этот лагерь и замечательно провел там время. Я давно об этом забыл, но он упоминал об этом в записках за несколько лет до страшного события. Тогда он пытался покончить с собой, но в итоге этого не сделал. Он поехал в лагерь, чудесно провел там время, а по возвращении понял, что этот опыт невозможно повторить[29]. Не желая возвращаться в колею походов в школу и плохого самочувствия, он решил, что должен уйти из жизни на этой позитивной ноте. Тогда он принял большую дозу «Тайленола», но, к счастью, его мать той ночью оказалась рядом с ним. Это была ночь с воскресенья на понедельник, и она отвезла его в больницу. Слава богу, он выжил, но никто не предупредил нас с его матерью, что нам нужно быть начеку и что-то предпринять, потому что вероятность повторной попытки самоубийства была высока. Его поступок был плохим знаком, но нам об этом не сказали.
Э. С. Ш.: Он в то время проходил психотерапию?
Отец: Я не знаю, в каком году он перестал ходить на психотерапию, но не раньше, чем ему исполнилось 15. Мы с женой отправляли их с братом на психотерапию все эти годы, чего бы нам это ни стоило. Очевидно, это не помогло, и теперь мы испытываем злость и разочарование. После первой попытки суицида в жизни Артура наступило прекрасное время. Он хорошо окончил школу, преуспевал в учебе, имел множество друзей и девушек, а в 16 лет даже отправился в путешествие за границу. Он был частью коллектива. Все любили его, и он казался счастливым. Я приехал к нему в гости, когда он был в Европе, и провел с ним выходные. Все его обожали. Он решил, что хочет быть врачом, как папа, то есть как я. Я не оказывал на него никакого давления, а потому сказал: «Делай, что хочешь!» Он выбирал между медицинской школой и юридическим факультетом. Поскольку медицина всегда приносила мне радость – я работаю врачом больше 30 лет – он решил, что это будет правильный выбор. Как оказалось, он ошибся. После окончания медицинской школы он все-таки поступил на юридический факультет, однако он ни в чем меня не винил. К счастью, я никогда не говорил, что он должен стать врачом. Я предоставил ему свободу выбора, лишь сказав, что эта сфера приносила мне радость.
Э. С. Ш.: Почему это был неправильный выбор?
Отец: Он говорил, что ему нравится учиться, и сразу поступил в медицинскую школу. На юридическом факультете он был выдающимся студентом, а потому собирался работать секретарем судьи Верховного суда и все такое. Он оставил медицину не от слабости. Дело в том, что он не был эмоционально готов к работе в этой сфере. Думаю, он хотел получать удовольствие от того, чтобы быть частью сообщества, но этого не произошло. Он думал, что на юридическом факультете получит больше – так и оказалось. Насколько я понимаю, эта сфера подходила ему гораздо лучше, и он преуспевал в ней.
Э. С. Ш.: Что вы можете сказать о принадлежности к группе?
Отец: Ну, если говорить о нашей семье… Меня вырастил отец с определенными идеалами и высокими ожиданиями. Я всегда находился в сообществе, где были цели, стремления, вызовы и большие надежды. Опыт Артура, связанный с фармакологией, не подарил ему ощущения принадлежности к группе. Он хотел помогать нуждающимся и чувствовать, что является ценной частью сообщества, но, похоже, его надежды не оправдались.
Э. С. Ш.: Расскажите, что, по вашему мнению, его тревожило. С чем вы связываете приступы гнева и трудности, с которыми он сталкивался в детстве?
Отец: У нас с женой четверо детей, и все они очень умны. Старший брат Артура тоже проходил психотерапию, но по результатам тестов он – гений. Артур был младшим братом и из-за этого часто был на втором плане, когда рос. Когда старшему сыну было четыре, Артур почти не говорил. Когда ему было шесть, Артур почти не читал. В 10 лет старший сын уже играл в баскетбол, а Артуру вообще не давались спортивные игры.
Э. С. Ш.: Артура называли глупым или сравнивали со старшим братом?
Отец: Никогда. Очевидно, что старшего брата все всегда хвалили и обожали. Этого было сложно избежать. Когда ему было 11, он играл в спектакле по пьесе Шекспира и безупречно знал свои реплики. Еще он мог читать что угодно. Кроме того, он был очень развит физически.
Э. С. Ш.: Таким образом, между братьями была большая разница?
Отец: Похоже, что маленькому Артуру не повезло жить со старшим братом, который развивался так быстро.
Э. С. Ш.: Думаете, это его тревожило?
Отец: Да, но, кроме этого, его мать временами была слишком строга. Она заставляла детей ложиться спать в определенное время, есть в определенное время, есть определенное количество пищи и все в таком духе. Я рос в очень расслабленной атмосфере. Все мои стремления к академическому и личностному развитию формировались благодаря общению со сверстниками.
Э. С. Ш.: Считаете ли вы, что необходимость следовать распорядку дня беспокоила Артура?
Отец: Да, конечно. Детям было разрешено строго определенное количество сладостей, строго определенное количество того, строго определенное количество сего. Он злился и боролся с ограничениями.
Э. С. Ш.: Его это злило больше, чем старшего брата?
Отец: Его брат мирился с этим или иногда высказывал недовольство. Артур же впадал в ярость из-за правил матери.
Э. С. Ш.: Почему вы развелись и насколько широко тема развода обсуждалась перед детьми?
Отец: Я бы сказал, что дети практически ничего не знали о разводе. Сейчас я развожусь со второй женой и провожу много времени с матерью Артура.
Э. С. Ш.: Вы собираетесь снова жениться на ней?
Отец: Вполне возможно.
Э. С. Ш.: Можно ли сказать, что вас сблизила смерть Артура?
Отец: Да, безусловно. Понимаете, у нас много общего. Мы полюбили друг друга еще в детском лагере.
Э. С. Ш.: Вас объединяет самая большая трагедия, которая только может произойти в жизни человека.
Отец: Мы знакомы 45 лет. Здесь уже никаких сюрпризов быть не может. Разочарования? Я знаю, что она окружена своеобразной броней. Она утверждает, что как родитель не делала ничего, что могло бы навредить Артуру. Вы спрашивали меня о реакции сыновей. Я считаю, что распорядок дня в нашем доме был слишком строгим. Я рос в среде без настолько жестких правил. Если верить результатам анализов, у Артура был дисбаланс химических веществ[30] в организме, из-за которого его реакция на обычный стимул была гипертрофированной. Я не знаю, каким было соотношение воспитания и природы: 60/40, 70/30, 80/20, 90/10 или наоборот. Я бы сказал, что 65 % пришлось на воспитание, а 35 % – на природу.
Э. С. Ш.: Как вы считаете, у Артура была врожденная генетическая склонность к повышенной реактивности?
Отец: Сейчас я действительно так считаю, но у меня много вопросов на эту тему. Мне кажется, что Артур был не так восприимчив к действию препаратов, нормализующих баланс химических веществ, как большинство людей.
Э. С. Ш.: Вы считаете, что психотерапевт что-то упустил?
Отец: Учитывая попытку Артура покончить с собой в 15 лет и все, что происходило с ним до самоубийства, да, я считаю, что психотерапевт действительно что-то упустил. Артур ходил на психотерапию, но что-то в химическом составе его тела взяло над ним верх. Лично я считаю, что к такому результату привели четыре фактора. Первый – химический. Когда человек, например, слушает оперу или смотрит фильм, что-то внутри него побуждает его испытывать волнение или интерес. Второй фактор – это питание. Я не знаю, говорили вам об этом или нет, но он ужасно питался. Он был одним из тех, кто ест только мясо и картофель и терпеть не может овощи или фрукты. Возможно, питание сыграло свою роль. Он с раннего детства отказывался от определенных продуктов, и в этом был эмоциональный компонент. Он не мог пойти куда-нибудь поесть пиццу лет до 16 или 17.
Э. С. Ш.: Почему?
Отец: Потому что он не ел большинство ингредиентов. Со временем он все же стал есть пиццу, но к овощным салатам так и не пришел. Всю жизнь терпеть их не мог. Ему не нравился вкус. Я точно не знаю, но мне кажется, что это отчасти связано с режимом, установленным матерью. Когда я рос, мама просто ставила еду на стол, и мы ели, что хотели. Она никогда не говорила: «Вы должны есть овощи, белок, десерт».
Э. С. Ш.: Вы ссорились из-за этого?
Отец: Это было много лет назад. Думаю, я был относительно пассивен в то время. Жена была для меня идеалом[31]. Однако она заставляла детей соблюдать режим и ложиться в определенное время, а они этому сопротивлялись. По-моему, если ребенок идет в школу утром и не засыпает на занятиях, он может ложиться позднее.
Э. С. Ш.: Что в итоге произошло?
Отец: Жена захотела развестись, и мы это сделали. Но я всегда надеялся, что что-то изменится.
Э. С. Ш.: Ранее вы говорили о четырех факторах.
Отец: Да, физическая активность – еще один фактор. Артур был очень активным некоторое время, и я считаю, что это помогало ему поддерживать равновесие. Ну, и четвертый фактор – это интерактивная терапия. Нужно было разговаривать с кем-то и произносить слова: «Я несчастный, я такой-то». Ее цель заключалась в том, чтобы выговариваться и не копить все в себе. Дома мы часто философствовали о ценностях, идее смерти и так далее. Я знаю, что приблизительно за год до суицида он изучал религию, жизнь после смерти и смысл жизни. Он обсуждал все это со старшим братом. В последние годы они были близкими друзьями. Как я уже говорил, наш старший сын великолепен. Артур, естественно, тоже был великолепен. Они могли разговаривать на очень сложные темы. Старший сын не догадывался, что Артур интересовался этим с определенной целью. Дома мы рассуждали о том, в чем смысл жизни, почему так важна благотворительность и когда люди полетят на Луну, в качестве тренировки для мозга. Просто разговаривали, как обычные люди. Однако Артур, очевидно, интересовался этим из-за внутренней боли.
Э. С. Ш.: Как вы думаете, что это была за боль?