И вот результат налицо: самка охамела до крайности, решила, что ей все позволено.
— Пока остаешься. Но не думай, что я просто так на пузо поведусь. Учти, проверю.
От разговора отвлекает входящий вызов. Теща…
— Позже наберу тебя, а теперь иди и работай, ради всего святого, а не просто слоняйся без дела по моему офису.
Позднее я потащу ее в больницу и лично все проверю.
Пока отвлекаюсь на разговор с тещей.
Маша вышла. Наконец-то!
— Алло.
— Добрый день, Глеб, — голос мамы Оли звучит взволнованно, хоть и суховато.
По одному приветствию становится ясно, что Оля маме рассказала… Еще бы!
Тру глаза, переносицу, легче не становится. Все наваливается…
Об Оле лишний раз стараюсь не думать: злость накатывает!
— Здравствуйте, Наталья Вячеславовна, — отвечаю нейтрально. — Как дети?
На этих словах голос немного выдает мои эмоции. По детям соскучился люто, а еще грудную клетку раздирает чувством вины перед дочкой. Кажется, я ее напугал. Напугал… Не хотел. Меня как будто выбило из себя. И Олю я тоже напугал. Они так похожи — Олька и Тома… Думаю о дочери, а у нее глаза жены. Думаю об одной дочери, но через ее взгляд на меня с укором смотрят обе — и дочка, и ее мать — моя жена. Моя…
— Неплохо. Оттаяли. Дети вообще быстро отходчивые, рады быть в гостях, конечно. В гостях хорошо, но дома лучше. Всегда так говорят. А как у вас с этим?
Ее голос на последних словах немного дрожит. Чувствую, что высказаться она хочет, но придерживает слова.
— Оле нужно отдохнуть. Если вы не против, конечно, — добавляю сухо.
— Я-то не против. Это моя дочь, Глеб. Единственная!
Снова в ее голосе слышится укор невысказанный: я тебе свою кровиночку доверила, а ты…
А я…
Перед глазами — тот самый взгляд жены. Душу рвет на лоскуты обвинениями.
— Глеб, у тебя сейчас очень тяжелое время. Я своих родителей схоронила и знаю, каково это…
Э нет, Наталья Вячеславовна, при всем моем уважении, ни хрена вы не знаете! Даже близко не подобрались…
— Тебе тяжело, Глеб, но это не повод обижать Олю. А ты ее очень… очень сильно обидел. Я так была рада вашей семье и не понимаю, что случилось? Ты можешь ответить?
— Разберемся, Наталья Вячеславовна.
— Я не знаю, как ты собираешься разбираться, Глеб, и когда ты собираешься это делать. Но Оля… Оля поехала собирать вещи. Вот так.
— Оля поехала… — повторяю. — Что?! ЧТО?!
Н емогу в это поверить!
Вещи она забрать решила… Я думал, поживет у мамы день-два, перебесится, успокоится…
— Извините, мне надо идти! До свидания, — прощаюсь быстро и отключаюсь, не дослушав, что она еще мне советует.
Кажется, не пороть горячку или что-то в таком духе.
Решительно покидаю офис с мыслью: никуда она не поедет!
Никакие вещи не соберет…
Детей моих забрать решила?!
Не позволю…
***
Она
Я иду в комнату Тамары и вдруг понимаю, что в квартире я больше не одна…
Коридор, который ведет в детские спальни, изогнутый буквой Г, потому из этого участка мне не видно всего, но слышно. Уже у самой спальни, когда на ручку двери ложатся мои пальцы, я слышу эти звуки.
Шаги.
Уверенные мужские шаги, которые разносятся по моей квартире. Я не слышала, как щелкнул замок. Может быть, дверь открывали, но я точно не слышала, просто ушла в себя, свои мысли и переживания.
Я не одна.
Кто это? Глеб? Я думала, он на работе!
Приглушенный шепот. Цокающие шаги.
По коже бежит мороз: он не один. С женщиной!
Сердце рухнуло вниз, в самые пятки.
Это и мой дом — тоже. Если Глеб пришел с другой, если привел ее нагло в наш дом, я имею право указать ему на место.
Не нужно ничего бояться. Но у меня такой холод по спине… Просто лютый мороз.
Я могу зайти в детскую и спрятаться там, но что дальше?
Нет, не буду я прятаться, не стану.
Заставляю себя отпустить ручку двери, пальцы стали скользкими от пота…
Делаю шаг в сторону общего коридора, успеваю выхватить женский силуэт.
Вскрик. Ко мне метнулась размытая тень мужчины.
Моему шоку нет предела. Теперь я поняла…
Но через миг меня толкнули.
Яркая боль заливает все чернотой.
Глава 13
Он
Вставляю ключ в дверной замок, но через миг понимаю, что в этом нет необходимости.
Дверь приоткрыта.
Я сразу же наполняюсь тревогой: дверь открыта, почему?
Жена за вещами приехала и не закрыла, что ли?!
В облаках витает, что ли?
Но тревога не на пустом месте же возникла, верно?! Рванув дверь, захожу внутрь.
В отдалении раздается знакомый женский голос, он не принадлежит жене.
— Да, поскорее, пожалуйста. Она без сознания…
Шаги ускоряются, я перехожу на бег и поскальзываюсь на чем-то влажном.
Словно в кошмарном сне я вижу, как моя жена лежит на полу, и ее темные волосы слиплись от крови.
— Ааа! — вскрикивает девушка, которая стоит на коленях возле… возле Оли. — Глеб!
— Ты?!
Удивленно смотрю на подругу жены.
— Ты что здесь делаешь?
Она вытирает бледное лицо дрожащими пальцами.
— Подругу пришла проведать. Навестить хотела, дверь открыта… Боже, Глеб.
— Оль. Олька. Оленька…
Почему у нее лицо такое бледное? Обескровленное! И руки такие безвольные, как плети.
— Оль, очнись, Оленька, скажи хоть что-нибудь. Скажи!
Поневоле голос срывается. Я трогаю ее, умоляю очнуться, ничего не помогает. В какой-то миг мне даже начинает казаться, что и ее дыхания не чувствую.
— Она не дышит!
— Не дышит? — ахает Таня.
Вид такой, будто сейчас отъедет в сторону.
— Что ты видела? Что произошло?
— Она уже так лежала, я всего минуту или две как пришла, Глеб… — рыдает. — Мне плохо! Глеб… Сделай что-нибудь. Может, перенести ее?
Я тянусь к жене, но потом с трудом заставляю себя замереть на месте.
— Нельзя. Оль… Оленька. Очнись, открой же глаза. Открой…
Огромный груз вины наваливается на меня. Чувствую себя полным ничтожеством: если бы не я, если бы не наша ссора, она бы не приехала сюда собирать вещи. Какой-то ублюдок проник в квартиру!
Конечно, в такие моменты новости быстро разносятся. Те же соседи судачат, а слухи забираются далеко. Кто-то хотел поживиться. Днем… Пока все кругом на работе, в школе… Одни старушки по квартирам сидят в такое время и, как назло, ничего не видят и не слышат!
Я в каком-то трансе. Чувствую, что вот-вот умом тронусь. Мать, отец, теперь и жена… Только не она! Только не она…
Прижимаю прохладные пальцы к губам, чувствую, как меня трясет.
— Глеб, приехали. Отойди, Глеб! — трясет меня за плечо Таня.
Я отхожу с трудом, меня отпихивают, а потом еще и прикрикивают, чтобы не лез, куда не следует.
Я вижу, как медики вокруг моей жены суетятся и чувствую себя бессильным и абсолютно никчемным. Еще и Танька эта мельтешит, сажусь с трудом, под ботинками что-то хрустит.
В стороне валяется большой осколок. Поднимаю. Это… часть большой, тяжелой пепельница. Она в красном. В ее крови. Твою мать… Меня чуть не замутило!
Жену увезли. Все еще без сознания! Но живая…
Потом — менты. Допрашивать начали… Все перерыли, обратили внимание на сумки с вещами. Следак задает вопросы, один другого гаже, а взгляды… полные подозрения.
Не выдерживаю.
— Ты меня подозреваешь, что ли? — почти кричу. — Больной, что ли? Я отца на днях схоронил, думаешь, еще и жену хочу похоронить.
— Значит, вы были поражены смертью отца, ясно, — делает пометку. — В каких отношениях вы состояли с супругой?
— В отличных!
— Она собирала сумки с вещами?
— У мамы погостить хотела.
— С такими баулами? — усмешка. — Ясно.
— Что тебе ясно?! Когда я пришел, дверь была открыта, и здесь подруга уже была. Понимаешь? Я позже пришел.
— Выйти совсем несложно, а потом снова зайти, — отвечает туманно.
Я взрываюсь, как кипящий чайник.
— Нет, ты все-таки мне это прилепить хочешь, да? На меня повесить решил! — возмущаюсь.
Следователю плевать, продолжает задавать вопросы.
Он смотрит на меня с подозрением.
Криминалисты упаковали осколок пепельницы. Следователь взвешивает его на ладони:
— Ничего не хотите сказать, Глеб Алексеевич?
Я едва не двинул ему по роже…
С трудом сдержался.
— Надо будет снять ваши отпечатки пальцев. Если злоумышленник был здесь, он мог наследить. Проверим все.
Усмехаюсь: я тут живу, вообще-то.
Тут кругом мои отпечатки пальцев! И на той дурацкой пепельнице, в том числе…
Верно говорят, беда никогда не приходит одна.
Неожиданно чувствую себя чужаком, находясь в стенах своей квартиры.
Прислоняюсь плечом к стене, жду, пока все уйдут, и в больницу, к жене рвану. Хорошо, что дети с тещей.
Надо ей позвонить, да?
За стеной, в соседней комнате, тихим голосом беседует с одним из команды следователей подруга жены.
Я лишь краем уха уловил вопрос:
— Какие отношения были у Смирнова Глеба с его супругой?
Таня на миг встречается глазами с моим взглядом.
— Откровенно говоря…
Следователь закрывает дверь.
Конечно, нас всех еще не раз допросят!
Но первое впечатление, черт побери, играет большое значение.
И я произвожу не самое приятное впечатление, да?
И в довершении всего краем уха уловил разговоры ментов, когда они уже уходили, толкались во дворе, рассаживаясь по тачкам.
Я-то тоже спешил. В больницу…
— Что думаешь, Иван? — курит один в форме.
Второй презрительно кривит губы:
— Бытовуха обычная. Как всегда… Не знаешь, что ли? Более семидесяти процентов всех ссор, драк и убийств проходят среди членов одной семьи.
Ротозеи! Искали бы лучше, кто это сделал, а не перекладывали вину так, чтобы можно было дело о нападении поскорее состряпать.
***
Она
Прихожу в себя в больнице.
Голова тяжелая, шевелиться сложно. Меня тошнит и мутит… Даже оторвать голову от подушки не получается. Осторожно себя ощупываю — голова распухшая, бинты пальцами чувствую.