и, как и мужики: и им хочется так же, как и нам. Это жизнь! Можно, конечно, найти кого-нибудь, кто распустит сопли и начнет ныть: «Ах, нет, не надо так со мной обходиться!» Но эти — полное дерьмо, так же как и те семинары, на которых нас воспитывали, что нужно говорить и как нужно здороваться с коллегами. Все сидели на этих семинарах, вытянув руки по швам, как красногвардейцы на митинге, а после бежали трахали тех, кого хотели. Подгребает секретуточка: «Ах, мистер Джексон, какие у вас бицепсы… Вы, наверное, очень сильный», а сама глазками так и стреляет… Ну что, по-вашему, я должен делать? Никакие правила и инструкции здесь не помогут — когда людям хочется есть, они едят, и неважно, что там им читают на семинарах. Все это для дураков, и только последний козел на это купится.
— Думаю, что вы ответили на мой вопрос, — сказав Сандерс и встал, готовясь уходить. Джексон явно не мог быть полезным ему.
— Я сочувствую вам, — сказал Джексон на прощанье. — Но что-то нынче все очень чувствительными стали. Я часто встречаю молодых ребят — ну только-только из колледжа. Так вот, они полагают, что в жизни все должно быть ровно и гладко. Никто не смеет говорить им то, что им не нравится — ну там пошутить или выругатся. Но ведь никто не может скроить мир так, как нравится только ему, и в нашем мире всегда может случиться что-нибудь, что тебе не понравится. Так имеет ли смысл лезть бутылку? Такова жизнь! Да я каждый день слышу, как бабы отпускают по адресу мужчин такие грязные шуточки, что уши вянут, однако не выхожу из себя. Жизнь прекрасна! У кого есть время, чтобы обращать внимание такие пустяки? Во всяком случае, не у меня…
Сандерс вышел из «Алдуса» в пять вечера. Усталый и разочарованный, потащился он к «Хаззард-билдинг». Улицы были залиты водой, хотя дождь уже прекратился и вечернее солнце пыталось прорваться сквозь тучи.
Десять минут спустя он сидел в своем кабинете. Синди на месте не было, Фернандес тоже ушла. Чувствуя себя одиноким и покинутым, Сандерс потянулся к телефону и набрал последний номер из своего списка.
— Скуайр Электроник Дейта Системз, добрый вечер, — ответили ему.
— Фредерика Когена, пожалуйста, — попросил Сандерс.
— Сожалею, но мистера Когена сегодня уже не будет.
— А не могли бы вы подсказать, где я могу его найти?
— Боюсь, что нет. Может быть, вы хотите записать для него устное сообщение?
Вот зараза, подумал Сандерс, какой смысл оставлять сообщение? Но сам уже говорил:
— Да, пожалуйста.
В трубке раздался щелчок, затем послышался голос: «Привет, это Фред Коген, оставьте свое сообщение после сигнала. Если вы позвонили после рабочего дня, попробуйте поймать меня по автомобильному телефону 502-88-04 или по домашнему телефону 505-99-43».
Сандерс быстро записал номера и сразу же набрал номер автомобиля. Сначала послышался треск статических разрядов, затем:
— Знаю-знаю, дорогая, я ужасно опаздываю, но уже еду. Сейчас буду.
— Мистер Коген?
— Ой… — Пауза. — Да, это Фред Коген.
— Меня зовут Том Сандерс. Я работаю в «ДиджиКом» и…
— Я знаю, кто вы. — Голос в трубке стал напряженным.
— Насколько я знаю, вам приходилось работать с Мередит Джонсон?
— Да, приходилось.
— Не мог бы я встретиться с вами и поговорить?
— О чем?
— О вашем опыте работы с ней.
Опять долгая пауза. Затем Коген осторожно спросил:
— Об опыте какого рода вы хотели поговорить?
— Ну, у нас с Мередит возникло что-то вроде спора…
— Я знаю.
— Да, и я хотел бы…
— Послушайте, Том, я уволился из «ДиджиКом» два года назад, и все происходившее тогда сейчас стало уже древней историей.
— Вообще-то, — возразил Сандерс, — это не так, потому что я пытаюсь воссоздать образ действий…
— Я знаю, что вы пытаетесь, но дело это очень тонкое и мне бы не хотелось в него вмешиваться, Том.
— Но поговорить-то мы могли бы, — предложил Сандерс. — Всего каких-то несколько минут.
— Том, — спокойным голосом сказал Коген. — Том, сейчас я женатый человек, моя жена беременна. Мне нечего сказать о Мередит Джонсон, абсолютно нечего.
— Но…
— Мне очень жаль, но я должен торопиться.
Щелк!..
Когда Сандерс вешал трубку, вошла Синди и поставила перед ним чашечку кофе.
— Все нормально? — спросила она.
— Нет, — ответил Сандерс. — Все ужасно.
Ему очень не хотелось даже перед самим собой признаться, что больше ничего предпринять он не мог. Он попытался поговорить с тремя мужчинами, и все они по разным причинам отказались помочь ему. Не было оснований полагать, что кто-либо другой из его списка поступит по-иному. На память невольно пришли слова, сказанные ему Сюзен, его женой, двумя днями раньше: «Ты ни чего не сможешь сделать». И вот теперь, после стольких усилий, было похоже, что она была права. С ним было покончено.
— А где Фернандес?
— Разговаривает с Блэкберном.
— Что-о?
— В малом конференц-зале, — подтвердила Синди. Они ушли туда минут пятнадцать назад.
— О Боже…
Сандерс вскочил из-за стола и заторопился по коридору; Фернандес и Блэкберна он увидел в конференц-зале. Фернандес что-то записывала в блокноте, уважительно склонив голову. Блэкберн, говоря, поглаживал ладонями лацканы пиджака и возводил глаза к потолку — было похоже, что он что-то диктовал.
Увидев Сандерса сквозь стеклянную стену, Блэкберн помахал ему рукой, приглашая войти. Сандерс вошел в конференц-зал.
— Том, — с улыбкой сказал Блэкберн, — я как раз хотел идти тебя искать. У меня хорошие новости. Думаю, что теперь мы в состоянии разрешить проблему раз и навсегда.
— Как же, как же, — сказал Сандерс, не веря ни одному его слову, и повернулся к Фернандес.
Фернандес неторопливо подняла глаза от своего блокнота. Вид у нее был обалдевший.
— Похоже, так оно и есть, Том.
Блэкберн встал и торжественно повернулся к Сандерсу.
— Не могу тебе передать, как я рад, Том. Я работал с Бобом весь остаток дня, и он наконец взглянул в лицо фактам. И самый красноречивый факт, Том, это то, что у компании и в самом деле возникли некоторые проблемы. Все мы являемся твоими должниками, потому что ты открыл нам глаза как раз вовремя. Так не могло продолжаться дольше, и Боб сказал, что примет меры. И он их примет!
Сандерс стоял и таращил глаза, не веря своим ушам. Но сияющая Фернандес сидела здесь же и согласно кивала.
— Как в свое время сказал Френк Ллойд Райт: «Бог в мелочах». — Блэкберн разгладил галстук. — Видишь ли, Том, сейчас у нас есть небольшая проблема скорее политического характера, касающаяся слияния. Нам очень понадобится твоя помощь на завтрашнем брифинге, проводимом для Мердена, директора «Конли». Ну, а после этого… Тебя тяжко оскорбили, Том, вся компания приняла в этом участие. Но сейчас мы поняли, что наш долг — как-нибудь возместить тебе тот ущерб, который мы вольно или невольно тебе причинили.
По-прежнему не веря Филу, Сандерс грубовато спросил:
— А не мог бы ты поточнее сказать, о чем идет речь?
— Ну, Том, в принципе это все на твое усмотрение, — успокаивающе сказал Блэкберн. — Я продиктовал Луизе параметры потенциальной компенсации и размеры всех выплат, на которые мы готовы пойти. Вы вдвоем их обговорите и дадите мне знать. Разумеется, мы подпишем любые промежуточные обязательства, которые вы запросите. Все, что мы просим от тебя, — это твое присутствие и твоя помощь на завтрашнем совещании, посвященном слиянию. Согласен? — И Блэкберн протянул Сандерсу руку.
Сандерс оторопело смотрел на него.
— От всей души говорю тебе, Том, я искренне сожалею обо всем случившемся.
Сандерс пожал его руку.
— Спасибо, Том, — с чувством сказал Блэкберн. — Благодарю тебя за твое терпение от имени всей компании. А теперь садись и поговори с Луизой, и попозже дайте нам знать, что вы решили.
Сказав это, Блэкберн вышел из зала, тихо прикрыв собой дверь.
Сандерс повернулся к Фернандес.
— Что, к чертовой матери, здесь происходит?
Фернандес глубоко вздохнула.
— Это называется капитуляция, — сказала она. — Полная и безоговорочная капитуляция. «ДиджиКом» скисла.
Сандерс смотрел, как Блэкберн, удаляясь, идет по коридору. Он был переполнен смешанными чувствами: вот так, ни с того ни с сего ему сказали, что все окончено, окончено без боя. Без кровопролития.
Глядя в спину Блэкберна, он внезапно вспомнил, откуда в его памяти иногда появляется образ окровавленной раковины в ванной его старой квартиры. Еще одно событие встало на свое место.
…Во время бракоразводного процесса Блэкберн жил в его, Сандерса, квартире. Он был уже на грани и слишком много пил. Однажды, бреясь, он порезался так сильно, что вся раковина была забрызгана кровью. Позднее Мередит увидела кровь на фаянсе и на полотенцах и спросила: «Что, один из твоих приятелей трахал свою девочку во время месячных?» Она всегда была излишне груба в таких делах, ей нравилось отпугивать людей, шокировать их.
А еще позднее, как-то в субботу вечером, она начала ходить по всей квартире в одних белых чулках, поясе и бюстгальтере, не обращая внимания на Фила, смотрящего телевизор.
— Зачем ты это делаешь? — спросил у нее Сандерс.
— Просто хочу его подбодрить, — ответила Мередит и прыгнула на кровать. — А почему бы тебе не подбодрить меня? — спросила она и задрала ноги, раскрыв…
— Том? Да вы слушаете меня? — вырвал его из воспоминаний голос Фернандес. — Эй, Том? Вы слушаете?
— Да, да, — сказал Сандерс, по-прежнему думая о Блэкберне.
Теперь ему вспомнились события, происшедшие примерно на год позже, вскоре после того как Сандерс начал ухаживать за Сюзен. Фил как-то остался у них обедать и, когда Сюзен отлучилась из-за стола, он сказал: «Она великолепна. Она просто потрясающа. Она просто прелесть». — «Но?» — «Но… — Блэкберн пожал плечами. — Она же юрист!» — «Ну и?» — «Никогда не доверяй юристам». И Блэкберн рассмеялся своим многозначительным мудрым смешком.