На мгновение его взгляд потемнел, а выражение лица ожесточилось, словно мои слова уязвили его. Но он тут же вернулся к своей излюбленной маске — ледяному взгляду и обманчиво мягкой улыбке.
— Я привык подозревать всех. Прямых улик против вас нет, — обманчиво спокойно ответил он, но в глазах его сверкнула сталь. — И поверьте, будет лучше, если так и останется.
«М-да… Вот и соблазнили…» — раздался в моей голове задумчивый голос Бруо.
Я была дурой, если думала, что за пять лет Алерис не изменился. О нет… Просто он научился играть более изощренно…
ГЛАВА 11. ЛЕГЕНДА О ПРАРОДИТЕЛЕ
«Что будешь делать, если твой бывший муженек доберется до правды еще до того, как влюбится?» — спросил меня Бруо, пока мы ехали по пустынной городской улочке.
— Я разве тебе уже не говорила? Предпочитаю решать проблемы, когда они возникнут. Какой толк думать об этом? Сейчас сделать я все равно ничего не смогу, — ответила я ему, скользя взглядом по каменной клади высоких зданий и узким окошечкам, меж которых, как своды арок тянулись бельевые веревки.
Что ни говори, а я любила города.
За пять лет мне много где удалось побывать. Часто я в поисках прорвавшихся на Четвертый План монстров несколько дней шла по пустынной равнине, с редко встречающимися по пути селениями, или сутками пропадала в горах. Природа империи потрясала красотой и многообразием, но все же города мне были ближе.
Мне нравилось смотреть на то, как горожане преобразовывали под себя пространство: как какой-нибудь лавочник оборудует для своего маленького магазинчика угол узкой улицы, как женщины найдут фонтан, в котором будут стирать свои вещи, чтобы не таскать воду домой, как какой-нибудь романтик соорудит домик из палатки на плоской крыше здания и будет любоваться закатом с возлюбленной.
Природа была дикой и необузданной в своей красоте, но драйлы или норы были очаровательны в своей изобретательности.
«А ты не боишься, что подозрения оттолкнут его от тебя? Он не выглядел довольным сегодня утром… Мне вообще показалось, как будто мы откатились в своем прогрессе в самое начало, если не дальше», — обеспокоенно проворчал Бруо.
— Чем ты слушал? — усмехнулась я. — Его интригует моя тайна. Думаю, у Алериса с самого детства было все, о чем бы он не попросил. А потому его манит то, что он не может получить или разгадать сразу. Если бы я выложила ему все, как на духу, или начала вешаться на него и кричать о своей любви, он бы тут же потерял интерес.
Гаольф на какое-то время замолчал, думая о чем-то своем, а потом возмущенно спросил: «Это что же получается… Вот, если бы ты передумала мстить, и осталась бы с ним, он потерял бы к тебе интерес сразу же, как заполучил? Так, что ли?».
Вопрос был очень хорошим. Назвать меня знатоком темных закоулков души дракона, конечно, было нельзя, но…
— Я думаю, что так и есть… — кивнула я, поглаживая Бруо меж ушей. — Сейчас его манит моя недоступность. Но как только он удостовериться в том, что желаемая птичка попала в его клетку и уже никуда из нее не денется, как он тут же пойдет искать себе другое развлечение.
«Придурок, — буркнул гаольф. — И еще нас монстрами называют!».
Я в ответ на это рассмеялась, и остаток пути до сиротского приюта, в который мы направлялись, прошел в тишине.
Завидели нас еще на подъезде. Маленькая девочка, играющая на небольшой лужайке перед приземистым двухэтажным зданием с обшарпанной крышей вскочила и, показывая на нас с Бруо пальцами, закричала:
— Жрица! Приехала жрица!
Я с улыбкой помахала малышке и, спрыгнув с гаольфа, а она восторженно таращилась на моего монстра.
— Вы и правда существуете! — воскликнула она. — Матушка Энн рассказывала о вас сказки! Вы правда спасаете маленьких деток от монстров?
Присев на корточки рядом с девчушкой, я вытерла ее чумазую щеку и, встретив взгляд ее искрящихся карих глаз, кивнула.
— Только, тс-с-с. По правде говоря, это большой секрет.
— Тс-с-с, — повторила за мной она, прижимая ладошку ко рту и хихикая. — Я позову матушку Энн!
Малышка скрылась за большой деревянной дверью, а я огляделась. Здание было старым, и ему требовался ремонт, но дорожки были вычищены, лужайка — облагорожена, а в каждом окне виднелся горшок с зеленым растением. Девочка была не пухленькой, но и не худой. Ее волосы были убраны в аккуратную косу, и у нее был простенький, но теплый плащ без заплаток. И здесь была даже какая-то матушка Энн, которая сочиняла для детей сказки.
Приют не купался в деньгах, но о воспитанниках здесь заботились. И это было самым главным.
Как только у меня стали появляться лишние деньги, а происходить это начало около четырех лет назад, я решила жертвовать их на содержание детей. Мне было слишком хорошо знакомо, что это значит — нуждаться в пище или теплом, не продуваемом всеми ветрами доме. А потому денег для сирот мне было не жалко. Но за четыре года мне довелось побывать в разных местах. Где-то детей использовали, как маленьких рабов, где-то заставляли просить милостыню у приезжих в город гостей, где-то владельцы приютов собирали деньги на поддержку детей, а потом тратили их на себя. Всякое бывало. Но я рада, что хотя бы в этом месте все было в порядке.
Тяжелая дверь снова открылась, и на улицу выкатилась целая орава ребятишек в окружении невысокой пожилой женщины. В уголках ее глаз были морщинки, свидетельствующие о том, что она часто улыбалась. На губах покоилась улыбка, а все лицо буквально светилось теплом и добротой.
— Светлейшая Айрэн, какая честь! — проговорила она, подходя ко мне и кланяясь.
Дети цеплялись за ее юбки и смотрели то на меня, то на Бруо с огромным любопытством. А та девочка, которая встретилась мне первой, смотрела на меня с хитрой улыбкой, как бы говоря, что секрет она все еще хранит.
— Добрый день, — улыбнулась я сначала воспитательнице, а потом обвела взглядом малышей. — Я пришла проведать вас, узнать, как вы поживаете, не нужно ли вам чего-то.
— Спасибо за беспокойство, светлейшая, — кивнула женщина, запуская руку в волосики ближайшего к ней ребенка. — Меня зовут Энн, я присматриваю за этими проказниками.
— Проказниками? — приподняла я брови. — Что ж… Я тоже знаю одного проказника, — я оглянулась через плечо на гаольфа. — Это Бруо, он мой друг. Выглядит он страшно, но на самом деле добряк, которых поискать. И знаете что?
— Что? — наперебой спросили дети.
— Он обожает играть с такими проказниками, как вы. Лучше всего у него получаются салочки. Хотите проверить?
Дети радостно загомонили, Бруо довольно фыркнул, и вскоре лужайка наполнилась визгами, криками и добрыми порыкиваниями моего монстра.
Энн наблюдала за этим с улыбкой, но во взгляде ее мелькало беспокойство. Особенно, когда гаольф подходил близко к детям.
— Не волнуйтесь, — произнесла я, глядя, как осторожно бежит Бруо, и как он бережно подпихивает ребенка в спину, «засаливая» его. — У него большой опыт в качестве няни.
Воспитательница кивнула и посмотрела на меня с теплотой.
— До меня доходили слухи, что вы часто посещаете сиротские приюты. Это греет душу, что за нас есть кому молиться. Но я даже и не надеялась увидеть вас лично, светлейшая, — в тоне ее улавливалось глубокое уважение, граничащее с благоговением.
— На самом деле, у меня кое-что для вас есть, — произнесла я, и, сняв с пояса тяжелый мешок, скрытый под мантией, протянула его женщине. — Думаю, этого хватит на ремонт здания.
Все по разному принимали деньги. Кто-то отнекивался из вежливости, кто-то сразу хватался, кто-то решительно отказывался принимать, но матушка Энн меня удивила. Она сначала низко поклонилась, а потом скромно поблагодарила и взяла протянутый мешочек.
Это мне понравилось. Я уважала тех, кто осознавал свои нужды и возможности. Воспитательница прекрасно и сама понимала, что их крыша нуждается в ремонте, да и вообще… Денег на детей никогда не бывало много. А потому она не стала одеваться в ложное благородство, а спокойно приняла то, что даровал ей Прародитель моими руками.
— Как у вас прошла зима? Много ли детей заболело? — спросила я, наблюдая за тем, как салочки постепенно превращались в игру «заберись на спину к гаольфу».
— Лучше, чем предыдущая. Горожане пожертвовали нам хорошую сумму, и мы смогли починить отопление. Переболели все, но никто из них от нас не ушел, и это главное, — отозвалась женщина.
— Давно вы присматриваете за детьми? — поинтересовалась я.
— Как только овдовела и потеряла своего ребенка, — ответила она безо всякой горечи, было видно, что она давно отпустила прошлое. — Прародитель многое у меня отнял, но и многое подарил. Для всех этих ребятишек я, как мать, которой у них никогда не было.
Послушать ее историю мне было интересно, и я уже открыла рот для нового вопроса, как вдруг почувствовала, как дергают мою мантию. Это оказалась та самая девчушка, которая теперь смотрела на меня большими карими глазами и беззубо улыбалась.
— Светлейшая, а вы споете для нас?
— Изи, это очень невежливо — просить о таком жрицу, — строго проговорила матушка Энн, но малышка, будто и не слыша ее, продолжила смотреть на меня наполненным надеждой взглядом. А следом за ней присоединились и другие дети.
«Спойте! Спойте», — кричали они, смеясь.
— Простите их… Не знаю, что это такое на них нашло… — забеспокоилась женщина, пытаясь утихомирить детей.
— Ничего страшного, — успокоила я ее. — Я спою.
Мои слова сработали, как заклинание, и вот уже на меня в немом ожидании уставилось с дюжину малышей. Несколько потрепанный Бруо уселся позади них, как охранник.
— Я попрошу Прародителя даровать вам счастье, — пообещала я им, и их глазки зажглись надеждой.
И тогда я запела, прикрыв глаза и вкладывая душу в каждое слетающее с губ слово, произносимое на ставшим родным за последние годы языке. Как обычно это бывает, мыслями я унеслась на Шестой План, видя перед собой Прародителя. Одна его голова была серебряной, другая — золотой, а третья — черной. Он воплощал в себе самую любовь, но в тоже время был строг и суров. Все, что не делалось, происходило с Его позволения, и лишь Ему одному было ведомо, что для нас было благом, а что — злом.