На неё поглядывали: ещё бы, одета во всё заграничное. Пару раз подходили фарцовщики, думали, иностранка. Ей было смешно и приятно. Она даже решила разыграть одного, но тот сразу выкупил: с английским у Марины было совсем неважно. Проходя мимо кафе «Ленинград», решила зайти, там подавали отварные сосиски с зелёным горошком и вкусный салат «Оливье». Мест свободных не оказалось, пришлось стоять в очереди.
– Проходите во второй зал, – сказала официантка в белом передничке. Только там стол на четверых, подсажу к вам кого-нибудь.
Ничего удивительного в этом не было, не ресторан. Люди заходили поесть и особо не задерживались. К Марине за стол сели пожилая пара и совсем молоденькая девушка. В зале слышался звон приборов и как принимали заказы официантки. Едальня, одним словом. Марина мигом проглотила сосиски, запила какао с молоком и покинула любимое в студенческие годы заведение с мыслью, что никогда сюда больше не вернётся. На противоположной стороне кинотеатр «Художественный». Она перешла Невский и, не успев ещё подойти к афише, увидела перед собой молодого парня, который улыбался так, точно видит её не в первый раз.
– Шёл себе спокойно, шёл, увидел красивую девушку и понял, что давно не был в кинотеатре. Только не говорите, что у вас полно дел. Разрешите представиться, меня зовут Саша.
На вид ему можно было дать лет двадцать пять, высокий, худощавый, темноволосый, аккуратно подстрижен, одет скромно, но не бедно и вовсе лишён стеснительности, что говорило – цену себе знает и уверен: отказа не последует.
Надо было бы отшить его, она замужем, но непонятно почему задорно мотнула головой в знак согласия и рассмеялась. «Ничего страшного в этом нет! Ну, схожу в кино, поболтаю, пококетничаю, и на этом всё! Только бы на знакомых не наткнуться! Так кто же наберётся смелости рассказать Володе?! Всегда можно отбрехаться, главное, не смотреть по сторонам и ни с кем не встречаться глазами. Ошиблись, обознались! Завидуют! Риск оправдан, давно не испытывала подобного возбуждения от совершения недозволенного. О продолжении общения не может быть и речи. Так, безобидное баловство!»
Времени на разговоры не оставалось, вот-вот начнётся сеанс. Молча прошли в зал и заняли свои места. Весь фильм Александр, не отрываясь, смотрел на экран, не проявляя к ней ни малейшего внимания, что несколько удивило Марину. «Странный! Точно ему всё равно, с кем сходить в кино. И что дальше?» Подобное поведение юноши лишь подогревало интерес. Ведь делал он это явно ненамеренно. Пару раз Марина наклонялась поближе к Александру, комментировала происходящее на экране, несла какую-то ерунду, а он лишь на секунду поворачивался к ней, всем видом показывая, что фильм захватил его гораздо больше, чем сама Марина. Поэтому, когда они вышли из кинотеатра и Саша пригласил её немного прогуляться по городу, сразу согласилась. Снег усилился, и с неба падали крупные хлопья, покрывали волосы и прилипали к густо накрашенным ресницам.
– Ты что, без шапки? Ещё и без перчаток. Простудишься.
– Я закалённая! – усмехнулась Марина.
Ей не шли головные уборы. Виной всему был ненавистный нос. В старших классах поздней осенью и зимой она выходила из дома в вязаной шапочке, махала маме рукой и тут же за углом срывала её и засовывала глубоко в карман. А перчатки она попросту забыла дома.
– Расскажи, кто ты? – спокойно спросил Саша, не удостоив Марину взглядом.
– Зачем? Имя я своё назвала. По-моему, достаточно для короткого знакомства.
– А может, оно будет длинным и интригующим? – улыбнулся Саша и уверенно взял её за руку.
Марина вздрогнула, но руку не отдёрнула. У него были длинные пальцы и мягкая тёплая ладонь. «Ничего себе, какой быстрый! Занятный экземпляр!»
Они дошли до Казанского собора, и Саша потянул её вверх по лестнице.
– Люблю бродить между этими старыми колоннадами. Чувствуется время! Представь, сколько они всего видели! А теперь смотрят на нас.
– Не придумывай! Им нет до нас дела!
– Как же скучно ты живёшь! Представь, что они видят, чувствуют, понимают. Так же интересней!
Саша произнёс эти слова с такой уверенностью, что ей стало понятно: он законченный романтик и немного не от мира сего. Это привлекало, к тому же от Саши исходило некое спокойствие, которое обволакивало и усмиряло Марину. От него не хотелось уходить, возникло желание остаться подольше. В его немногословии и отсутствии стремления понравиться ей, произвести впечатление таилась магия простого общения двух незнакомых людей, случайно встретившихся в большом городе, которым просто хорошо рядом друг с другом.
– Я здесь рядом живу, у Спаса на Крови. Зайдём? Чаем угощу с маминым клубничным вареньем. Мои в Ереван уехали, к родственникам.
– Ты армянин? Ни капельки не похож, только что тёмненький.
– По отцу. Отец тоже не сильно на армянина тянет. Обрусел совсем, в семнадцать лет переехал. Учился здесь, маму встретил. Мама – коренная ленинградка. Блокаду пережила ребёнком. Не любит вспоминать. Младшую сестру потеряла и отца. Он на фронте погиб. Она у меня очень красивая. Я на неё похож. Значит, тоже красивый, – улыбнулся Александр.
– Ты думаешь, для мужчины это важно – быть красивым?
– Нет, наверное, но не помешает, если есть другие достоинства.
– А у тебя они есть? – Теперь улыбнулась Марина. Он ей показался забавным и даже трогательным, ничего нарочитого и вызывающего в нём всё же не было.
– Родители и друзья говорят, что есть. Может, льстят?
– У тебя есть девушка?
– Если бы была, не пригласил бы тебя в кино. Расстался год назад. Вместе учились в институте.
– Почему, если не секрет?
– У меня нет секретов. Поняли, что разные люди. Разошлись мирно.
– Так бывает?
– Получается, что бывает.
– И больше ни с кем не встречался?
– Пытался.
– И что?
– Ничего. Не цепляли.
– Многих сразу в кино звал? – хихикнула Марина и заглянула ему в глаза.
– Скажу «нет» – не поверишь. На твоё усмотрение. Честно? Постоянно зову незнакомых девушек в кино. Подлавливаю их у кинотеатров и силой затаскиваю. Сопротивления бесполезны.
– Ты серьёзно или смеёшься?
– А ты как думаешь? – улыбнулся Александр и смешно приподнял одну бровь.
У него была красивая улыбка, в меру пухлые, чувственные губы и грустные карие глаза, которые то становились огромными, то забавно превращались в щёлочки, когда он улыбался. «Добрый, – решила Марина, – и всё же странный». Она не заметила, как они оказались у палисадника совсем рядом со Спасом на Крови.
– Нам сюда. Долму любишь?
– Это что такое?
– Не знаешь, что такое долма?! Голубцы в виноградных листьях. Мамино коронное блюдо. Она всю кавказскую кухню готовит не хуже, чем в ресторане.
– А ты себя армянином считаешь? Родился здесь, вырос здесь, учился здесь…
– Конечно! Хоть по паспорту и русский. Папа настоял. Сказал, что в России надо быть русским.
– Ты и по внешности русский! Никогда бы не подумала, что в тебе течёт кавказская кровь.
– Течёт, ещё как течёт! – засмеялся Саша и открыл дверь в парадную.
Дом был старинный, но ухоженный. На первом этаже в будке сидела вахтёрша, что являлось большой редкостью. «Значит, не простые люди живут», – сообразила Марина и молча прошла мимо будки.
– Добрый день, Василиса Ивановна! Как жизнь молодая?
– Да уж, молодая. Скриплю, как наша рассохшаяся дверь. Родители-то скоро вернутся? – спросила Василиса Ивановна и даже высунулась, чтобы получше разглядеть Марину.
– На днях. Они ненадолго, – кинул Саша и вызвал лифт.
Лифт натужно издавал глухие звуки и медленно полз вниз, потом так же медленно – на четвёртый этаж.
– Какая разговорчивая старушка!
– Она здесь давно. Считай, что родственная душа. Василиса Ивановна – добрый человек, чуткий. Нас пирожками с повидлом балует. Всё переживает, когда я женюсь. Кстати, когда я женюсь?
Саша задорно рассмеялся, как мальчишка, потом неожиданно погрустнел и замолк. «Не всё так гладко с той девушкой, с которой встречался, вышло. Ничего не умеет скрывать, всё на лице написано. Сказать, что замужем, или пока не стоит? Наверное, лучше повременить. Так даже интересней. Я ничем ему не обязана. И отчитываться не собираюсь. Попьём чайку и разбежимся. Всё равно Володя раньше восьми никогда не звонит».
Раньше, встречаясь с ухажёрами, Марина играла свою неизменную роль обольстительницы, ловко манипулируя и жонглируя мужскими страстями. Это было врождённым, неизвестно откуда взявшимся. При внимании к своей персоне Марина перевоплощалась и с восторгом со стороны наблюдала за своим вторым «я». Сейчас ей не удавалось придать театральности поведению, и она медленно плыла по течению, не прилагая усилий.
Квартира была совсем не похожа ни на родительскую в сталинке, ни на её в новостройке. Большая прихожая выходила в длинный коридор, где по стенам висели пейзажи и виды Ленинграда.
– Папины шедевры.
– Он художник?
– Нет, любитель. Это его увлечение. Никогда нигде не учился, пишет по наитию и под настроение.
– У него неплохо получается. Я если только колобка нарисую с ручками, точками вместо глаз и с дурацкой улыбкой, – сказала Марина и заглянула в первую застеклённую двухстворчатую дверь. – У вас двери как в музее.
– Думаю, их никто не менял, они принадлежат этому дому, как и паркет.
Марина опустила глаза.
– Да, пол совсем старый.
– Мама категорически против его менять. Ей нравится, как он скрипит.
Окна с незадёрнутыми гардинами и кружевным тюлем ещё дарили свет короткого дня. Оглядевшись, Марина плюхнулась на большой диван, который оказался жёстче, чем она предполагала, и задрала голову. По высокому потолку с лепниной отчётливо расползалась паутинка трещин. К ажурной розетке из переплетённых роз крепилась старинная люстра с множеством плафонов. В остальном гостиная была ничем не примечательна. Громоздкий прямоугольный покрытый лаком стол с шестью стульями в льняных чехлах – по три с каждой стороны, диван, на котором она сидела, два плюшевых кресла, вместо новомодной стенки два шкафа-близнеца из красного дерева, заполненные книгами, и в углу сервант с посудой. В другом углу на тумбочке вдали от дивана сиротливо притулился телевизор. Складывалось впечатление, что никому в этом доме он не нужен, и телик с молчаливой гр