Я развернулась и пошла в спальню. Через минуту вернулась с салфеткой в руке.
— Вот. Нашла за изголовьем. Помада. Не моя.
Он берёт салфетку, щурится:
— Это твоя. Саш, ну вспомни. Мы тогда от Логиновых вернулись, ты была вся накрашенная, при параде. Мы с порога друг на друга накинулись. Ты сама стерла помаду, чтобы постель не запачкать. Салфеткой. Вот этой.
Я напрягаюсь. Вспоминаю. Да, что-то такое было… Но я точно выкидывала ту салфетку. Не прятала её в щель за подушкой.
Он видит мою паузу и сразу перехватывает инициативу:
— Вот, я же вижу, ты помнишь! Будешь снова мне вспоминать все грехи, даже те, что не совершал? Не было ничего с Кристиной! Сколько можно?
Он встаёт, бросает салфетку на стол, будто поставил точку. Уверенный, спокойный. Как будто только что не выкручивался, а доблестно защищал честь семьи.
И именно в этот момент мне звонит Инна.
— Саш, я не смогу прийти. Ваньку вырвало прямо на диван. Температура под сорок поднялась. Прости меня, пожалуйста… — голос подруги тревожный, и я сразу понимаю: ей правда жаль. Но что поделать — дети важнее. Я бы поступила так же.
— Всё нормально. Держись, — выдыхаю. — Звони, если что.
Я кладу трубку и сажусь на диван. Усталость наваливается, как бетонная плита. И вдруг, как вспышка, в голове проступает одна деталь.
Женя — педант. Брезгливый до маниакальности. Протирает руки санитайзером после рукопожатия. От отельных полотенец воротит нос, если они не выглажены. Он не переносит запах косметики. А помада на этой салфетке — яркая, с сильным запахом ванили. Я точно помню: от той, моей, запаха почти не было. Именно поэтому я её тогда и купила — чтобы не раздражать его.
Значит, это не моя салфетка. Не мой след.
Я медленно поднимаю взгляд. Женя уже копается в сумке, будто ничего не произошло.
— Ага, — говорю тихо. — Врёшь.
Он поворачивается, держа в руках свой несессер, и встречается с моим взглядом. А я уже встала. И у меня в руке — эта самая салфетка.
— Слушай, — он моргает, сдерживая раздражение, — ты чего опять?
— Да так. Просто вспомнила, что моя помада без запаха. А эта — воняет ванилью за километр.
Сую ему под нос салфетку, и, ожидаемо, он неосознанно отпрянул от нее.
Пауза. В тишине только моё сердце грохочет, как отбойный молоток.
А он… усмехается. Нагло. Беззастенчиво. Медленно кладёт несессер в сумку, выпрямляется.
— А даже если и было. Ну и что ты сделаешь?
5 Саша
— Женя, ты серьёзно сейчас?
Я прищуриваюсь, сдерживая дрожь в голосе. Обстановка напряжённая: даже часы на стене тикают слишком громко.
— Ну да, — он делает вид, что недоумевает. — Кто оплачивал все твои дорогущие анализы? Всех врачей? Клинику эту твою, в которую тебя по знакомству устроили?
— Ты меня попрекаешь тем, что я усиленно занималась проблемой здоровья? — голос мой срывается, и я машинально вцепляюсь в косяк, чтобы обрести точку опоры.
Он делает шаг ко мне, но я отступаю.
— Детка, — говорит он мягче, словно уговаривая, — ну конечно нет. Просто констатирую факт: ты от меня зависишь. Это не упрёк. Просто... ты сейчас сама себя накрутила. Завелась. На пустом месте.
— На пустом?! — я вскидываю брови. — Женя, я своими глазами тебя видела. Ты трогал её. Думаешь, я слепая?
— Это всё твоя Инка! — он начинает повышать голос. — Она тебя подзуживает, как всегда. Говорю же, от неё один негатив. Из-за неё у тебя паранойя. Ещё немного — и мы реально дойдём до развода, если ты не одумаешься и не перестанешь её слушать.
Он вдруг хватает меня за локоть и вкрадчиво говорит:
— Клянусь, Саша, ничего у меня с Кристиной не было. Это всё ты себе придумала. Ничего, кроме того что ты видела у подъезда.
Я молчу. Смотрю на него и пытаюсь вспомнить, был ли он когда-то замечен в чём-то подобном? Нет. До сегодняшнего дня — нет. Всегда возвращался домой вовремя. Не задерживался. Телефон не прятал. А может я просто не замечала?
Я провожу ладонью по лбу. Мне нужно время. Нужно перетрясти в голове всё, что было. Все мелочи, поводы для сомнений, моменты, когда что-то казалось странным. Сейчас доказательств маловато. Только ощущение предательства. И салфетка.
Кстати, где она?
Я оборачиваюсь к столу — пусто. Салфетки нет. Наклоняюсь, заглядываю под стул — ничего. Неужели он...?
— Женя, это ты убрал салфетку?
Он поворачивается ко мне, хмурится.
— Какую ещё салфетку?
— Ту самую, с помадой. Я только что тебе её показывала.
— Ты, может, сама куда-то сунула, а теперь ищешь, — отвечает он небрежно и уходит из кухни, будто его это не касается.
Подхожу к мусорке — пусто. Спрятал что ли? Куда он мог её деть? В карман?
Он считает, что я накручиваю себя. А сам — заметает следы. Стискиваю зубы. Всё это не просто совпадения. Но пока у меня нет прямых улик. Придётся подождать. Собрать факты. И накопить немного денег. Чтобы в нужный момент — уйти. С достоинством.
А если я уйду сейчас, с чем я останусь? Ни копейки на счёте, никакой подушки безопасности. Всегда была беспечна — верила, что близкие не предают. Доверяла Жене безоглядно, никогда не лезла в его переписку, не спрашивала, куда он тратит деньги. Считала это нормой, ведь у нас была семья, любовь, общее будущее. Но, видимо, это всегда и было моей главной ошибкой. Я не привыкла стелить соломку. Не училась держать руку на пульсе. Жила в иллюзии. И теперь приходится просыпаться.
Надо быть умнее. Надо дождаться момента, когда он не сможет отбрехаться. И тогда — тогда я уйду. Навсегда.
Телефон мужа звонит. Слышу, как Женя берёт трубку в коридоре. Говорит что-то тихо, потом возвращается ко мне с телефоном в руке.
— Это мама. Говорит, хочет с тобой поговорить. Я поставлю на громкую, ладно?
Не дожидаясь ответа, он поворачивает телефон ко мне. На экране появляется лицо свекрови. Она, как всегда, с идеальной укладкой и серьёзным выражением лица. Голос в противовес мягкий, но с нотками укоризны.Такой, каким ругают провинившихся малышей в надежде образумить.
— Александра, ну вы что там опять не поделили? Женечка мне сказал, что ты снова себе что-то придумала. Я понимаю, ты волнуешься за здоровье, молодец, конечно. Но зачем же мужа в измене подозревать? Это ведь просто обидно.
Я киваю, сдержанно улыбаюсь, а внутри всё сжимается. Свекровь всегда держалась нейтралитета, не лезла в наши дела. Но сейчас... Сейчас она встала на его сторону, даже не выслушав меня.
— Мы ничего не делим, Светлана Николаевна, — говорю я спокойно. — Разве что вашего сына с секретаршей, как оказалось.
— Ну что ты, — наигранно удивляется она. — Не надо устраивать трагедию из мелочей. Женечка у тебя чудесный. Работает, обеспечивает. Разве не это главное?
Я чувствую, как кровь приливает к щекам. Чудесный? Обеспечивает? А что насчёт уважения? Честности?
— Спасибо за мнение. Извините, мне нужно идти, — отвечаю я и нажимаю кнопку завершения звонка.
Женя смотрит на меня исподлобья.
— Ну что, полегчало? Тебя все услышали. Может, теперь успокоишься?
Меня просто не хотят слышать, четко понимаю. Поэтому скрываюсь на балконе в надежде применить все дыхательные практики разом.
Вечером Женя деловито хлопочет на кухне. Достаёт из пакетов суши, аккуратно перекладывает их на тарелки, ровняет палочки, поправляет уголок скатерти. На столе всё выверено до миллиметра: стаканы выстроены в линию, салфетки сложены уголком. Он не просто старается — педантично контролирует каждую деталь, как будто этим может стереть напряжение между нами.
— Давай не будет делать нервы друг другу. Я вот заказал твои любимые с креветками. Давай просто... как раньше, — произносит он почти ласково, но с неискренней улыбкой, как будто репетировал эту фразу.
Я отвожу взгляд, смотрю в окно.
Женя садится рядом, демонстративно расслабляется, откидывается на спинку стула, прикрывает глаза:
— Малышка, ты так и не рассказала самого главного, что говорят врачи?
Он словно ставит точку этим вопросом. Для него конфликт завершён. Никакой вины, никакого сомнения. Он верит, что одного ужина и пары слов достаточно, чтобы стереть то, что было.
А я — нет.
Я не успокоилась. Мне нужно накопить немного денег. Проверить старые счета. Найти папку в шкафу, где, кажется, ещё остались копии всех документов. И внимательно проследить: как часто звонит Кристина, какие пароли у него от ноутбука, куда он ездит по вечерам, когда говорит, что встреча с клиентом.
6 Саша
— Врачи не нашли никаких причин, которые мешают мне забеременеть, — говорю я Жене, стараясь озвучить информацию максимально спокойно. Хотя на самом деле говорить об этом больно до дрожи. — Посоветовали меньше стрессовать и перестать зацикливаться на беременности.
Он фыркает:
— Конечно. Не нашли. Как всегда. Безголовые врачи.
— Жень, но ведь правда, стресс и психологические проблемы могут влиять. Об этом говорят все.
— Да много они знают!
— Но какая теперь разница? — тихо говорю я, пытаясь свернуть разговор, который уже перестал быть актуальным.
— Что значит какая разница? — Женя смотрит на меня зло.
— Во-первых, ты отказываешься признать, что проблема может быть в тебе. Я хожу по врачам. А ты — нет. Ты вообще отказываешься сдавать анализы. Хотя в сорока, а то и в пятидесяти процентах случаев дело в мужчине.
— Ну конечно. Нашлись знатоки. Британские учёные?
— Почему сразу британские? Обычные врачи. Наши.
— Всё. Закроем тему.
— Закроем — так закроем, — говорю. — Во-вторых, нам это больше не нужно.
— Даже не думай!
— Нам действительно это больше не нужно. Кричи — не кричи. Я не считаю, что ребенок в нашей ситуации что-то мог бы исправить. Поэтому я хочу отложить для себя вопрос с беременностью.
— Закроем тему, сказал.
— Конечно. Потому что ты всегда закрываешь тему, когда становится неудобно о чём-то говорить, — не удерживаюсь от шпильки в адрес мужа.