Сейчас я вспоминаю, как Инна неоднократно говорила мне, что Женя мутный тип. Ещё до брака. Не прямо, не грубо — она умеет быть деликатной. Но я тогда слушала только своё сердце. Конечно, я не прислушалась. Мне казалось, что она ничегошеньки не понимает. Что Женя самый лучший, и мы с ним будем жить душа в душу.
Вынуждена признать, что она была права. По всем статьям. Больно это говорить. Ещё больнее — осознавать.
Инна ведёт меня на кухню. Там включён приглушённый свет на кухонном гарнитуре. Вокруг витает запах ромашкового чая и лимона.
— Пей, — пододвигает ко мне пузатую кружку с красивой зеленой веточкой, мою персональную кружку у неё дома.
Я сажусь, обнимаю её ладонями. Тепло чуть отогревает холодные пальцы. Подруга наливает себе чай и садится рядом.
Муж Инны — Денис — выходит из спальни. Высокий, молчаливый. Смотрит на меня с лёгкой тревогой. Я могу его понять, не каждый день заваливаюсь к ним посреди ночи. Если быть точной — впервые.
— Привет, Саш. Рад тебя видеть. — И, чуть улыбнувшись, кивает Инне: — Я пойду. Спокойной ночи.
Он исчезает, не задавая ни одного вопроса. Просто даёт нам быть вдвоём. Уверена, что Инна держит его в курсе всех событий в моей жизни, но во время наших девчачьих разговоров обычно он оставляет нас одних.
Я делаю глоток чая, ещё один. Вижу, как Инна смотрит — выжидающе, но не подгоняет вопросами.
— Он меня ударил, — говорю я наконец и удивляюсь тому, какой у меня сейчас сиплый голос.
Инна замирает. Потом резко встаёт, начинает нервно мять кухонное полотенце в мелкий красный горошек.
— Господи. Саша. Он… ты серьёзно?
Я киваю. Потом рассказываю всё, что произошло. О том, как Женя слетел с катушек. Как накинулся с упрёками, кричал, не хотел слушать. Как ударил. Как говорил, будто я всё придумала. Обвинял меня, будто я виновата, что он сорвался.
Инна слушает молча, но я вижу — ей непросто дать мне высказаться, не предложив оторвать Жене что-нибудь. Она сжимает кулаки, стискивает зубы. Потом вдруг садится рядом и сжимает мою руку в своей.
— Я убила бы, честно. Но сейчас ты здесь, правильно, что приехала к нам. И он тебя больше не тронет. Обещаю.
Я киваю. Не знаю, верю ли в это. Но хочу верить, как и всякая наверное на моём месте.
Инна сворачивает и разворачивает полотенце несколько раз. Потом, свернув его в маленький рулончик, говорит:
— Саша, тебе надо уходить от него. Он перешёл черту. Если один раз он позволил себе такое, значит, ничто не помешает ему ударить тебя и во второй раз.
Я киваю снова, полностью соглашаясь с ней.
— Я и сама это понимаю. Уже договорилась на большее количество смен в салоне. Пока подкоплю деньги. Займусь чем-нибудь, отвлекусь.
Инна сжимает мою ладонь.
— Это, конечно, поможет. Но в целом... Тебе не кажется, что это хороший повод? Начать что-то своё. Круто поменять свою жизнь. Подумай, чего бы ты хотела сейчас больше всего?
Я смотрю в окно, в темноту за стеклом. И шепчу:
— Малыша. Конечно.
Инна молчит. Конечно, она в курсе моей ситуации. Единственная из всего моего окружения. Потом гладит меня по плечу.
— Но теперь... это и вовсе невозможно, — добавляю я уже почти неслышно.
Поскольку я отлично знаю, как рано встает главный возмутитель спокойствия в семье Кирьяновых, то стараюсь не задерживать подругу. Мы достаточно быстро сворачиваем разговор, и я ухожу спать в гостевую комнату.
Несмотря на все волнения, уснуть удаётся быстро.
Утром я просыпаюсь от тихого смешка. Маленькие ножки топают по полу. Потом — хлопок двери и визг:
— Саааса! Ты тут! Пивет!
Это сын Инны — Ваня. Пухленький трёхлетний малыш, с растрёпанными волосами, в пижаме с динозаврами. Он кидается на кровать, обнимает меня за шею.
— Ты поснулась! Подём, у нас бины!
Он такой милый. Я улыбаюсь так, что щёки немного ноют. Если честно, я его фанатка. Его жизнелюбию и любознательности можно только позавидовать. А ещё, не знаю, чем я такое заслужила, но Ваня искренне меня любит и обожает обниматься со мной.
— Пойдём, герой. Я за тобой.
На кухне пахнет ванилью и мёдом. Инна что-то напевает. Я наливаю себе кофе, наблюдаю за этой сценой: она переворачивает блин, Ваня крутится у ног. Денис сидит за столом и копается в какой-то технике. Есть у него такое хобби, чинить что-то.
Наблюдая за ними, я ощущаю что-то похожее на надежду. Оказывается, нормальные семьи действительно существуют. Заботятся друг о друге, смеются, обсуждают планы, жарят блины. И в этом нет ни капли показухи — всё по-настоящему. Я вдруг понимаю, что то, что происходит сейчас в моей жизни, не обязательно будет длиться вечно. Возможно, всё ещё может измениться. Возможно, и для меня однажды станет реальностью такая жизнь.
Мы завтракаем все вместе, а потом я занимаюсь Ваней весь день. Мне это совсем не в тягость, а его родители могут выдохнуть и расслабиться немного.
Я намеренно не смотрю в телефон. Но он всё равно вибрирует постоянно. Сначала один звонок. Потом второй. Всё же открываю шторку и вижу сообщения: "Ты где?", "Это уже не смешно", "Возвращайся домой".
Инна, заметив, кивает на мой телефон:
— Выключи. Пусть попереживает.
Кладу телефон экраном вниз.
Поздно вечером приходит ещё одно сообщение. Короткое. Сухое:
"Возвращайся домой. Меня там нет".
Я смотрю на экран долго. Потом нажимаю кнопку — экран гаснет. И я отворачиваюсь к окну.
12 Саша
Я долго сижу у Инны в гостиной, не решаясь ни лечь спать, ни поехать домой. Свет фар ползёт по стене, озаряя комнату мягким светом. Инна уже уложила Ваню спать, и сейчас наверняка хотела бы побыть вдвоём с Денисом.
Я перетягиваю её внимание на себя, и от этого чувствую себя очень неуютно. Прекрасно понимаю, что деликатность Кирьяновых не позволяет им выставить меня на улицу. Но чужой человоек в доме, как ни крути, не может не напрягать.
Пора и честь знать.
Возвращаться домой страшно. Даже если Жени там и правда нет, то как долго он будет изображать джентльмена? Это ему несвойственно. Рано или поздно чувство вины отступит. Не думаю, на самом деле, что это продлится дольше одного-двух дней. Стандартный срок, после которого он считает, что проблема рассасывается сама собой. Хоп, и не было измены. И пощёчины тоже.
Но всё же предупреждаю Инну, что надо идти. Она только кивает:
— Ты в любой момент можешь вернуться. Саш, я абсолютно серьёзно. Понимаю, почему ты в ночи срываешься от нас. Наверняка придумала, что мешаешь нам.
— Я же прекрасно всё вижу. Вам просто вежливость не позволяет избавиться от меня. Но я уйду раньше, сама, — улыбаюсь ей.
— Глупенькая, ну где я найду няню для Вани лучше, чем ты?
— Так у тебя была корыстная цель?
— Ну... самую малость корыстная, — хихикает Инна.
— Ваня спит и наверняка расстроится, что не попрощался со мной, — говорю я, натягивая кроссовки у двери, — я к вам ещё загляну. Может, в выходной.
Инна подходит ближе, обнимает меня одной рукой.
— Конечно. Он тебя любит. Уже завтра с утра будет спрашивать, где Саша.
— Вот и повод приехать, — вымученно улыбаюсь. На самом деле я прекрасно осознаю, что так привязалась к Ване именно потому, что компенсирую отсутствие у меня детей..
— Приезжай в любое время. Правда. Тут тебе всегда будут рады. Даже если просто захочется молча выпить чаю и ни с кем не разговаривать.
— Спасибо тебе. За всё, — шепчу, а она просто сжимает моё плечо в ответ.
Я выхожу на улицу, закрываю за собой дверь и делаю глубокий вдох. Открываю приложение такси и проверяю: через минуту машина будет здесь.
До дома добираюсь очень быстро, основной трафик на дорогах схлынул, позволяя таксисту гнать с превышением. Я такое не одобряю, но именно сейчас решаю не ввязываться в скандал. Просто молча снижаю оценку за поездку, глядя в окно и стараясь не думать о том, что меня ждёт.
С опаской поворачиваю ключ в замке. Открываю дверь и заглядываю в квартиру. Тишина. Ни шагов, ни звуков телевизора, ни запаха еды. Женя не соврал — дома его нет.
Но даже эта тишина не даёт ощущения покоя. Я делаю шаг внутрь, но не чувствую привычной радости от возвращения домой — будто вернулась в место, которое меня больше не принимает. Квартира пахнет пылью, всё стоит на своих местах, но кажется чужим, неприветливым, чуждым мне пространством, в котором я больше не чувствую себя хозяйкой.
Женя всегда говорил: это твоя квартира, делай тут что хочешь. И я верила. Обустраивала гнёздышко, старалась сделать его уютным, тёплым, с мелочами, которые радовали глаз. Я подбирала текстиль, расставляла свечи, вешала шторы, выбирала постельное бельё по сезону. Делала всё, чтобы здесь было хорошо нам обоим. И жаль будет расставаться со всем этим. Не с вещами, а с тем, во что я вложила душу. Но ведь не в вещах счастье. Я обязательно найду своё собственное гнёздышко. Пусть скромное, пусть не сразу, но своё. И сделаю его самым-самым. Потому что могу. Потому что заслуживаю.
Опускаюсь на кровать и ложусь на спину, уставившись в потолок. Он неровный, чуть треснувший в одном месте — я всё собиралась нанять мастера, но теперь понимаю, что это было важно только в другой жизни. В той, где я верила, что всё можно склеить, подлатать, подкрасить.
Перевожу взгляд на тумбочку рядом с кроватью, там стоит рамка с фотографией. Я беру её в руки, провожу пальцем по стеклу. На фото мы с Женей смеёмся, сияем — такие живые, счастливые. Тогда мне казалось, что у нас всё впереди. Что это начало настоящего «мы». Смотрю на фото и чувствую, как изнутри поднимается что-то жгучее. Грусть? Отчаяние? Обманутые надежды? Всё сразу.
Я кладу рамку обратно. Глаза предательски щиплет. Как же больно. Невозможно поверить, что между теми двумя людьми на фото и тем, что сейчас, лежит всего пара лет. Пара лет, которые превратили любовь в ломкий хрупкий фарфор, который больше не склеить.
Несмотря на то, что решение о разводе уже принято, я не могу выбросить мысли о том, где сейчас может быть Женя.