Но я сегодня решила сменить режиссёра этого спектакля, а сценарий шаблонный — выбросить в мусорку.
— А мне плевать, — вскинула я гордо подбородок. — Хоть на лавке спи. Только не тут. Надо было думать о том, что можешь лишиться дома перед тем, как своего дружка пихать во всяких шл….
— Вот только не надо грязи. И обзывать её, — довольно грубо перебил он меня.
— Ах, тебе не надо грязи? — подошла я к нему ближе и заглянула в глаза. — А то, что делаешь ты, заводя за спиной жены какую-то шкуру — это, по-твоему, не грязь?
5.
— Люб, давай обойдемся без оскорблений, пожалуйста, — говорил Стёпа таким тоном, словно его не жена поймала на измене, а он говорит с обычной посетительницей в своей администрации. — И всё спокойно, обстоятельно обсудим.
— Ты еще её защищаешь, да? — продолжала пылить я. — Она — просто дрянь без моралей и принципов, влезла в семью. Или ты наврал ей, что не женат?
— Нет, Дина знает, что — женат….
— Что же тогда? Наврал, что у тебя с женой давно всё плохо, всё остыло, и корнишончик на неё уже давно завял? — продолжала бить я его словами.
Мне было плохо, больно, и я хотела, чтобы он страдал сейчас также, как и я. Или хотя бы — приблизительно, как я. Намеренно старалась задеть, укусить… Только легче от этого на душе как-то не становилось. Но я уже не могла остановиться.
— А что — это разве не правда? — задал встречный вопрос муж.
— Что — правда?
— Что у нас с тобой давно уже хлам какой-то, а не отношения? И да — корнишончик на тебя уж давно не реагирует. Ты свою задницу целлюлитную давно в зеркало видела? А к парикмахеру в каком году заглядывала? В девяностые, когда в моде были химические кудри? А я вот это всё каждый день вижу. И вот это всё мне, между прочим здоровому и еще полному сил мужику, совсем не нравится!
Каждое слово впивалось в меня острыми кинжалами и причиняло невыносимую боль.
Да, я уже не так юна и свежа, как в восемнадцать, и тягаться с молодыми девицами не могу. Таких упругих ягодиц у меня, конечно, уже нет, но и до целлюлита мне еще далеко. Если ходить в спортзал, на который у меня, к большому сожалению, времени нет, то моё тело будет выглядеть вполне сносно. По-крайней мере, лишним весом я не страдала — уже неплохо. А вот прическу я не меняла лет так…десять точно.
Самое обидное, что Стёпа отчасти был прав.… И оттого еще больнее.
— А у твой молодой дряни, конечно, попа — орех.… Раз она — тренер. Она же — тренер? Или ты так просто записал в телефоне её так, для отвода глаз?
— Да, тренер, — кивнул муж. — Мы с ней в зале и познакомились. Ты же сама настояла, чтобы я начал ходить туда, заниматься спортом и приводить своё тело в порядок. Ну вот я и…. привёл.
— А заодно себе нашел развлекушку для “дружка”, да?
— Что мне оставалось? — развел руками Стёпа. — Ты со мной когда в постель ложилась-то в последний раз? В каком году — помнишь?
— Да, помню…. — задумчиво отозвалась я, понимая, что это и в самом деле было давно… — Три месяца назад. На твой день рождения.
— И то, потому что забыла купить подарок, — хмыкнул муж.
Я подняла взгляд на него.
Откуда он знает?
Да, так и было — я, как всегда, замороченная работой, просто забыла о дне рождении собственного мужа. И…не нашла ничего лучше, как затащить его в постель.
Мне казалось, мы оба остались довольны, и моё маленькое преступление останется нераскрытым. Но не тут-то было. Оказывается, Стёпа знает меня куда лучше, чем я думала.
— Наши отношения уже давно не такие, как раньше, — подвел он итоги нашей с ним “беседы”. — И не такие, которые можно назвать счастливыми. Разве не так?
6.
— Да, у нас есть опеределенные…. сложности, — тихо сказала я, внутренне соглашаясь со многими его словами. Он прав по многим пунктам, но между нами есть одно большое различие — я его не предавала. — Наши отношения далеки от идеала — кто ж спорит? Только решать это было надо иначе.
— Как? Ну как решать, Люб? — развел руками Стёпа.
— Ты серьезно считаешь, что решить проблемы в браке можно только найдя молодую, глупую пи.… Пигалицу?
— Ну-у-у-у…. — смутился он. — Нет, конечно… Но я ведь пытался до тебя достучаться много раз. Разве нет? Ты ничего не слышала. Ты отказывалась слышать. Закрывала уши руками и твердила своё: работа, работа, люблю свою работу. А надо было семью свою любить, а не работу!
Да, такие разговоры были, конечно. Но в основном он давил на то, что я должна бросить работу. Он никогда не говорил, что, например, скучает, тоскует, ждёт меня домой, что ему не хватает моего внимания и нежности… Может, мужчины и не умеют о таком говорить? Он говорил так, как умел, но я не понимала, потому что мне были непонятны его чувства. Я только и слышала, что давление с его стороны и желание руководить моей жизнью, расценивала его слова как посягательство на мою свободу и, соответственно, злилась в ответ, огрызалась, кусалась. Мы ругались, ложились спать злые друг на друга, так ни к чему и не придя в конфликте, и, по сути, не решив его.
Всё это усугублялось, проблемы и недовольство другим нарастало, как снежный ком, и в конце концов снесло бы нас рано или поздно, потому что мы не сумели разрешить эти проблемы вовремя.
— Значит, ты говорил как-то не так! Не теми словами, — заявила я.
Признаваться в том, что, вероятно, и сама была не во всём права я, категорически не желала. Как бы я ни вела себя, моя вина и влияние на произошедшее все же очень косвенные. И я не вставляла ему ножа в спину и не заводила шашни с другими мужиками, потому что мне, видите ли, ласки и внимания не хватало….
Это Стёпа сделал. Это он меня предал.
Это он забросал весь мой огород камнями сегодня.
Это он убил нашу семью, нашу любовь, какой бы хромой она сейчас ни была у нас.
Но она…. была.
Была же?
Теперь у меня не было однозначного ответа на этот вопрос.
Всё слишком сложно в жизни оказалось, чтобы точно сказать, что есть — белое, а что — черное. Да и есть ли вообще все эти границы? Может, оба эти цвета — всего лишь оттенки других цветов?
— Не теми словами? — возмутился Степан. — И не тем тоном, да?
— Да. Наверное, не тем.
— То есть, я виноват в том, что ты меня не понимала?
— Значит, ты плохо объяснял.
— Ну, отлично! Главный козел отпущения найден — это я.
— Не знаю, что насчёт отпущения, но козел ты действительно — знатный!
— Нет. Так мы с тобой точно не договоримся…. — покачал муж головой.
7.
— А о чём ты хочешь договориться, Стёп? — горько усмехнулась я. — Ты уже всё сделал в любом случае, чтобы назад дороги не было. Показал уже, что наша семья ничего для тебя больше не стоит, и ты готов променять меня, свою жену, что была тебе верна двадцать девять лет, на какую-то молодую пигалицу. Я не вижу вообще смысла о чём-то беседовать — мне лично всё и без соплей ясно. Я тебя попросила уйти еще полчаса назад, и я не понимаю, почему ты всё еще здесь. Это больше не твой дом.
— Почему — не мой? Такой же мой, как и твой, — фыркнул он.
— Хочешь сказать, что отнимешь у детей дом? — вскинула я брови. — Самойлов, не падай еще ниже. Ниже просто уже некуда. Я останусь тут, с детьми. Поэтому уйдёшь ты, конечно же. Что здесь нелогичного?
— Но этот дом — мой. Я вместе с тобой платил эту гребаную ипотеку. Теперь ты хочешь выставить меня вон с одними трусами в руках за…мелкую шалость?
— Со всем твоими трусами, милый, — поправила я его. — Не прибедняйся, у тебя они далеко не одни.… Но да — я планирую тебя выставить вон. И плевать мне, что ты там платил, если ты — предатель и падла, понятно тебе? Теперь собирай свои монатки и иди туда, где задницы крепче грецкого ореха.
— А я так просто не оставлю этот вопрос.
— Да ради бога! Судья разберётся. Только ничего ты не получишь, твоя доля в доме — только пятая часть. И не найдейся даже отсюда что-то урвать. Я не позволю. Этот дом — моих детей, и никто — слышишь меня? Никто не посмеет их обидеть или сделать им плохо. Даже их родной отец. Кстати, они будут удивлены тем, что их любимый папочка собрался претендовать на их дом и планирует выселение на улицу любимых деток.
— Да не… Не собираюсь я выселять детей, ты что… — сбавил обороты Степан. — Я же не об этом… В любом случае, я имею право тут жить.
— Когда нас разведут официально — потеряешь это право.
— Мы еще не развелись.
— Это дело времени.
— Я не согласен на развод!
— А тебя уже никто и не спрашивает! — ответила довольно грубо я. — Ты согласился на развод в тот день, когда попёрся к своей этой шалайке.… И как давно вы с ней…встречаетесь? А ты уже сделал ей предложение, или у вас пока всё несерьезно? На свадьбу-то позовёте хоть? Так давно на свадьбе не гуляла, ну очень хочется…
— Да хватит ёрничать! — топнул ногой Стёпа. — Люба, возьми себя в руки и прекрати цирк. Это всё не смешно.
— Да уж куда смешнее… — судорожно выдохнула я. Чувствовала, как к горлу подбирается истерика. — У меня вся жизнь рушится…
Мне вот вообще нихрена не весело. Мне выть охота на луну, словно я раненая, преданная и брошенная своим волком волчица, которая угодила в капкан и теперь плачет, что не сможет защитить своих волчат.…
— Люба, — подошёл Стёпа ко мне и сжал мои плечи руками. — Еще не поздно сохранить то, что осталось.
Я нервно дёрнула плечами. Сейчас его касания, прежде такие родные, привычные, тёплые, приносили невыносимую боль, словно бы его руки меня жалили будто сотни бешеных, обозлённых пчёл.
— Я не собирался уходить из семьи, — продолжал он говорить. — Да, я поступил не очень хорошо — признаю. Но кто из нас идеален? Главное, что я не собирался тебя бросать. Давай забудем обо всё этом? Ради детей.
8.
— Думать о детях нужно было до того, как заводить любовницу, — ответила я. — О детях он вспомнил — надо же! Ничего с твоими детьми не станется. Димка и Нина уже взрослые, всё поймут. Варька — та пострадает, но тоже вырастет и поймет. Дети поймут, что папа — маму просто променял на крепкие ягодицы. А теперь я должна понять и простить тебя? Закрыть глаза на то, что ты — ну, немножко развлёкся на стороне, пока мне некогда было тебя ублажать. Сама освободила место жены возле мужа, а тебя, такого замечательного самца, тут же прибрали к рукам ушлые самочки! Но ты, как рыцарь, хранил в сейфе своё сердечко, которое билось только обо мне! Даже во время секса с крепкими ягодицами. Ты так хотел, да? Серьезно верил в это?