Что-о-о?!
— Я ушла сама, потому что застала тебя в процессе “вдохновения”. На Музе! То есть Музу на тебе! Но спасибо, что напомнил — ушла сама. А теперь пришла сама. Мне нужно забрать мои вещи.
— Ах, да... вещи… — Кеша кивает, но не торопится пропускать меня в квартиру. Смотрит на меня сверху вниз, и в голосе появляются какие-то новые нотки — насмешливые и мерзкие. — Ты… правда решила уйти?
Молчу.
— Ты же… отдаешь себе отчет, Лукерья, в том, что… — продолжает он вкрадчиво, — ты всё неправильно поняла. И неправильно поступила, вот так, уходя, сжигая мосты…
О! По ходу, Кеша вживается в новую роль. Послушаем.
— Да, Луша! — Он принимает вчерашнюю позу философа, только теперь он не голый и без пледика. — Ты жена. Жена! Луша! А жена — это как Пенелопа. Помнишь? Она ждала. Молчала. Пряла. Поддерживала. А я... я творец. Мне нельзя мешать.
Думаю, что грешным делом Иннокентий еще решит попробовать себя в актерстве, тогда совсем пиши пропало!
Смотрю на него и не верю, что всё это действительно происходит.
— Я как Маркес, Луша. Маркес, понимаешь?
— Габриэль Гарсия? — Стараюсь не ржать.
— Да! Он! Маркес. Я пишу свою книгу! Я жизнь на нее положил! Жизнь! Мне нужна Муза! Муза! А не скандалы. Ты — стабильность, быт. А она — вдохновение! А вдохновение приходит только на свободе!
Он выбрасывает руку вперед, как диктатор, произносящий речь с трибуны.
Еле сдерживаюсь. Жалею, что сразу не вызвала санитаров.
Кеша, конечно, велик.
Его бы энергию, да в мирных целях!
— Мне нужна свобода, Луша! Пространство мысли! Я творец!
Он еще что-то лепечет про творческое пространство и тонкую душевную организацию, как вдруг из-за моей спины доносится знакомое, сухое:
— Творец?
Мы оба замираем.
Свекровь стоит на лестничной клетке, руки в боки, лицо каменное.
Нефертити, блин…
Медуза Горгона!
МамО!
Смотрит на Кешу, будто первый раз его видит. И не то чтобы приятно удивлена.
— Маркес, говоришь?
— Д-да… Габриэль… Гарсия… — мямлит Кешенька.
Она делает шаг вперед, медленно, как судья на ринге.
— Ты, часом, не ошибся, дорогуша? Ты скорее Ляпис Трубецкой. Помнишь такого? Гаврила был неверным мужем, Гаврила женам изменял…
— Мама!
Голос у нее спокойный, даже будничный, но в нем слышно: всё. Финита ля комедия.
Кеша моргает.
— Мама, что вы такое говорите?.. Почему вы так меня ненавидите? Я… я же… я же Гений! Мне все говорят, что я…
— Гений? Да какой ты гений, господи… — перебивает она.
— Непризнанный! — тонко и высоко говорит Кеша, задирая подбородок. Как в дурном театре.
— Ты идиот, Кеша. Без таланта, но с претензией. Собирай манатки и вали.
— Но… мама… ? Как? — голос у него становится еще тоньше. — Что значит — вали? Это же… квартира…
— Квартира моя, — четко говорит Аделаида. — Моя, понял? И кто тут будет жить — решать мне!
Вот это поворот!
То есть нам с Кешенькой двоим не обломилось?
Кеша открывает рот. Закрывает. Еще раз открывает.
— Пошел вон, — добавляет свекровь. — Выметайся отсюда со своей сикильдявкой, Музой. Чтобы я вас тут больше не видела!
Да уж! Вот это мамО нам показала, как надо жить!
Глава 7. “А я говорила!”
Глава 7. “А я говорила!”
Молча и с опаской прохожу в квартиру вслед за свекровью.
Глазами хлопаю. Не веря в то, что произошло.
Кеша ушел. Из собственной квартиры ушел! Ну, то есть это он считал квартиру своей, ха-ха, три раза.
И ушел! Не я ушла, а он!
Точнее — его ушли.
Надо же! Умереть — не встать!
Ладно. Я, наверное, что-то не так поняла.
Наверное, мамО просто решила сыночку-корзиночку проучить.
Это вполне в ее духе.
А мне рано радоваться.
Мне надо успеть воспользоваться моментом и собрать вещи. Пока меня пустили в мою же собственную квартиру!
Сейчас Аделаида успокоится, вспомнит, что всё-таки она его рожала, кормила, любила, и вернет Кешеньку обратно, только пальчиком погрозит, чтобы вел себя хорошо.
А я что? Я ей никто. Чужая.
Надо быстренько отсюда убираться, пока она, на дрожжах своей злости, не спустила меня с лестницы.
МамО в гневе ой как страшна! Не хотелось бы попасть ей под горячую руку!
Пока она возится в прихожей, я юркаю в свою комнату.
В свою, увы, пока что бывшую комнату.
Тяжело. Всё это было родным, своим, домашним, а теперь мне приходится отсюда уходить в никуда.
Но ничего! Это ненадолго! Мы еще повоюем! Однозначно.
Собираю вещи.
Свой смешной чемодан я предусмотрительно взяла от подруги на работу, там вещи выгрузила, и сейчас он снова со мной. Это хорошо. Еще есть пара сумок. Да, да, тех самых, в клеточку.
Привет челнокам из девяностых.
А что? Они на молнии, очень удобно, и неубиваемые!
Пакую вещи быстро, по-военному. Не давая себе расклеиться.
Костюмы, блузки, водолазки, свитера — откуда так много? А всё надеть нечего!
Спортивные костюмы, футболки, майки… Что-то надо бы выбросить, но сейчас об этом не думаю. Хватаю и складываю.
Пижама, зарядка, косметика, фен. Всё. Здесь пока всё собрала. Пробую закрыть чемодан, а он, зараза, не закрывается.
Что такое не везет и как с этим бороться — картина маслом!
Интересно, может, мне тоже, как Кеше, начать писать книгу?
А что, из моей жизни она бы получилась!
Бестселлер!
Последние дни — тому подтверждение. Не жизнь, а парад несчастий.
Да и на работе много всяких курьезных случаев происходит.
Ну, книгу, это я, конечно, загнула, а вот блог… Или хотя бы заметки, статьи в дзене. А что? Вдруг у меня талант?
“Записки неудачницы”. Нормальное же название?
Или “Лушкины рассказы”...
Лушкины, клушкины — можно словами поиграть.
Правда, когда мне всё это делать? У Кеши, естественно, свободного времени был вагон, а у меня работа, клиенты, еще и халтуры…
Так задумываюсь, что не сразу понимаю, что кто-то рядом стоит.
Но прямо ощущаю чье-то присутствие.
Как будто рядом Чернобыльская АЭС радиацией фонит. То еще “удовольствие”. Сдуваю со лба прядь волос, поворачиваю голову, гляжу в проход.
Свекровь и правда стоит в дверях.
Руки скрещены на груди, лицо такое суровое — прямо как у коменданта на обходе.
— И что это ты делаешь?
Я не отвечаю. Но многозначительно указываю глазами в чемодан, в котором вся моя жизнь уместилась.
МамО хмыкает и продолжает:
— Молчишь? Вещички собираешь? Тогда слушай!
Глаза закатываю, плюхаюсь задницей на пол. Уже представляю, что она скажет.
— А я говорила!
Да, да! Браво! Именно с этой мерзкой интонацией! Хочется зааплодировать ей, но я молчу и смотрю.
— Я говорила, Лукерья! Я предупреждала. Говорила же тебе сразу — беги от него подальше. А ты? — Она искажает голос, передразнивая меня: — “Кешенька то, Кешенька это”… ага? Не помнишь? А я помню. Я тебе что сказала на свадьбе? А ты не слушала! В глазах звезды, как будто не простого мужика поймала, а бея турецкого! Султана Сулеймана, прости господи.
Я прикусываю губу, но молчу. Конечно, я помню. Но толку? Звучит это из уст свекрови ужасно, но да, так оно и было. И Кешенька, и лапочка, и даже мой султан Сулейман!
Зачем она теперь об этом вспоминает? Неужели думает, что я должна была тогда на свадьбе поблагодарить ее и прямо из ресторана свинтить?
Откуда же я знала, что вот так у нас с Кешей сложится?
Свекровь смотрит на меня сверху вниз и вдруг тоном тише добавляет:
— Дура ты, Лукерья.
А вот это обидно. Почему-то от этой фразы особенно. Может, потому, что звучит совсем не зло? И справедливо. Да.
Свекровь говорит правду. Дура я и есть! Но это не значит, что мне сейчас нужно от нее такое “утешение”.
Хочу уже что-то ответить, как она руку вперед выставляет:
— Ладно, не дрейфь! Прорвемся! Всё поправимо, Лукерья, — добавляет она веско. — Бросай ты этот чемодан. Он тебе не понадобится. Потому что тебе не надо никуда уходить.
Я поднимаю на нее глаза. Что?
— Давай, давай, выкладывай всё обратно.
Торможу, зависаю.
— Как это — мне не надо никуда уходить?
— Что ты смотришь? Квартира по документам моя. Но жить в ней будешь ты. Ты за нее платила — всё по-честному.
Не въезжаю. Кажется, это какая-то шутка.
— А как же… Как же ваш сын?
— Что мой сын? — она хмыкает и морщится, словно понюхала под хвостом у собаки. — Мой сын — неудачник! Гений непризнанный! Я всегда тебе говорила — мой сын тебя недостоин. Ты не слушала. Ну ладно, я тоже свою свекровь не слушала, все учатся на своих ошибках и сами шишки набивают. Вот и ты свою набила, Лукерья!
Свекровь смачно ударяет себя в лоб.
— Ну ничего! — Она подходит ко мне поднимает с пола и, о господи, обнимает за плечи. — Я тебе так скажу. Развелась — и умнее стала. В следующий раз такой ошибки не совершишь. Не переживай. Квартиру оформим на тебя. Всё будет чин-чинарем. Только после развода! Чтобы Кеша никаким боком! С разводом я помогу. Ох, хорошо еще, что детей нет. Было бы больше проблем. И я считаю, что Кеше лучше вообще не размножаться! Ты же не беременна?
— Нет! — с облегчением мотаю головой.
Только ребенка от Кеши мне для полного счастья не хватало!
— Вот и славно. Будешь тут жить и поживать, а Кеше — хрен с маслом!
Я всё еще держу в руках ручку сумки, будто она спасательный круг, за который я держусь, чтобы не утонуть. А сама смотрю на свекровь и до конца не верю своим ушам.
Как она может так о своем сыне? И неужели правда отберет квартиру от родной кровиночки и отдаст чужой, по сути, девушке?
Кто так вообще делает? Мне всё еще кажется, что это какой-то трюк.
Что она хочет просто проучить Кешу и запугать его тем, что отдаст квартиру мне. Но на самом деле это не так. Я боюсь верить, что Аделаида Степановна на полном серьезе решила лишить своего сына жилплощади.