Мир снаружи — нечеткое пятно, но мой мир остановился. Он остается где-то там на каталке.
— Я люблю его, Бэккет, — наконец шепчу я.
Управляемая страхом…
— Знаю, — говорит он, выдыхая с дрожью и целуя меня в макушку. — Я тоже.
…подогреваемая отчаянием…
— Я не могу его потерять. — Слова едва слышны, будто, если я их произнесу, то они станут реальностью.
…рухнувшая в неизвестность.
— Я тоже.
Звук открывающихся дверей приемного отделения парализует. Замираю от этого шума.
От этого звука всплывают преследующие меня воспоминания, и ангельская белизна коридоров приносит что угодно, но только не умиротворение. Странно, что слайд-шоу из проносящихся люминесцентных ламп на потолке — это то, что мелькает в моей голове — единственный возможный фокус, когда моя каталка мчалась по коридору — быстрый обмен фразами между врачами, медицинские термины, смешение бессвязных мыслей, и все это время мое сердце молило о Максе, о моем ребенке, о надежде.
— Рай? — голос Бэккета вырывает из удушающей меня паники, из воспоминаний, подавляющих мое начавшее улучшаться состояние. — Ты можешь войти?
Нежность в его тоне действует на меня, как бальзам на открытую рану. Все, что мне хочется, это плакать от утешения в его голосе. Слезы встают в горле и обжигают глаза, но не проливаются.
Делаю укрепляющий вдох и заставляю ноги двигаться. Бэккет обнимает меня за талию и помогает сделать первый шаг.
В моей голове возникает лицо врача. Стоическое. Бесстрастное. Он покачивает головой из стороны в сторону. В его глазах извинение. В позе поражение. Вспоминаю, как мне хотелось закрыть глаза и исчезнуть навсегда. Слова «Мне жаль» слетают с его губ.
Нет. Нет. Нет. Я не смогу больше вынести этих слов. Не смогу слушать, как кто-то говорит мне, что я потеряла Колтона, особенно когда мы только что нашли друг друга.
Держу голову опущенной. Считаю плитки ламината на полу, когда Бэкс ведет меня в комнату ожидания. Думаю, он разговаривает со мной. Или с медсестрой? Я не уверена, потому что не могу сосредоточиться ни на чем, кроме как на стремлении избавиться от воспоминаний. Избавиться от отчаяния, чтобы дать возможность хотя бы частичке надежды проскользнуть на освободившееся место.
Сижу в кресле рядом с Бэккетом и тупо смотрю на постоянно вибрирующий телефон в моей руке. Там бесконечные сообщения и звонки от Хэдди, на которые я даже не могу ответить, хотя знаю, что она очень волнуется. На это у меня сейчас уйдет слишком много сил, слишком много всего.
Слышу скрип обуви по линолеуму, за нами следуют остальные, но сосредотачиваюсь на детской книге, лежащей на столе передо мной. Удивительный Человек-Паук. Мысли блуждают, как помешанные. Испугался ли Колтон? Знал ли он, что происходит? Произносил ли заклинание, о котором рассказал Зандеру?
Одна лишь мысль об этом рвет мне душу, но слез нет.
Краем глаза замечаю хирургические бахилы. Слышу, как обращаются к Бэккету.
— Доктор должен точно знать, куда пришлась сила удара, чтобы лучше понимать сложившуюся ситуацию. Мы пытались вызвать реакцию, но сердечно-легочная реанимация ничего не дала. — Нет, нет, нет, нет. Кричу я про себя и эти слова эхом отдаются в моей голове, но меня душит тишина. — Мне сказали, что вы, скорее всего, можете быть в курсе.
Бэккет ерзает рядом со мной. Его голос так переполнен эмоциями, когда он начинает говорить, что я впиваюсь пальцами в бедра. Он прочищает горло.
— Он ударился о заграждение, перевернулся… я думаю. Пытаюсь представить. Подождите. — Он опускает голову на руки, потирает пальцами висок и вздыхает, пытаясь собраться с мыслями. — Да. Машина была перевернута. Спойлер задел верхнюю часть заграждения и нос уткнулся в землю. Низ машины напоролся на бетонный барьер. Кузов развалился вокруг его капсулы безопасности. (Прим. переводчика: Спойлер — это специальный элемент (или набор элементов), изменяющий аэродинамические свойства кузова автомобиля, перенаправляя воздушные потоки для уменьшения аэродинамического сопротивления автомобиля и увеличения прижимной силы, борьбы с загрязнением кузова автомобиля).
Вздох тысяч людей в ответ на случившееся все еще звенит в моих ушах.
— Вы можете нам что-нибудь сказать? — спрашивает Бэккет медсестру.
Безошибочный скрежет металла.
— Не сейчас. Всё пока на начальном этапе и мы пытаемся оценить все…
— С ним все будет…
— Мы сообщим вам последние новости, как только сможем.
Запах горелой резины на пропитанном топливом асфальте.
Снова скрипит обувь. Голоса что-то бормочут. Бэккет вздыхает и трет руками лицо, прежде чем дрожащими пальцами потянуться ко мне и освободить руку, которой я стискиваю свою ногу, и сжать ее.
Одинокая шина катится по траве и подпрыгивает, ударившись о барьер внутреннего поля.
Пожалуйста, просто дай мне знак, умоляю я молча. Что-нибудь. Что угодно. Крохотный знак, который скажет мне вцепиться в надежду, ускользающую сквозь пальцы.
Звонки сотовых отражаются от стерильных стен приемной. Снова и снова. Как сигналы на аппаратах жизнеобеспечения, проникающие в комнату. Каждый раз, когда один из них замолкает, маленькая часть меня замирает вместе с ним.
Слышу прерывистое дыхание Бэкса за мгновение до того, как он издает сдавленный всхлип, и это ударяет по мне, как ураган, треплющий бумажный пакет, в котором я хранила свою решимость и веру. Как бы он не старался сдержать угрожающий пролиться поток слез, ему это не удалось. В тишине горе бежит и стекает по его щекам, и меня убивает, что человек, который был для меня силой, теперь сломлен. Зажмуриваю глаза и стараюсь оставаться сильной ради Бэккета, но все, что я слышу — это его вчерашние слова.
Мотаю головой из стороны в сторону в паническом неверии.
— Мне так жаль, — шепчу я. — Мне очень, очень жаль. Это я во всем виновата.
Бэккет на мгновение опускает голову и вытирает глаза ладонями. И этот жест — то, как стирает слезы маленький ребенок, стыдясь их — еще больше сжимает мое сердце.
Не могу сдержать паническую дрожь, понимая, что Колтон здесь из-за меня. Я отталкивала его и не верила — вымотала его в ночь перед гонкой — и все потому, что была упрямой и напуганной.
— Я сделала это с ним. — Эти слова убивают меня. Разрывают душу на части.
Бэккет отрывает руки от покрасневших глаз.
— О чем ты говоришь? — он наклоняется ближе, его протестующие голубые глаза изучают меня.
— Всё… — мое дыхание прерывается, и я останавливаюсь. — Последние пару дней я морочила ему голову, а ты мне сказал, что если я буду так делать, вина будет на мне…
— Рай…
— И я воевала с ним и бросила его, и мы не спали допоздна, и я посадила его в эту машину усталым и…
— Райли! — в конце концов не выдерживает он. Я только продолжаю качать головой, глаза горят, эмоции переполняют меня. — Это не твоя вина.
Вздрагиваю, когда он обнимает меня и притягивает к себе. Прижимаюсь стиснутыми кулаками к его защитному костюму, грубая ткань которого касается моей щеки.
— Там была авария. Он въехал в нее вслепую. Это гонки. Это не твоя вина. — Его голос срывается, оставаясь неуслышанным. Его руки обнимают меня, заманивают в ловушку, и удушливые когти клаустрофобии тянутся к горлу.
Резко встаю, мне нужно двигаться, чтобы избавиться от беспокойства, терзающего мою душу. Прохожу в дальний конец комнаты ожидания и возвращаюсь обратно. На моем втором проходе маленький мальчик в кресле в углу соскакивает со своего места, чтобы взять карандаш. Огоньки на его ботинках вспыхивают красным и привлекают мое внимание. Сужаю глаза, присматриваясь поближе, и вижу перевернутый треугольник с буквой S в центре.
Супермен.
Имя проносится через мое подсознание, но тут внимание привлекает телевизор, когда кто-то переключает канал. Слышу имя Колтона и втягиваю воздух, боясь взглянуть, но желая увидеть, что они показывают.
Кажется, что вся комната встает и движется как единое целое. Масса красных защитных костюмов, выражения лиц противоречат эмоциям, все внимание на экран. Диктор говорит, что произошла авария, остановившая гонки более чем на час. На экране мелькает изображение облака дыма и автомобилей, отдаляющихся друг от друга. Угол обзора отличается от того, что был у нас на трассе, и мы можем видеть больше, но когда машина Колтона входит в поворот, трансляция обрывается. Плечи всех, находящихся у телевизора, опадают, когда команда понимает, что то, чего они с нетерпением ожидали увидеть, не покажут. Выпуск заканчивается словами диктора о том, что в настоящее время он проходит лечение в больнице «Бэйфронт».
Вижу на каталке безжизненное тело Колтона, Макса на сидении рядом со мной. Сходство ситуации выбивает меня из колеи, боль бесконечна. Воспоминания сталкиваются друг с другом.
Поворачиваюсь и вижу, как в комнату ожидания входят Уэстины. Царственная и властная мать Колтона выглядит бледной и обезумевшей от горя. Сглатываю комок в горле, не в силах оторвать от них глаз. Энди ласково поддерживает ее, помогая сесть, в то время как Квинлан сжимает другую руку.
Бэккет в мгновение ока оказывается рядом с ними, заключая Доротею, а затем Квинлан в быстрые, но крепкие объятия. Энди протягивает руку и захватывает Бэккета в более долгие объятия, переполненные душераздирающим отчаянием. Нечаянно слышу приглушенный всхлип и чуть не срываюсь от этого звука.
Наблюдая за разворачивающейся сценой, у меня в голове мелькают воспоминания о похоронах Макса. Миниатюрный розовый гробик, лежащий на черном, покрытом красными розами, гробе напоминает мне слова, которые я больше не в силах услышать снова: пепел к пеплу, прах к праху. Заставляет вспомнить пустые объятия, которые не утешают. Которые заставляют вас ощущать себя более ранимым, вскрывая незаживающие раны, когда вы и так уже были растерзаны до глубины души.
Снова начинаю идти среди приглушенного шепота: «Сколько еще ждать новостей?» На лицах, обычно таких сильных и энергичных, проступают тревожные черты. И когда мои ноги останавливаются, я смотрю в глаза Энди и Доротеи.