Сам не зная зачем, Лао Ли пошел к Северо-западному рынку [15]. Он не собирался туда идти, да и не было в том нужды. И все же пошел. Лао Ли прожил в Пекине несколько лет, но ему никогда не приходилось бывать в этих местах ранним утром. Свинина, баранина, говядина; куры, битые и живые; рыба живая, рыба уснувшая; всякие овощи. Кровь от мяса, шелуха от лука - все вмерзло в землю. А сколько теснилось рыбы в водоеме: угри, гольцы со сверкающими на голове льдинками. Гольцы так и сверлили покупателей взглядом, словно хотели их загипнотизировать. Пахло гнилью. Рядом с рыбным прилавком стоял торговец подвязками: «Подтяжки, резинки, хорошие резинки!» Цирюльники еще не пришли, но тенты уже были натянуты, и уборщики выметали короткие, жесткие волосы, оставшиеся со вчерашнего дня. Ощипанные и живые куры лежали рядом. Живые бились в корзинках и клохтали. Вот торговец вытащил одну, поторговался с покупателем и, не сговорившись о цене, бросил курицу обратно в корзинку. Раздался пронзительный крик - ей прищемило крышкой крыло. Огромная тощая собака утащила свиные потроха. Мясник пустился вдогонку. Собака выронила потроха. Мясник подобрал их и водворил на крюк. Откуда только не приезжали в это зловонное место! Здесь были гуандунцы, пекинцы, шанхайцы, старые и молодые, мужчины и женщины. Человеческая жизнь. Она жаждет крови, мяса и грязи. Главное - это брюхо, оно способно сожрать весь мир! В этом царстве желудка нет места идеалам. Здесь все поражает! Особенно женщины, нечесаные, неумытые, со следами грязи и вчерашней пудры. Трудно себе представить, что это они, нарядные и красивые, после обеда будут прогуливаться в торговых рядах «Восточное спокойствие».
Лао Ли впервые видел этот мир. Как любопытно! Он был изумлен, и в то же время ему казалось, что он недалек от истины. Это и есть жизнь - жрать что попало; люди живут ради брюха. Неравенство в еде - основное неравенство в жизни. Какая там поэзия! Все вздор! Ради желудка одни морят голодом других, даже воюют. Это - необходимость. Северо-западный рынок - это мир в миниатюре. Толпы мужчин и женщин… Они хорошо знают это место. Да, они живут исключительно ради желудка. Чжан Дагэ прав. Война во имя желудка - это и есть революция. А вот Лао Ли не прав. Он привык жить в гостинице, где ему всегда принесут чашку супа и кусок мяса. И ему кажется, что феодализм - это эпоха романтики, а борьба классов - поэзия. Он не понимает, что в Пекине нет более важного места, чем этот зловонный кусок земли. Есть только два пути: предаваться пустым мечтам или жить реальностью. Но и в реальной жизни может быть два пути: заботиться о собственном благе или жить ради блага всеобщего. Надо выбрать один из них и тогда не нужно будет оправдываться.
Чего только не продавали на рынке! И горячее соевое молоко, и миндальное молоко, и рисовую запеканку с финиками и горохом, и мучной кисель, и ячневую кашу. Все дымилось и выглядело очень аппетитно. Горошины, когда отрезали кусок запеканки, походили на рыбьи глаза и, казалось, ждали, что их вот-вот проглотят.
Лао Ли стоял среди всего этого изобилия, смотрел и пил соевое молоко…
2
Лао Ли решился наконец перевезти семью, но никак не мог выбрать время для поездки в деревню.
Каждое утро Чжан Дагэ сообщал что-нибудь новое: «Дом снят. Сходим посмотрим?»
- Зачем? Ты не хуже меня разбираешься в этом. - Так непочтительно Лао Ли выражал свою благодарность.
Однако Чжан Дагэ понимал, что за человек Лао Ли, и потому не только не сердился, но даже испытывал чувство гордости.
- Три стола, шесть стульев, лакированный комод из вяза, правда, лак чуть-чуть облез. На первое время, надеюсь, хватит?
Лао Ли только кивал головой.
Когда же Чжан Дагэ сказал, что приготовлены даже чайник и чашки, Лао Ли понял, что поездку в деревню откладывать больше нельзя.
Чжан Дагэ посоветовал ему взять отпуск на пять дней. Перед отъездом Лао Ли попросил Чжан Дагэ ничего не говорить сослуживцам, и тот обещал.
От Северных ворот Лао Ли прошел к Южным [16]: он хотел купить родителям что-нибудь любопытное, чем славится Пекин; с этим ему было как-то неловко обращаться к Чжан Дагэ. Ходил долго, но так ничего и не купил. Он не любил магазины, да и магазины, казалось, платили ему тем же. Входя в магазин, Лао Ли испытывал такое чувство, будто сейчас его кто-то укусит. В конце концов он купил немного фруктов, хотя понимал, что это не редкость и достать их можно не только в Пекине. И еще он купил шесть консервных банок с очень красивыми этикетками.
3
На другой же день все сослуживцы уже знали, что Лао Ли поехал за женой.
Но слух пошел не от Чжан Дагэ.
. Главным источником информации в отделе был Сно Чжао. В театр он всегда ходил по контрамаркам и получал их если не первым среди сослуживцев, то непременно вторым. Программа соревнований, которую раздавали работникам стадиона, неизменно оказывалась и у него. Отправляясь на стадион, в театр или еще куда-нибудь, он брал с собой газету и сворачивал в трубочку - специально для того, чтобы приветствовать знакомых. Хлопнет кого-нибудь по голове и изумится: - Вы тоже здесь?
Чужие жены его интересовали чрезвычайно. Приезд семьи, с точки зрения Сяо Чжао, - своего рода домашняя выставка, и хотя на такие зрелища не выдают пропусков, он непременно должен попасть туда первым. Спортсменки, официантки, актрисы - каждую из этих женщин следует оценить, как экспонат. Так же он смотрел на чужих жен - оценивал лицо, шею, руки, ноги и все прочее, что доступно постороннему взгляду. По ночам ему снились обнаженные женщины, и потом он весь день рассказывал о них сослуживцам. Хоть бы Лао Ли скорей привез жену! Сяо Чжао сгорал от нетерпения. Обычно разговоры Сяо Чжао о женщинах сопровождались веселым смехом сослуживцев. Один только Лао Ли оставался равнодушным. Какая же у него жена? Сяо Чжао был заинтригован.
Сяо Чжао и его поступки можно было сравнить с контрамарками: они приносили весьма ощутимую пользу, но ничего не стоили. Глаза, уши, рот могли быть расположены у Сяо Чжао как угодно, потому что он пользовался ими не как все, а по-особому. Глаза походили на две жареные фасолины. А какая у него была мимика! Когда он смеялся, казалось, что подбородок касается лба. Он считал себя красавцем, и из вежливости никто не решался это опровергнуть. Сяо Чжао постоянно кого-нибудь высмеивал и был уверен, что у него к этому талант. При Лао Ване он высмеивал Лао Ли, при Лао Ли - Лао Вана, при Лао Ване и Лао Ли - Лао Суня. Когда же не было объекта, он высмеивал кого-нибудь несуществующего - ведь такой наверняка мог быть.
- Лао Ли поехал за женой! - сообщил он и скорчил такую мину, будто обжегся супом.
- В самом деле? - Все насторожились.
- Ну да! Взял отпуск на пять дней, на целых пять дней…
- На пять дней? Это при его-то добросовестности! Ведь он не позволял себе даже опозданий.
- Вот именно! Подождите, теперь уже недолго! - Сяо Чжао сгорал от нетерпения. Даже волосы на макушке шевелились.
- Смотри, Сяо Чжао, несдобровать тебе, если пойдешь без нас к Лао Ли! - сказал Цю.
- Оставил бы ты Лао Ли в покое. Ну что привязался? Он такой порядочный человек! - с упреком произнес господин У.
Господин У сидел выпрямившись, в огромных руках держал кисть и выводил ею огромные иероглифы, лицо - красное, в душе - только справедливость. Он кичился своей честностью и прямотой. Он и в самом деле был честным, настолько честным, что даже бесчестные свои поступки считал честными. Сяо Чжао приходился ему родственником. Господин У был обязан ему своим положением, но, как человек честный, не мог с этим считаться. Как-то У хотел взять себе наложницу, но, благодаря стараниям Сяо Чжао, это дошло до госпожи У, и госпожа У чуть не откусила мужу ухо. С тех пор господин У проникся еще большей неприязнью к Сяо Чжао, который, кстати, побаивался господина У, и не столько его самого, сколько его увесистых кулаков.
Вот почему сейчас Сяо Чжао замолчал, прикидывая в уме, как дождется приезда Лао Ли, как проследит, где он живет, а потом подговорит сослуживцев, без господина У, конечно, - Сяо Чжао бросил на него злой взгляд, - отправиться к Лао Ли.
Господин Цю, человек, в общем, неплохой, постоянно скучал и потому с особым энтузиазмом отнесся к сообщению Сяо Чжао. Он подошел к нему и тихонько сказал:
- Купим два фунта чаю и пойдем посмотрим, может, и на обед напросимся. В общем, командуй!
Господин У рассказал об этом Чжан Дагэ. Чжан Дагэ засмеялся, но ничего не ответил. Он помогал друзьям, это верно, но из-за одного обижать остальных не входило в его планы. Сяо Чжао обещал ему достать несколько тонн угля ' на зиму, на каждой тонне он сэкономит самое малое три-четыре юаня, зачем же досаждать Сяо Чжао? Он, конечно, мог пойти на это… Бог с ним, с углем. Но как обидеть человека?… Да и уголь на дороге не валяется.
4
Итак, надо не обидеть Сяо Чжао и в то же время приготовить все к приезду Лао Ли. И Чжан Дагэ отправился смотреть снятый для Лао Ли дом, в переулке Кирпичной пагоды, недалеко от трамвайной остановки и от рынка. Здесь тише, чем в переулке Боевых коней и Полного изобилия, и чище, чем в переулке Больших дворов: жить здесь очень удобно, особенно служащим финансового управления. Во дворе три дома. Чжан Дагэ снял для Лао Ли пять комнат. Остальные комнаты занимали хозяева. Свежевыкрашенный дом сверкал, только крыша протекала. Чжан Дагэ точно знал, что с тех самых пор, как женщины начали стричь волосы, крыши пекинских домов стали течь. Поэтому, когда снимаешь дом, нужно прежде всего упирать на это обстоятельство. Глядишь - хозяин и снизит на юань-другой квартирную плату. Каждый месяц экономия в два юаня. А пойдет дождь, можно раскрыть зонт. В конечном счете «крыша течет» и «крыша валится на голову» далеко не одно и то же. Стоит ли тревожиться?
Чжан Дагэ вошел в дом. Пахло перекисшим тестом. Везде валялись обрывки бум