Развод неизбежен, предатель (СИ) — страница 5 из 48

— А со мной будешь кушать?

Али тут же кивает и довольно жмется ко мне. А я непроизвольно расплываюсь в улыбке, которая не остается без внимания мужа. Его темные глаза яростно сверкают, а желваки на скулах ходят ходуном.

— Али, почему ты не слушаешь Тамару Аллахвердиевну? — спрашивает Бурак. — Разве я тебя учил такому? К старшим нужно проявлять уважение и…

— Так. Хватит. Я сама покормлю его, — прерываю мужа я, видя, как брови сына сходятся на переносице.

Кажется, Али хочет что-то ответить отцу, однако я не даю этого сделать. Потому что еще одного урагана за сегодняшний день просто не выдержу. Нужно заканчивать этот театр абсурда. Ребенок и так переживает. Вредить его психике — самое худшее, что могут сделать родители. Мне необходимо по возможности отгородить Али от наших разборок с Бураком. И будущих, и настоящих. Нельзя ему их видеть. Пусть растет и живет, как и все дети. Он и так сегодня услышал достаточно…

Не говоря ни слова, я тяну сына на кухню. Довольный таким раскладом, он с удовольствием уплетает всю приготовленную пищу, поглядывая на меня своими темными, как у отца, глазами.


Их внешнее сходство с Бураком сложно не заметить. Али — его маленькая копия. И нос, и губы, и взгляд такой же… Насквозь пронизывает. Точно в душу заглядывает.

А чего стоит роскошная копна черных волнистых волос! Уверена, когда он вырастет, то обязательно будет иметь успех у женских сердец.

Так же, как и его отец…

Однажды, взглянув в темный омут его глаз, я самозабвенно поддалась чарам этого мужчины. Ни минуты не сомневалась в нем, уверенная, что он никогда и ни за что меня не обидит. Не предаст…

Правильно говорят: ни от чего нельзя зарекаться. Вот и я ошибалась, когда-то называя Бурака своим миром… Единственным мужчиной, забравшим мое сердце навсегда.

Но его недоверие… Его предательство вмиг меня поменяло. Теперь уже ничего не вернуть. Не отмотать назад. С того дня, когда он вышвырнул меня из дома, обвинив в измене, между нами образовалась огромная стена, которую уже ничем не проломить. Он собственноручно нас разрушил.

— Мам… — тянет вдруг сын, возвращая меня в реальность.

Я кручу головой, отгораживаясь от угнетающего роя мыслей, и внимательно смотрю на Али. Затем перевожу взгляд на его тарелку.

— Все уже? Наелся?

Сын кивает.

— Еще чай хочу, — просит он. — А ты будешь кушать? Может, вместе?

— А мы разве сейчас не вместе сидим? — Я выгибаю бровь.

— Ну… — Али вдруг встает и придвигает стул ко мне. Так, что между нами не оказывается никаких преград. — Вот теперь да.

Я усмехаюсь и целую его темную макушку. А затем встаю и иду за чайником.

Но как бы то ни было, внутренне сын — это я. У него мой характер. Наверное, потому, что мы с ним проводим очень много времени вместе. Он с детства приучен к тому, что я всегда рядом… А тут, считай, со вчерашнего утра меня не было. Для него это большой стресс. Но Бурак этого не понимает. Как, впрочем, и все его родственники.

Для них выбросить невестку — значит очистить дом от вселенского зла, но о ребенке и его самочувствии никто даже думать не станет. А ведь это самое главное…

Придерживая чайник одной рукой, я наливаю сыну и себе чай. Он тут же хватает рафинад и бросает его в жидкость. Начинает мешать ложкой, а я присаживаюсь возле него и автоматически обхватываю обеими ладонями горячий стакан с чаем, но боли не чувствую. Наверное, потому что ворох мыслей не дает мне глотнуть воздуха. Или из-за того, что внутренняя боль гораздо сильнее внешней. Она ее просто заглушает.

Допив чай, сын тут же встает с места и, увидев, что мой стакан пуст, хватает меня за руку и тянет в сторону зала.

И что там говорила Тамара Аллахвердиевна? «Не хочет еду? Бросается ею? Капризничает?»

Чушь. Он бы никогда не поступил так, не будь на это причин. Али — вовсе не избалованный ребенок. Сын, как и все, хочет теплого отношения и ласки. Вот и все. А ему этого не дают. Понятное дело, что он начнет возмущаться.

Когда мы возвращаемся в зал, я снова натыкаюсь на холодный взгляд мужа. Спокойно выдерживаю его и выгибаю бровь.

— Али, ты позавтракал? — спрашивает он участливо.

Сын вместо ответа просто кивает, а затем тянет меня в другую сторону, заговорщически шепча:

— Пошли поиграем. Я тебе покажу новые игрушки и…

Он внезапно зевает. Останавливается на полуслове. Еще один зевок вводит меня в ступор.

Я щурюсь, всматриваясь в… сонное лицо сына и недоумеваю. Догадка выстреливает в минуты. Я крепко сжимаю кулаки.

— Бурак, — прокашлявшись, интересуюсь строгим тоном — Али что, не спал ночью?

Муж дергается от вопроса. Поджимает губы. Я не перестаю смотреть в его глаза, а он… впервые отводит взгляд.

Поверить не могу! Значит, это мы тоже умеем. Никогда подобного не наблюдалось. Всегда такой гордый, смелый. А тут отворачивается от меня. Надо же. Стыд проснулся?

— Бурак, — повторяю я с нажимом. — Я вообще-то у тебя спрашиваю. Наш сын не спал ночью? Почему у него глаза сонные? Я еще как пришла заметила, но не подала виду. Но теперь… признаки налицо. Может, объяснишь мне? Или продолжишь уворачиваться от ответа?

Между нами повисает гнетущее молчание, которое давит на виски с каждой последующей секундой. Слышно лишь тяжелое дыхание мужа и стук моего сердца, постоянно отбивающего неровный ритм.

Я втягиваю воздух и хмурюсь, ожидая вразумительного отклика.

— Али не спал всю ночь, — хрипло отзывается он, соизволив прервать тишину. И добивает следующей фразой: — Плакал и звал… тебя.

Глава 6

Он стискивает пальцы до белых костяшек. На меня не смотрит, а я разочарованно качаю головой.

Мне хочется тут же расслышать сказанное. Забыть, как страшный сон. Муж ведь мог позвонить мне. Сказать о самочувствии сына… Но даже зная, что Али не смог уснуть без меня, ничего не предпринял. Не сделал ни единого шага для его успокоения.

Оставил Али одного мучаться от бессонницы, в неведении о том, что случилось с его мамой.

Снова смотрю на сына, на то, с каким усердием он покрасневшие глаза и раз за разом зевает.

Не теряя ни минуты, я подхватываю Али на руки, и он тут же кладет голову на мое плечо. Иду в детскую, напоследок бросив полный негодования и презрения взгляд на Бурака.

Перед тем, как уложить Али спать, я ставлю его под душ. Он довольно, но вяло улыбается, хотя обычно очень подвижен в эти мгновения, что вызывает у меня протяжный вздох. На него совсем не похоже, и это очень расстраивает. А отношение мужа приводит в ужас.

Вот как так можно?! Зная, что твой ребенок не спал, как ни в чем не бывало встречать новый день…

Хотя… о чем я вообще? Человек, который, толком не разобравшись в ситуации, вышвыривает жену из дома и запрещает ей видеться с сыном… Чего еще от такого ждать? Верно. Всего что угодно.

Однако сын все же другое дело. Какие бы между нами ни были разногласия и недопонимания, Бурак не имеет права так себя вести. Насильно отрывать от меня Али, наплевав на чувства нашего малыша… Это жестоко. Даже для него.

После душа я переодеваю сына в чистые вещи и укладываю в постель. Он практически сразу засыпает, бормоча радостное: «Мама рядом». От этих слов внутри меня нарастает волна любви и нежности, но в тоже время просыпается и другое чувство. Чувство, неподвластное мне… Оно идет из груди.

Ненависть к Бураку. За то, что так поступил с сыном, за то, что разлучил его с матерью. Под гнетом своей «правоты» и непонятно откуда взявшейся уверенности в моей измене он позволил четырехлетнему малышу не спать всю ночь и ломать голову над тем, куда делась его мать. Почему оставила его одного.

Обычно Али перед сном может часами рассказывать свои истории. Болтает без умолку, переплетая их с новостями из детского сада. А сейчас сил на это у него совсем нет.

Я осторожно выпутываюсь из его объятий, и, укрыв сына одеялом, иду в спальню. Необходимо и самой принять душ и переодеться. Ведь со вчерашнего дня на мне то же платье уже не первой свежести. Выглядит не лучшим образом.

Я беру из шкафа бежевые брюки, выбираю подходящую футболку. Принимаю душ, одеваюсь. И едва выхожу из просторной ванной комнаты, тут же ударяюсь носом о чью-то грудь. От этого простого действия я моментально покрываюсь мурашками.

Знакомый запах забивает легкие. Проникает в кровь. Течет по венам. Случайная встреча сбивает с толку. Вызывает протест и поднимает в душе бурю негодования.

Я думала, что больше не увижу Бурака сегодня. Отдохну. Оклемаюсь. Приду в себя и соберусь с мыслями.

Но он никуда не ушел… Остался дома.

Я поднимаю голову и встречаюсь взглядом с бездушными глазами мужа, в отражении которых по глупости всегда видела себя. Умирала от тоски, когда его не было рядом. Ставила его на пьедестал. Любила до безумия. До дрожи в коленях… Считала единственным и неповторимым.

Но все это оказалось ложью. Лишь иллюзией. Я не узнаю своего Бурака…

Того, кто однажды забрал мое сердце.

Сейчас перед собой я вижу жестокого, расчетливого человека, не проявляющего ни грамма эмоций, будто все эти годы он просто успешно играл роль любящего мужа.

От него веет арктическим холодом. Взгляд, которым он осматривает меня, режет на части. Убивает все, что было между нами за пять лет совместной жизни. Обнажает все моя подспудные страхи.

Сейчас рядом с ним я ощущаю лишь растущую пустоту в душе и осколки любви, сгорающей в пылающем костре ненависти.

Он практически обнажен. Исключение — штаны, которые едва держатся на бедрах.

Судя по наличию полотенца на плече, собирается в душ.

Глубоко вздохнув, я мотаю головой, словно отряхиваясь от тягостных мыслей, и, больше не смотря на мужа, иду к дверям.

Бурак всегда умел накалять атмосферу до предела. Жизнь рядом с ним — как на пороховой бочке. Пространство сужается до минимальных размеров. Просто раньше все это было пропитано любовью и моими наивными мечтами. Сейчас же… рядом с ним тяжело дышать. Грудь сдавливает, словно тисками.