— Будет сделано, — шутливо отдал мне честь, словно своему капитану, таксист. — Любой каприз за ваши деньги.
Машина тронулась с места и понесла нас в центр города.
16.
Прогулка нам обоим пошла на пользу. И пусть фонтаны зимой не работают, все равно набережная очень красива и сейчас: не так давно её отреставрировали, а точнее — отстроили заново.
Даже облагородили пруд, с другой стороны ее. Теперь в нём плавали дикие утки, а люди подкармливали их хлебом.
— Мам, а давай немного погуляем? Не в такси, а так — ногами, — предложила мне дочь, и я пожав плечами, не нашла причин отказаться.
— Давай. Высадите нас тут, пожалуйста.
— Не вопрос. Заканчиваю тогда поездку.
— Да.
На его телефоне послышался звуковой сигнал, означающий окончание поездки и ему тут же упал в приложении новый заказ, а мой телефон завибрировал входящей СМС о том, что за поездку деньги списаны с моей банковской карты.
— Спасибо, — сказала я, помогая дочери выбраться из машины и забирая с заднего сиденья её школьный ранец.
— Боже мой, тяжелый-то какой.… — покачала я головой, водружая эту тяжесть ребенку на плечи. — Ты уверена, что хочешь так походить пешком?
— Я привыкла, — беспечно пожала плечами Варя. — У нас стало каждый день по пять уроков…. А если еще и — физкультура, то прибавляется пакет с формой и кроссовками.
— Да уж, нелёгкое школьное детство.… — хмыкнула, наконец закончив надевать рюкзак дочери на плечи. — И что там у тебя такое? Неужели книжки столько весят? Как кирпичи тяжёлые.
— Не, мам! Не кирпичи. Их сегодня не было, — хихикнула дочь.
— А что тогда? — развеселилась я ей в унисон.
— Бетон взяла.
И мы, хохоча, пошли тоже по набережной, где неспешно прогуливались люди.
— Красиво тут стало, — сказала я, оглядываясь вокруг. — Хорошо отремонтировали набережную нашу, да?
— Да, точно. А то была такая жуть, что ходить сюда страшно было, — серьезно и почти как взрослая сказала Варя. — Налоги все платят, а отремонтировать набережную всё никак не могли.
— А ты знаешь и про налоги? — удивилась я.
Мне кажется, я в свои девять подобным еще не интересовалась. Впрочем, в моём детстве в СССР всё было как-то проще, а сейчас жизнь бешеная, и дети куда продвинутее нас — надо же им как-то адаптироваться в этом мире технологий, банковских карт и налоговых сборов? Даже в известной всем передаче “Спокойной ночи, Малыши!” тоже преподают периодически уроки финансовой грамотности! Варя, пока была помладше, смотрела её, и я видела, как некий робот рассказывает детям о банковских системах — уму непостижимо! Детям!
Хотя, может, создатели программы и правы: у Вари уже есть её первая детская банковская карта. Она ею обеды в столовой оплачивает в группе продлённого дня, которая заканчивается у них в три часа дня.
— Кто же сейчас о них не знает? — с умным видом ответила девочка. — Ты вот платишь налоги?
— Конечно, — кивнула я, идя с ней рядом по аллее к тому самому прудику, где плавали утки. — Все работающие граждане платят налоги с заработной платы в казну государства.
— То-то. А набережную они не делали все равно. Безобразие!
Я рассмеялась и ласково потрепала по голове дочь — ну такая она сейчас казалась взрослая и серьезная в своих рассуждениях!
— Хочешь уток покормить? — спросила я её. — У меня как раз есть целый батон. Я покупала еще вчера домой, да выложить позабыла. Представляешь, так и приехала к тебе в школу с батоном.
— Ты приберегла его для уток! — рассмеялась дочь. — Удачно забыла.
— Это точно. Мой склероз не оставил голодными уток!
И мы понеслись наперегонки к пруду, обсуждая то, каким образом будем делить вожделенный для пернатых батон. Однако у самого пруда мы словно по команде затормозили и остановились на месте.
У самого пруда самозабвенно целовались Степан и…видимо, та самая “Тренер” с крепкими орешками.
Я прикрыла глаза, пытаясь успокоиться.
Сердце бешено колотилось в груди.
Больно ли мне было это видеть? Да.
Очень больно. Унизительно.
Мой муж, пока что — муж, целовался с какой-то пигалицей! С другой бабой.
Он словно не её облизывал, а по мне из танка палил.
А самое главное: как я объясню это Варьке, которая тоже всё видела и стояла рядом, открыв рот от изумления.
И её вопрос не заставил себя долго ждать:
— Мам.… А почему наш папа… Какую-то тётю.…охх… Облизывает? Фу.
17.
Ответить я не успела.
Дочь вдруг побежала прямиком к отцу….
— Папа! — дергала она его за куртку. — Папа!
Степан и “тренер” оторвались друг от друга и прятали глаза от меня и ребенка.
Вот козлина! Он даже не грустил. Тут же пошел к своей этой, они гуляют по парку, трогательно держась за ручки, и целуются у всех на виду, отмечая свою победу над рогатой женой-дурой!
Обидно было это понимать.
Еще вчера вечером этот человек значил для меня так много.… Мы были семьёй.
А сегодня он целуется с той, на кого променял меня на глазах собственной дочери.
Не буду-ка я влезать. Пусть папочка и разъяснит ребёнку, что происходит.
Я пошла следом за Варей, чтобы контролировать её, но пока вмешиваться не стала. Осталась стоять на расстоянии нескольких шагов, мне их всех было прекрасно слышно.
— Варя…. — неловко улыбнулся Стёпа, отпустив из объятий свою кобылу. — Ты что тут делаешь?
— С мамой гуляем! А вот что делаешь ты? — ткнула она в него пальцем. — Кто это женщина?
— Я — не женщина, — вклинилась любовница моего мужа.
Вероятно, нарицательное, выбранное моей дочерью для неё, “тренеру” не очень-то понравилось, потому что явно придавало возраста. Я бы тоже не назвала её “женщиной” — больно молодая, да и не достойна этого звания, но Варе она казалась куда старше, чем была на самом деле.
— Ну, тётя! — поправилась Варя, и мне стало вдруг смешно. — Кто это?
Наверное, это уже что-то нервное.… Но “тренер” заметила мой смешок и стала злобно смотреть на меня. Да мы и до этого не смотрели друг на друга по-доброму, потому как каждая знала, какое отношение имели к Степану. Общий мужик, так сказать…
— Это…. подруга, — ответил ей отец.
Да уж, подружка…. Которую он иногда напяливает! Бывает…
— А почему ты её целуешь?
— Мы так здороваемся. Только что встретились с ней у пруда.
— В губы? Разве так здороваются? Я думала, так целуют только…маму. А как же мама? — Варя с такой горечью спросила это, что мы втроём поняли — ребёнок начала догадываться обо всей ситуации…
— Нуу.… Когда мужчине нравится его подруга, он может и в губы её целовать, — отозвался Степан, пряча глаза от неловкости. — Слушай, дочь. Мы с тобой обязательно обо всём поговорим, но не сейчас. Мы с Диной опаздываем, если честно.
— Ты уходишь с ней? — округлила глаза девочка.
— Ну… Да. Мама тебе не сказала ничего?
— Ты сам просил молчать, — подала я голос. — Разве нет? Так что не пытайся всё свалить на меня.
— Ну да, просил… — хмыкнул Степен, беря под руку свою зазнобу, которая разрушила наш брак.
Красивая. Молодая. Наглая… Смотрит с вызовом.
Я понимала Степана, как мужчину — почему она ему понравилась.
Но по-прежнему не понимала его, как мужа и отца — он променял нас на вот эту куколку с капризно надутыми губками? Не думала, что ему нравится такой типаж девушек…
А глаза — глупые-глупые. Как мы одновременно ему могли нравиться? Такие разные женщина и девушка могут только шизику с биополяркой нравиться!
Или.… Я давно вышла в тираж, и даже не заметила того, что вкусы мужа на женскую красоту изменился в корне?
Ну, мне-то такой фитоняшкой с подтянутой попой в легинсах, торчащей из-под коротенькой кожаной куртёжки, которая ела сошлась на внушительных грудх, никогда не стать.
Настроение упало еще ниже и закатилось буквально под плинтуса.
Лучше бы я не видела его любовницу… На фоне неё я ощущала себя ущербной, страшной и…старой.
Раньше я так остро свой возраст не чувствовала. А теперь, когда меня променяли на молодую задницу, это ох как ощущалось…
— Ты уйдёшь с ней? — требовала дочь ответа от отца.
— Да, Варя. Я уйду с Диной.
— А как же мама, папа? — задала она вопрос, после которого мы со Степаном уставились друг на друга.
18.
Степан понял, что должен объясниться.
Он делал ребёнку больно, и за это мне его хотелось отлупить!
Дочь страдает из-за него, а у него смелости нет ответ нести перед ними!
Он ведь не только мне лгал, но и собственным детям.
По идее, будь он мужиком, должен был остаться в доме, всё им объяснить и уже после этого уходить с вещами, а свои лобызания с новой избранницей вообще — оставить дома. Да, он надел кепку, солнечные очки и простые джинсы, для многих был неузнаваем в таких вещах, и потому спокойно разгуливал по парку с любовницей под ручку, целовался с ней. Но как же моральная сторона вопроса? Знакомые ведь могли все равно его узнать, вон — дочь даже увидела!
Неужели нельзя было с этим подождать? Какая нужда в конце ноября по парку ходить, словно школьники?
Все эти вопросы не укладывались в моей голове. Поступки были рискованными, даже — глупыми со стороны Степана. Не ожидала от него подобной беспечности.… Или это зазнобушка его уговорила на подобные увеселительные прогулки?
Ехать и держать ответ перед детьми, судя по всему, Стёпа не собирался. Он не стал менять планы ехать домой к этой девушке, но хоть отцепился от неё и попытался прояснить ситуацию Варе. Хотя для девочки в шоковом состоянии от поведения отца этого, конечно же, было мало.
— Солнце моё, — присел он рядом с Варварой и взял её за руки. — Мы с тобой обязательно об этом поговорим. Просто…. не сегодня. Я заеду к вам с мамой, и всё расскажу, хорошо?
“К вам с мамой” — он говорил о себе отдельно. Неужели так скоро свыкся с тем, что теперь с нами не живёт? Или давно искал повод уйти? Тогда зачем уговаривал меня сохранить семью? Неужели только из-за репутации своей? То есть, на то, как будут переживать это всё дети Степану, по большому счёту, плевать с колокольни? Как низко…