Она сделала вид, что простила. Что приняла его точку зрения, будто «сама напросилась», и впредь должна «вести себя нормально». Сказала мужу, что ей нужно немного отдохнуть, чтобы вести себя нормально, потому что от усталости плохо себя контролирует. Пропустила мимо ушей его: «А с чего ты вообще устала? Сидишь дома на всем готовом». Сказала, что в городе пыльно и детям летом лучше на природе. Попросила отвезти на неделю в деревню к бабушке. Там заняла денег и уехала дальше. В другой город к подруге. К какой именно подруге не сказала, чтобы муж ее не нашел. По телефону предложила супругу развестись. Дальше в настроениях мужа разворачивались классические стадии проживания потери.
Отрицание. «Ты там часом не перегрелась на солнце? Поговорим через неделю».
Гнев. Неделя прошла, а у жены «мозги на место не встали». Он был в ярости. Кричал, угрожал, обещал ее из-под земли достать, детей у «неадекватной матери» отобрать.
Торг: «Хорошо, давай обсудим, на каких условиях ты готова вернуться». Казалось, что человек готов ее слышать и меняться. Он даже согласился на семейную терапию. Жена видела в этом шанс на спасение семьи. Муж тоже. Только между иллюзиями мужа и жены была принципиальная разница. Жена верила, что после работы с психологом все будет по-другому. Муж верил, что согласившись на терапию, он добьется расположения жены, сможет ее вернуть, а дальше все будет по-прежнему. Когда один хочет по-новому, а другой по-прежнему, шансы на сохранение семьи очень малы.
На первой же онлайн встрече с психотерапевтом (а возможен был только такой формат, потому что супруга боялась личной встречи и скрывала место своего нахождения), супруг снова свои пожелания свел к тому, что готов контролировать свои агрессивные выпады при условии, если супруга изменит свое поведение. «Если она больше не будет меня доводить».
Психотерапевтом они выбрали мужчину. Это было единственное условие, которое муж выдвинул, согласившись на работу со специалистом, потому что «бабу я слушать не стану». В конце полуторачасовой сессии мужчина-психотерапевт, наверное, тоже порадовался, что это был онлайн формат. Потому что клиент орал: «Будь мы в одном кабинете, я бы тебе морду набил. Да я тебя все равно найду!» Короче, там был нужен психиатр, а не психотерапевт.
Дальше был длительный и тяжёлый процесс развода. Его угрозы расправой. Его попытки отобрать детей. Привлечение органов опеки. Основания для изъятия детей у «неблагонадежной матери» муж озвучил такие: она – без определенного места жительства, без работы, старший ребенок школьного возраста – школу не посещает. А как иначе, если прописка осталась прежней и из старой школы документы никто не забрал?
К его удивлению, у супруги на новом месте оказалось наличие временной регистрации, наличие договора найма жилья, наличие открытого ИП, на счете ИП есть деньги, ребенок официально переведен на семейное обучение. Хорошая работа толкового адвоката и поддержка друзей. Пришедшая комиссия, осмотрев квартиру, сочла условия жизни детей удовлетворительными.
Потребовалось пять лет, прежде чем женщина достигла финансовой стабильности и расплатилась с долгами. После того как попытки мужчины вернуть жену не увенчались успехом, интерес к детям он тоже потерял. Не выражал желания общаться с ними и не поддерживал материально. С одной стороны, было обидно за детей, что отец их забыл. С другой стороны, было ощущение, что так лучше, потому что так безопаснее. Тело помнило побои. А что если он потом стал бы поднимать руку и на детей?
Развод № 3. Отказ от манипуляций
Развод изначально задумывался как часть воспитательного плана. Жена верила, что муж испугается и изменит свое поведение. Снова станет нежным, внимательным, обходительным, как в начале отношений, только чтобы её не потерять.
К её неприятному удивлению, муж идею развода поддержал. «Хочешь? – да пожалуйста! Я поддержу твое решение. Только с меня алименты в официальном размере с белой части зарплаты. И с детьми буду видеться тогда, когда мне удобно. Сама в садик отвози, сама забирай, сама свои финансовые нужны покрывай. Или ты как хотела? Чтобы официально твой статус изменился, а жизнь не поменялась? Чтобы и свобода, и все блага замужней жизни сохранились?» Жена сказала: «Все мужики козлы, только и умеют манипулировать женщинами с помощью денег!», но заявление забрала.
После этого семейная жизнь стала еще хуже. Формально – все то же самое. Его холодность. Ее одиночество. А по ощущению к обиде добавились отчаяние, обезоруженность. Развод как крайняя воспитательная мера не сработал. Молоточком по вискам стучала мысль: «Я не нужна. Со мной просто удобно». И страх довести развод до конца, потому что материально и физически одна двух детей не вытянет.
«Зачем я тебе?» – спрашивала она его. «Детям нужна полная семья. Я не допущу, чтобы другой мужчина приблизился к моим детям». Вторая причина: «Я не для того горбатился на эту квартиру, чтобы её делить. Из своего дома я никуда не пойду».
Личная терапия. Длительно. Работа над самооценкой и верой в свои силы. Было сочетание завышенной самооценки и низкой веры в свои силы, в способность справиться с бытовыми трудностями. В такой формулировке кажется, что одно противоречило другому, но было именно так. Два убеждения, осознаваемые в разной степени: «Я прекрасна, я лучше других, я заслуживаю большего» и «Сама я ничего не могу. Кто-то другой должен сделать меня счастливой».
Внутреннее убеждение «муж должен» конфликтовало с увлечением «ведической психологией», в которой муж, конечно, тоже должен, но для этого и жена должна стараться и работать над отношениями. А она по собственному ощущению уже была замечательной и достойной. Куда еще больше стараться? Почему схема не работает и её женственность не будит в нем мужественность? Приготовила ужин. Надела красивое новое домашнее платье. А он пришел около полуночи, от еды отказался, сказав, что перекусил на работе. Лёг спать, отвернулся к стене. Она старалась, но ожидания не оправдались. Она хотела, чтобы всё было не так. Обидно. Спать она ему не дала. Растолкала, чтобы высказать всё, что накопилось с прошлого скандала. Кричала, била посуду. Потом плакала.
Идеальная картина развода, которая представлялась так, что муж уходит, оставляя ей всё, что есть, а вместо него сразу же появляется прекрасный мужчина, готовый носить её на руках и любить её детей, как своих, постепенно менялась. Появилось осознание зеркальности в отношениях. Ей казалось, что муж её не любил, что она была лишь матерью его детей. Что от неё требовалось хорошо выполнять свои функции и не выносить ему мозг. Но при этом в себе не замечалось аналогичное отношение к мужу, которого она не любила, не хотела, не ценила, не разделяла его интересы. Но ей было важно, чтобы он хорошо выполнял свои отцовские функции, материально обеспечивал семью и сопровождал её во время визитов к друзьям и родственникам, поддерживая имидж благополучной семьи.
Они были безусловно важны друг для друга как функциональные части семейной системы, как папа и мама. Парой уже много лет не являлись, имея связи на стороне, которые тщательно скрывали друг от друга. Иногда всплывали признаки измен, но оба старательно их игнорировали, чтобы не мутить воду. Ведь если ткнуть партнера в факт измены, то потом нужно с этим что-то делать, что-то менять в отношениях. А что-то менять оба были не готовы.
Необходимость скрывать, игнорировать какие-то факты, удерживать «худой мир», порождала напряжение в отношениях, которое проявлялось в виде скандала по пустяковому поводу. Не часто, примерно раз в месяц.
В очередной такой ссоре она увидела глаза детей. Детей, которые видят либо холодную отстраненность родителей по отношению к друг другу, либо бурный скандал. Вспомнила вопрос дочери во время просмотра фильма: «А почему они целуются? Они же уже муж и жена». Сохраняя брак ради детей и финансовой стабильности, они транслировали детям модель отношений, в основе которой лежали должностные обязанности, а теплота, любовь, уважение отсутствовали. Вспомнилась история родительской семьи, в которой хорошо обеспечивающий, но эмоционально отстраненный отец, мог несколько дней не ночевать дома. Мать страдала, но не уходила из-за дочери. «А что если эту модель семьи я получила от родителей и передам дальше? А что если моя дочь будет считать это нормой и будет терпеть подобные отношения, потому что все так живут?»
Второй раз решение о разводе было принято уже не на эмоциях, и не с целью манипуляции. Реакция супруга была как в прошлый раз («В прошлый же раз сработало. Почему бы не повторить?») Но в этот раз супруга его обезоружила: «Хорошо. Я приму все твои условия. Мне лишь важно, чтобы дети не потеряли тебя как отца. Потому что я считаю тебя хорошим отцом».
Пришлось ему сесть за стол переговоров. Супруг был тоже склонен к манипуляциям (на взаимных манипуляциях их брак и держался). К тому же он умел контролировать свои эмоции, что делало его невозмутимым виртуозом в этой сфере. Зная эту особенность, она часто брала паузу в разговоре. «Я тебя услышала. Мне нужно время подумать. Давай вернемся к разговору завтра».
Время требовалось, чтобы отделить манипуляцию от решения, которое действительно будет в интересах детей, а в случае манипуляции подготовить симметричный ответ. В результате пришли к составлению брачного договора, с которым потом пошли на развод. Согласно договору, после развода в квартире остаются жить жена и дочь. Доля сына-школьника в квартире остается, прописка остается, но сам он будет жить с папой (согласие сына на проживание с отцом получено). Жена выплачивает мужу причитающуюся долю за общую квартиру. Деньги на это ей даёт отец (повезло, да). Эти деньги идут как первоначальный взнос при покупке новой квартиры с привлечением ипотечных средств. На алименты никто не подает (детей же поделили). Но отец готов взять на себя крупные расходы на дочь. Квартира была куплена в том же дворе, чтобы дети могли спокойно без сопровождения взрослых перемещаться из квартиры одного родителя в квартиру другого. И чтобы сыну-школьнику остаться в своей школе, расположенной во дворе дома.