это не вышло за стены фирмы.
— Я уже пробовал, — сказал Блэкберн, — но Сандерс обещает обратиться завтра в Комиссию по правам человека.
— Это значит официальную регистрацию жалобы?
— Да.
— Когда об этом станет широко известно?
— Возможно, в течение ближайших сорока восьми часов. Это зависит от того, как скоро в Комиссии управляются с бумажной работой.
— Господи! — воскликнул Гарвин. — Сорок восемь часов?.. Что с ним происходит? Он хоть понимает, что говорит?
— Думаю, что понимает, — ответил Блэкберн. — Отлично понимает.
— Шантаж?
— Вроде того. Нажим.
— Ты с Мередит говорил? — спросил Гарвин.
— С утра еще не говорил.
— Кому-то надо с ней поговорить. Я сам поговорю. Но как нам остановить Сандерса?
— Я просил его подождать с подачей официального заявления в Комиссию по правам человека до окончания нашего внутреннего расследования — дней на тридцать. Он отказался — говорит, что мы вполне можем уложиться в один день, — доложил Блэкберн.
— Ну, ладно, — зловеще сказал Гарвин, — у него есть на это право. Кстати, и у нас чертова гора причин, чтобы провести это расследование за один день.
— Боб, я не думаю, что это возможно, — предупредил Блэкберн. — Дело весьма сложное, и по закону фирма должна произвести независимое и глубокое расследование. Нас нельзя торопить или…
— Ай, брось, — поморщился Гарвин, — я не хочу и слышать все эти причитания насчет законности. О чем вообще разговор? Два человека, так? Свидетелей никаких, так? Ну и сколько времени уйдет на то, чтобы спросить двух человек?
— Ну, не все так просто, — со значительным видом сказал Блэкберн.
— Все проще пареной репы, — язвительно сказал Гарвин. — Все очень просто! «Конли-Уайт» — это компания, помешанная на своем имидже. Она продает учебники школьным советам, в которых верят еще в Ноев ковчег. Она продает детские журналы и владеет заводом по производству витаминов. Одна из их фирм производит детское питание. «Рэйнбоу Маш» или что-то в этом роде. Теперь «Конли-Уайт» хочет приобрести нашу фирму, и в самый разгар переговоров высокопоставленную женщину-администратора, которая по всем планам должна в течение ближайших двух лет стать директором, обвиняют в том, что она домогалась женатого мужчину. Да ты представляешь себе, что сделают люди из «Конли», если эта история выплывет наружу? Ты отлично знаешь, что Николс спит и видит, как бы найти повод дать задний ход. Вот ему радость будет!
— Но Сандерс уже поставил нашу беспристрастность под вопрос, — возразил Блэкберн, — и я не могу с уверенностью сказать, как много человек знают о… э-э… предыдущих инцидентах, которые мы…
— Довольно мало, — вставила Каплан. — Это ведь не всплывало на прошлогоднем совещании руководящего состава компании?
— Погодите минуту, — сказал Гарвин. — Насколько я помню, у нас не должно быть правовых проблем в отношении работников управленческого звена?
— Точно, — подтвердил Блэкберн. — Работающие в настоящее время сотрудники управления по закону не могут допрашиваться или свидетельствовать по подобным делам.
— И никто у нас с прошлого года не уходил? Никто не уволился, не перевелся на другую работу?
— Никто.
— Прекрасно. Ну так к черту его! — Гарвин повернулся к Эвертсу. — Билл, я хочу, чтобы ты пошерстил все документы и внимательно прочитал все, что как-либо касается Сандерса. Посмотри, не найдется ли какой-нибудь зацепки. В случае чего сразу дай мне знать.
— Конечно, — ответил Эвертс. — Но я думаю, он чист.
— Ладно-ладно, — повторил Гарвин, — ты, главное, посмотри. Так, а что может заставить Сандерса дать отбой? Чего он хочет?
— Боб, я думаю, что он хочет сохранить свою работу, — предположил Блэкберн.
— Он не может сохранить свою работу.
— В том-то и дело, — вздохнул Блэкберн. Гарвин фыркнул.
— Если он все-таки пойдет в суд, какие претензии щргут быть нам предъявлены?
— Я не думаю, что на основании происшедшего тогда в кабинете он может что-нибудь состряпать. Самая большая претензия может быть заявлена по поводу нашего отказа провести глубокое всестороннее расследование и дать делу надлежащий ход. Если мы не будем осторожны, Сандерс может одержать победу только за счет этого. Я так считаю.
— Вот мы и будем осторожны. Отлично.
— Послушайте, ребята, — предупредил Блэкберн, — я чувствую, что должен всех предостеречь: очень деликатная ситуация требует тщательного обдумывания каждой детали. Как сказал Паскаль: «Бог — в мелочах». И в данном конкретном случае относительное равновесие между двумя противоречащими друг другу официальными заявлениями вынуждает меня честно сказать, что нельзя заранее с абсолютной точностью предсказать…
— Фил, — оборвал его Гарвин, — не мельтеши.
— Майс, — вмешалась Каштан.
— Что? — не понял Блэкберн.
— Это Майс ван дер Роге сказал: «Бог — в мелочах».
— Кого это, черт возьми, интересует? — грохнул кулаком по столу Гарвин. — Суть в том, что Сандерс, не имея шансов на выигрыш, тем не менее держит нас за яйца. И понимает это!
Блэкберна покоробило.
— Я не стал бы утверждать это в такой форме, — сказал он, — но… Но мы в заднице. Или нет?
— Да.
— Том не дурак, — сказала Каплан. — Немного наивный, но не дурак.
— Еще бы, — подтвердил Гарвин. — Не забывайте, что это я его натаскивал. Научил его всему, что он умеет. Он может доставить большие неприятности. — Он повернулся к Блэкберну. — Подведем итог: что там от нас требуется? Беспристрастие, так?
— Да…
— И мы хотим избавиться от Сандерса.
— Точно.
— Ладно. Как он отнесется к третейскому суду?
— Не знаю. Но сомневаюсь, что с энтузиазмом.
— Почему?
— Ну, обычно мы прибегаем к услугам посредников тогда, когда нужно разрешить вопросы, касающиеся дорожных расходов для уезжающих сотрудников.
— Ну и что?
— Я думаю, как Сандерс на это посмотрит.
— В любом случае надо попробовать. Скажи ему, что решающего значения это не имеет — может, удастся его на этом подловить. Дай ему три кандидатуры, и пускай он выберет, кого захочет. На завтра. Мне нужно с ним говорить?
— Возможно. Давайте сначала я сам попробую.
— Валяй.
Каплан заметила:
— Но, конечно, если мы прибегаем к услугам посредника, мы рискуем столкнуться с последствиями.
— Ты хочешь сказать, что посредник может рассудить не в нашу пользу? — спросил Гарвин. — Ничего, я принимаю такой риск. Самое важное, чтобы дело было разрешено тихо — и быстро. Я не хочу, чтобы Эд Николс наступал мне на пятки. На пятницу у нас назначена пресс-конференция, и я хочу, чтобы к этому времени все дело было благополучно похоронено, а Мередит Джонсон была представлена журналистам как новый руководитель филиала, всем ясно?
Присутствующие подтвердили свое согласие.
— Тогда к делу, — распорядился Гарвин и вышел из Комнаты. Блэкберн заторопился за ним.
В коридоре Гарвин пожаловался Блэкберну:
— Вот зараза! Должен тебе признаться, мне очень не по себе из-за всего этого.
— Понимаю, — скорбно сказал Блэкберн, печально качая головой.
— Ты на этом деле здорово обкакался, Фил. Ты мог все сделать лучше. Намного лучше!
— Как? Что я мог сделать? Сандерс заявил, что она приставала к нему. Это дело серьезное.
— Мередит Джонсон — половина успеха нашего слияния, — ровным голосом сказал Гарвин.
— Да, Боб, конечно.
— Мы не можем ее потерять.
— Да, Боб. Но мы оба знаем, что в прошлом она была…
— Она доказала всем, что у нее выдающийся административный талант, — перебил его Гарвин. — И я не позволю всякими голословными обвинениями ставить под угрозу ее карьеру.
Блэкберн знал о непоколебимой поддержке Гарвином Мередит. Уже несколько лет Гарвин замечал в ней только хорошее. Когда же кто-то в его присутствии заводил разговор о ее недостатках, он немедленно переводил беседу в другое русло. Переубедить его было невозможно. Но сейчас Блэкберн почувствовал, что он должен хотя бы попробовать.
— Боб, — начал он, — Мередит тоже человек, и мы знаем, что у нее есть свои недостатки…
— Ага, — согласился Гарвин. — Она молода и честна. У нее есть энтузиазм и желание работать в команде. И, конечно, она женщина. Вот это настоящий недостаток — быть женщиной.
— Но, Боб…
— Все, мне надоело, я не хочу больше это обсуждать, — продолжал Гарвин. — У нас не предоставляют женщинам высоких административных постов. В деловом мире Америки полным-полно мужчин, и, когда я говорю о том, чтобы дать шанс женщине, всегда кто-нибудь начинает причитать: «Но, Боб…» Черт возьми, Фил, должны же мы когда-нибудь сломать эту стенку!
Блэкберн вздохнул: Гарвин опять ушел от прямого разговора.
— Боб, никто не против того, чтобы… — начал было он.
— Все против. Вот ты против, Фил — ты ищешь объяснения и оправдания, чтобы заявить, будто Мередит нам не подходит. И я знаю, что, назови я какую-нибудь другую женщину, нашлись бы другие причины, чтобы отвергнуть ее. Я устал от этого.
Блэкберн попытался протестовать.
— Но у нас есть Стефани, у нас есть Мери Энн…
— Видимость! — Гарвин жестом отвел все возражения. — Ну да, конечно, давайте позволим женщине стать финдиректором. Давайте отдадим им пару должностей среднего ранга — бросим им косточку. Но факт остается фактом, и ты не сможешь объяснить мне, почему умная, способная молодая женщина, желающая добиться чего-то в бизнесе, не может получить хорошей руководящей работы. Ну да, на это есть сотни причин, очень убедительных причин, но в конечном счете это просто предрассудки. И кто-то должен положить этому конец. Мы дадим этой прекрасной женщине возможность проя