- Все в доме заперлись. Около возов три человека. Храпят во всю ивановскую. Лаз на сеновал не от дома, а с этой стороны. Нурбаев там наблюдает.
- Ну, тронулись,- сказал Чернов.
Сарай и в самом деле был очень удобен для наблюдения. Каменное высокое здание с крутой черепичной крышей вытянулось на добрую сотню метров вдоль двора. Вся верхняя часть здания доверху была набита душистым луговым сеном. Часа два провозились разведчики, пока в глубине сеновала соорудили удобные для кругового наблюдения места, наделали в сене проходы и устроились так, что если бы в сарае вздумала разместиться целая рота немцев, она бы могла провести здесь не один День, не подозревая о соседстве разведчиков. Когда все было закончено, Чернов приказал:
- Наблюдать по-двое. Сменяться через два часа. Свободным от наблюдения спать.
В первую смену на пост встали Гуляев и Малютка. Свободные от дежурства разведчики уснули. Чернов со своего наблюдательного пункта смотрел на широко открытую местность. «Удобно устроились, - подумал он. - Все местечко, как на ладони. Ничто не ускользнет…»
Где-то, вот в этих, тесно прильнувших друг к другу домах расположился или должен будет расположиться штаб немецкого соединения. Установить его местонахождение - главная задача разведчиков.
Местечко проснулось с первыми лучами солнца. На панском дворе раскрылись двери громадного коровника, и более сотни животных неторопливо направились через огромный двор по широкой усаженной липами дороге к шоссе. Стадо сопровождало человек двадцать верховых, очевидно, с вечера все подготовивших к выходу. Выйдя на шоссе, стадо повернуло к Варшаве.
Гораздо позднее проснулись господа. Первым на широкую веранду вышел полный лысый мужчина. Он постоял у перил, затем как-то нерешительно спустился во двор. Видимо, это был хозяин. Непривычная тишина и пустота во дворе, распахнутые двери коровника, тяжело нагруженные брички, стоявшие прямо на клумбах вытоптанного цветника, вызвали на его лице гримасу боли и растерянности.
Тихой, развинченной походкой он бесцельно побродил по двору, постоял у ворот, заглянул в амбары, в коровник, горестно махнул рукой и так же тихо направился обратно в дом.
Вслед за этим в доме поднялась возня. Прислуга выносила и увязывала на возах огромные узлы перин, подушек и одеял, какие-то ящики, шкатулки, кожаные чемоданы. К полудню с востока донеслись редкие, глухие разрывы снарядов. Тяжелая советская артиллерия начала пристрелку. Эти еще отдаленные, но мощные удары оказали магическое действие на владельца имения. Скоро помещик и его пожилая, не в меру накрашенная супруга с целым выводком чад разместились в трех фаэтонах и двинулись по шоссе, вслед за ушедшим на рассвете стадом. За ними затарахтели шестнадцать доверху нагруженных бричек.
«Далеко ли успеете удрать?» - усмехнулся Чернов. Дребезжание нагруженных бричек заглушалось гулом идущей на большой высоте группы самолетов. «Ильюши» идут, - на слух определил
Чернов. - Значит, ударят по переправам через Вислу».
На дворе, на веранде и даже на подоконниках распахнутых окон брошенного дома сразу же, неизвестно откуда, появилось очень много кур. Видимо, за домом помещался птичник и, уезжая с господами, челядь оставила его открытым.
На смену встали Белов и Прокудин. Чернов, убедившись, что никакого крупного штаба в местечке пока еще нет, решил и сам отдохнуть.
- Глядеть в оба, орлы, - приказал он. - Генерал знал, куда посылал. Или уже есть, да мы не видим, или еще не прибыли. Но штаб найти до вечера надо. Меня разбудить через два часа.
- Спите спокойно, гвардии лейтенант, - солидно проговорил Белов, - я не прохлопаю. Услежу.- Он немного помолчал и добавил: - Разрешите будить не через два часа, а попозже?
- Ладно, если изменений не будет, разбудишь в семнадцать ноль-ноль, - согласился Чернов. - Но смотри, не позднее.
Через минуту лейтенант опал, как убитый. Наблюдатели не спускали глаз с местечка. Свободные от наблюдения Нурбаев, Гуляев, Малютка и Прокудин осторожно курили вчетвером одну «козью ножку», пуская дым в узкий проход, проделанный в сене к противоположной стене сеновала. Лежа на плащ-палатке головами друг к другу, они шепотом переговаривались. Впрочем, укрытые в глубине сеновала, они могли совершенно спокойно разговаривать полным голосом, без опасения быть услышанными. Сено, сплошной стеной окружающее солдат, надежно скрадывало все звуки. Но уж такова привычка разведчиков - в тылу врага все делать скрытно, незаметно.
- Зачем, Малютка, не спишь? - спросил Нурбаев, передавая ему после очередной затяжки «козью ножку».
- Не хочется. Я ведь первый раз так далеко… До этого только рядом с передовой лазили да наблюдали. А ты уж который раз в тылу?
- В тыл я тоже только второй раз пошел,- ответил Нурбаев.
- А мне пришлось побродить по немецким коммуникациям, - покусывая травинку, вступил в разговор Гуляев.- Когда нашу часть в сорок втором в окружении разбили, я к партизанам попал. Семь месяцев оперировал за Смоленском.
- Я тоже порядочно поболтался в немецком тылу, - глубоко затягиваясь дымом, сказал Прокудин. - Теперь что! Немцы не такие, как были раньше, теперь сини драпают и тележного скрипа боятся. А вот когда они наступали… Вот это - да. Тяжело нам, братцы, отступать было. Тяжело.
Малютка взглянул на спавшего неподалеку от них Чернова, потом, посмотрев на Нурбаева, кивнул в сторону лейтенанта и спросил:
- А вот командир, наверное, много раз к немцам «в гости» ходил?
- Не знаю. Я в разведке с весны. Раньше в стрелковой роте был. Я к нему после Ясельды попал.
- Ясельда, это под Картуз-Березой, около Бреста? - спросил Малютка.
- Да, под Картуз-Березой, - ответил Нурбаев и вдруг, как от озноба, передернул плечами.
- Ты что это? - удивился Малютка.
- На Ясельде наш полк большие потери понес,- ответил за Нурбаева Гуляев.- Я слышал об этом от ребят, когда прибыл с пополнением из госпиталя.
- Там очень плохо получилось, - медленно заговорил Нурбаев. - Почему у немцев за болотом зенитные пушки на пехоту установлены были, не знаю. Но много их там было, зениток-то. Полк только поднялся для атаки, а они как ударят. Совсем плохо вышло. Немцы еще где-то там шлюзы взорвали. Совсем залили болото. Упадет раненый, а кругом вода… Захлебнется. Много наших умерло так. Лейтенант Чернов тогда стрелковым взводом командовал, один в батальоне остался. Все офицеры из строя вышли… Кого убило, кого поранило. Очень злой стал лейтенант Чернов. Собрал остатки батальона, да автоматчиков ему на подмогу дали. Набралось, наверное, человек полтораста. Лейтенант и говорит: «Поползем по воде. Прячьтесь все под воду и ползите. Высунь рот, дохни и опять ползи». А потом сказал, я это крепко запомнил: «За наших убитых товарищей, за наш гвардейский полк бить фашистов по-гвардейски».
Нурбаев поднялся на четвереньки и показал, как они ползли под водой.
- Немецкие зенитки, как пулеметы, стреляют. Много убило, но мы все-таки доползли и кончили фашистов. У них там зенитки сплошным рядом стояли. Снаряды стеной летели. Как дошли, не знаю… Дошли. Нам потом сам генерал награды давал. Лейтенанту «Красное знамя» вручил, мне «Славу» второй степени,- первую-то я еще раньше получил…
Он замолчал, потом, немного погодя, сказал:
- Спать пора, пожалуй. Ложись рядом, Малютка, - и Нурбаев повернулся к собеседнику спиной.
- Нет, друг, спать уж теперь не будешь, - обернулся от щели Белов. - Буди командира. Немцы приехали.
III
Пока разведчики вели свой негромкий разговор, а лейтенант Чернов отсыпался после тревожной ночи, Белов, устроившись около щели, не спускал глаз с местечка. Через отверстие, сквозь раздвинутые черепицы можно было видеть все, оставаясь незаметным снизу. Отсюда, с высоты, местечко лежало перед Беловым, как множество игрушечных домиков, расставленных ребенком, вдоль двух длинных перекрещенных дорог-линеек. Одна из этих дорог, широкая и прямая, прорезывая местечко, уходила длинной сероватой полосой за горизонт. По ней одна за другой проходили машины, проносились мотоциклы, двигались бесконечные обозы. Это было Варшавское шоссе. Другая, узенькая, но тоже замощенная булыжником, под прямым углом пересекала шоссе и то исчезала в желтизне густых хлебов, то появлялась снова. Движения на ней не было. В самом центре местечка поднимались две высокие колокольни сгоревшего костела. Белов сидел, привалившись спиной к сену. Все вокруг было спокойно. Но вот на дороге, пересекавшей шоссе, появилось облако пыли; оно быстро росло и приближалось; через несколько минут Белов уже смог различить большую группу мотоциклистов, мчавшихся на полной скорости в местечко. Выехав на главное шоссе около сгоревшего костела, мотоциклисты остановились у высокого, крытого железом дома с резвыми ставнями окон. Навстречу им на крыльцо, не торопясь, вышел офицер и передал какое-то приказание. Тотчас же несколько человек вскочили на свои машины и умчались обратно, а остальные, вслед за встретившим их офицером, вошли в дом. И снова в местечке установилась ничем не нарушаемая тишина. Только через час подошли еще четыре грузовые машины с солдатами и три легковые - с офицерами. По тому, как были встречены вновь прибывшие офицеры, Белов заключил, что это важные особы. Должно быть, они остались недовольны подготовленным для них помещением, потому что вскоре пятерка мотоциклистов направилась на своих машинах к имению. Тогда-то Белов и приказал разбудить лейтенанта.
Теперь уже шесть пар глаз неотступно следили за немцами. Вслед за мотоциклистами во двор имения въехали и автомашины. Большое количество кур, уток и гусей, беззаботно бродивших по двору, привело офицеров в веселое настроение. Пока солдаты разгружали ящики с машин, офицеры устроили охоту на домашнюю птицу.
- Двадцать четыре нижних чина и восемь офицеров, - подытожил свои наблюдения Белов. - Многовато…
- Это не все, - возразил лейтенант. - К вечеру еще подъедут. Теперь, орлы, - продолжал он, обращаясь ко всем разведчикам,- смотрите в оба. Запоминайте, где у них часовые стоять будут и как удобнее их снимать, чтобы ночью действовать без запинки.