— Правда не почувствует? — подняла Алана заплаканное лицо.
— Отцом-Солнцем клянусь! — кашлянул Деян и тотчас продолжил: — Да и свершилось уж все.
— Да как же свершилось-то? Точно ли, батюшка? Дым-то ведь так и валит из горы той проклятой.
— Вчера ж сама слышала, какой стук оттуда шел. Принял жертву хозяин вулкана. Мелиссе уж все едино. А мы спасены, — решительно рубанул воздух рукой староста. — Будет тебе горевать. Домой пойдем. Матушка тебя ждет. О тебе уж Арвир справлялся. А жениха своего негоже заставлять ждать.
— Арвир… — хлюпнула носом девица. — Кто ж знал, что он такое удумает…
— Ради тебя все! Видишь, до чего его любовь к тебе довела! — довольно пробасил староста.
— Лучше б он мне вовсе не говорил о том, так бы мне его любить проще было…
— Это что еще за речи! Ты ж, почитай, с самого детства, еще босоногой девчонкой, за Арвиром бегала и всем говорила, что вот, мол, вырасту, только за него замуж и пойду. Скоро мечта твоя и исполнится. О будущем думай. Мы с матерью твоей Арвиру теперь по гроб жизни обязаны будем. Не позволил осиротить нас на старость лет.
— Тяжко мне, батюшка, — вздохнула Алана. — А тебе разве нет? Ведь Мелисса мне все равно что сестра была. Помнишь, мы с тобой и матушкой в сиротский дом ходили, чтоб детишкам ватрушек отнести, а там Мелисса, девчушка голубоглазая, подошла ко мне и спросила, я ли ватрушки те пекла? Я ей ответила, что нянюшкиных рук дело, так она попросила, чтоб мы в следующий раз нянюшку с собой привели, уж больно Мелиссе хотелось печь выучиться. И так мне это в сердце запало, что я весь вечер вас с матушкой просила взять ту девчушку к нам, чтоб нянюшка ее и правда стряпать научила, да и мне было б с кем играть.
— Ну взяли ж. Тебе отказа у нас никогда ни в чем не было.
— Взяли, — горько кивнула Алана. — На кухне прислуживать.
— Да уж все лучше, чем в сиротском доме-то!
— Мелисса потом говорила, что благодарить нас никогда не устанет, ведь обучили ее делу любимому.
— Ну! И я о том! Доброе дело для сироты сделали!
Но Алана и не слушала, говорила и говорила, глядя в стену, будто там Мелиссу видела. А Редрик слушал жадно, сам не понимая, зачем стоит и ловит каждое слово.
— Вы-то с матушкой ее так и хотели при себе стряпухой оставить.
— Было такое. Да только нянюшка твоя померла, а после выяснилось, что шкатулку монет Мелиссе оставила. Та сразу домик этот выкупила и под булочную обустроила. — Староста кашлянул: — Я вот одного в толк не возьму: когда эта старуха, нянька твоя, столько монет скопить успела… Уж не утаивала ли те, что мы ей на хозяйство давали…
— Это я, батюшка, все устроила.
— Ты? — удивился Деян. Нахмурился.
Кивнула Алана.
— Несправедливым мне показалось, что Мелисса свой дар на кухне нашей похоронит. — Обвела Алана взглядом стены, умолкла. А когда снова говорить начала, голос глухо звучал: — Сколько раз здесь, в этом самом доме, Мелисса нас принимала да чаем с вкуснейшим печевом угощала — не счесть! А сколько раз мы с ней на танцы ходили… А сколько раз… — Алана снова всхлипнула. — Да разве можно ж так с сестрой? Ведь мы ж…
— Все, хватит. Хочешь здесь сидеть, сиди хоть всю оставшуюся жизнь! — перебил дочь Деян. Видно было, что устал выслушивать стенания дочери. — Только жертва Мелиссы тогда зряшная будет! А этого она для тебя, видят боги, не хотела!
Плечи у девицы поникли. Видно было, что выговорилась и полегчало ей, кончился запал. И слезы тоже кончились.
Вздохнула, оглянулась и шепнула:
— Нет, батюшка, сидеть тут больше не стану. Так и кажется, что дух Мелиссы здесь витает и с укором на меня смотрит.
Староста проворчал что-то в пышные усы — Редрик не расслышал. Да и не силился. Хмурился оттого, что узнать пришлось.
— Ну, раз так по подруге скучаешь, после свадьбы булочную эту вам отдам. Арвир ее пусть под вторую ювелирную лавку переделает. Он мне намедни говорил, что в своей-то ему тесно. Думается мне, что и Мелисса не против бы была. Она ж тебя тоже как родную сестру любила.
— Завтра к жрецу пойду, — тихо Алана проговорила, утирая щеки и будто отца не слыша. — Вдвоем с ним за Мелиссу помолимся.
— Дело хорошее, — одобрительно кивнул староста, — богам угодное. А сейчас пойдем домой, хватит тебе здесь сидеть… И матушка опять же…
Редрик губы сжал, отошел от окна, не дослушав старосту. Увидел и услышал все, что нужно. В людях из долин он и раньше не сомневался, сейчас же, увидев, что не меняются ни они сами, ни нравы их, хоть столько лет прошло, и вовсе ему гадко стало.
Сжал кулаки, когда по пальцам, повинуясь ему, скользнуло злое пламя. Метка на предплечье сильнее прежнего жгла кожу.
Дышал тяжело и глубоко, глядя на ставни. А потом позволил ярко-алому злому пламени из-под пальцев выскользнуть.
Глава 7
Огневик в покои девицы ступил в тот самый миг, когда та на колени упала. Тело ее от кашля сотрясалось так сильно, что, казалось, силы последние из нее выходят.
— Давай, давай, девица, того-самого, до ложа твоего дойти помогу, — засуетился дух, помогая кашляющей Мелиссе подняться.
— А ты и не горячий вовсе, — прошептала лихорадочно, опершись на его плечо. Огневик протрещал что-то неразборчиво, про себя подивившись, что и впрямь девица о него не обожглась. — Прости, Огневик. Из-за меня теперь хозяин вулкана и на тебя злиться станет.
— Глупости все это. Глупости, — отмахнулся дух, когда девица на постель опустилась. Дышала хрипло, с присвистом.
— Этот приступ тяжелый будет, — выдохнула. — Два таких за прошлую седьмицу перенесла, лекарь со мной обе ночи рядом сидел, боялся, что Старуха-Смерть заберет.
— Сюда она не сунется, — пообещал дух, кому-то невидимому кулаком грозя. — Не пущу!
— Подай мне микстуру, Огневик, — дрожащий палец указал на столик около постели. — Мне… лекарь… дал… — все, что успела отрывисто сказать, перед тем как снова закашляться.
Огневик схватил бутылек, протянул девице. Взяла его и сделала щедрый глоток.
«Только бы до обряда дожить, только б дожить, иначе все зря…» — пробормотала, перед тем как зайтись кашлем. Огневик едва успел бутылек подхватить и бережно на место вернуть, чтоб драгоценный настой не расплескать.
Раскраснелась девица, откинулась на подушки и дышала тяжко. Волосы потное лицо облепили, будто черными росчерками по холсту белому кто провел.
Огневик не на шутку перепугался. Много он невест перевидал. И сейчас понял, что плохо дело.
Побежал за хозяином, только того и след простыл. Огневик знал, что тот, когда охота возникает, в селения у подножия вулкана спускается. Дух много чего знал, да помалкивал. Его дело маленькое — он хозяину вулкана прислуживать приставлен.
Вернулся к девице, сел рядом — знал, что с тем, кто уже на краю находится, рядом надо быть — и принялся ждать.
— Хозяин, явились наконец! — Огневик искристым шаром вкатился в покои хозяина вулкана, даже не постучав.
— Стряслось чего? — Уже спросив, Редрик и сам осознал, что стряслось. Огневик почем зря никогда не паниковал. А сейчас искры от него так и сыпались. Такое бывало только от большого волнения.
— Невеста ваша! Того-самого… совсем плоха.
Ничего больше не объясняя, дух припустил в покои напротив, Редрик за ним последовал, сам себе не смея признаться, что сердце тревожно застучало.
В жарко натопленной комнате, в постели металась в бреду Лисса. Волосы спутались, платье к телу прилипло, на щеках румянец чахоточный проступил. Редрик ближе подошел и понял, что хоть глаза у девицы открыты, а смотрит мимо, его не видит.
Шевелились красные губы — да ведь кровь на них! — и Редрик наклонился, чтоб услышать:
«Только бы до обряда дожить, только б дожить…»
— Давно такая? — спросил Огневика.
— Да вот как вы одну-то ее оставили, так в бреду и мечется, — укорил дух. Редрик даже бровь вздернул. — Что делать-то, хозяин? Не ровен час… того-самого…
Но Редрик не слушал. Увидел на столике у кровати ополовиненный бутылек.
— Ты принес?
— Нет. Девицы это. Говорит, лекарь с собой дал, — пояснил Огневик.
Хозяин вулкана бутылек в руки взял, повертел его, пробку открутил, понюхал, нахмурился, а после одним верным движением — Огневик и охнуть не успел — забросил бутылек в камин. Ярко полыхнуло пламя, слизнув подношение.
— С ней будь, — велел удивленному духу.
Не слушая, что там Огневик вслед трещит, прошел в яблоневый сад. Луна ярко светила, будто помогая, потому без труда отыскал белые, уже закрытые на ночь головки ромашек у дальней стены. Хмурился, срывая цветы.
Голос знакомый в самые уши будто шептал, откуда-то издалека, из запрятанного вглубь памяти прошлого: «Пей-пей, касатик. Ромашка завсегда помогает, моя мамка так говаривала, а уж она-то знала, травница была умелая. И от боли головной этот чудо-цветок, и от бессонницы, и от ожогов, и от кашля… Вот выпьешь отвар и тебе легче станет… Пей-пей…».
Когда набрал достаточно, прошел на кухоньку, загремел котелками. Нашел подходящий, зачерпнул воды из бочки, покрошил цветы ромашки в котелок и поставил в печь. Закипал он уж больно медленно, и Редрик в нетерпении пальцами пошевелил, посылая огненный луч. Варево в котелке вмиг закипело. Разнесся по кухоньке ароматный травяной запах.
— Туточки ложки у меня хранятся, — услышал голос Огневика, который уже крутился около и протягивал серебряную ложку. — Хорошо еще будет меду добавить, хозяин. Люди сказывают, полезен он.
— Я тебе велел с девицей сидеть, — буркнул Редрик.
— Так ведь я помочь хочу, хозяин, — не обиделся Огневик. Достал из кладовой глиняный горшочек, щедро зачерпнул густого прошлогоднего меда и добавил в котелок.
Вернулись в покои. Девица без движения лежала. Рука, в которой Редрик котелок держал, дернулась. Подошел ближе, увидел, что еще дышит. Грудь тихонько и редко, но вздымалась.
Поставил котелок на стол у кровати, Огневику жестом показал, чтоб приступал к лечению. Но от бестолкового духа проку было мало — первую ложку расплескал, вторую на себя пролил, а котелок, из которого в третий раз зачерпнуть пытался, и вовсе едва не опрокинул.